Состоятельная женщина. Книга 2 - Брэдфорд Барбара Тейлор - Страница 23

– Это прекрасно, Блэки.

Эмма сказала эти слова так равнодушно, что Блэки сразу встревожился, заметив ее отстраненное выражение лица и явное отсутствие интереса к его рассказам. Он внимательно посмотрел на нее и заметил глубокую грусть в ее зеленых глазах и жесткую складку у рта. „Даже не столько жесткую, сколь горестную”, – решил он. Ему хотелось узнать, что ее так расстроило, но он снова удержался от расспросов. Продолжая говорить о крыле дома, которое ему предстоит спроектировать и построить, Блэки украдкой следил за ней. Наконец он не выдержал и спросил:

– Почему ты выглядишь так грустно, дорогая? На тебя это не похоже.

Она не ответила.

– Послушай, Эмма, у тебя такое унылое лицо, прямо как пасмурный день. Что тебя так расстроило?

– О, ничего, ровным счетом…

Она немного поколебалась, а потом выговорила:

– Просто меня немного тревожит, что ребенок до сих пор не окрещен.

Блэки в изумлении уставился на нее. Потом откинулся назад и громко расхохотался. Эмму, очевидно, задел его смех, но он уже не мог остановиться.

– Что я слышу! Она озабочена, что ребенок не окрещен! – повторил он за нею, стараясь не улыбаться. – Я просто не верю своим ушам, Эмма. Какое это для тебя имеет значение, если ты месяцами твердила мне про свой атеизм.

– Да, я атеистка и не изменила своих взглядов в этом вопросе! – закричала Эмма. – Но я не считаю себя вправе решать за свою дочь и не крестить ее. Когда девочка вырастет, она, возможно, будет верующей, и тогда она сможет затаить обиду на меня за то, что я не окрестила ее.

Блэки увидел, что Эмма рассержена всерьез, и спросил:

– А почему бы тебе не пойти к викарию церкви Христа и не уладить это дело?

– Да не могу я этого сделать, пойми же наконец! – резко перебила его Эмма, и холодно взглянула на него. – Викарий потребует свидетельство о ее рождении, так всегда делается, и он сразу увидит, что она, не… незаконнорожденная, и откажется крестить ее. Кроме того, я не желаю ни его, ни кого либо еще посвящать в свои дела.

– Хорошо, Эмма, если ты не хочешь идти в церковь Христа, то я не знаю, что нам тогда делать. Мне кажется, что другого решения нет – ты не сможешь окрестить ее, вот и все!

– Да, я и сама прекрасно знаю и поэтому не собиралась говорить с тобой об этом, пока ты сам не спросил, что меня огорчает. Ты прав, тут ничего не поделаешь. Мне остается лишь одно – надеяться, что мой ребенок в один прекрасный день не разгневается на меня.

«Если ребенок когда-нибудь рассердится на тебя, то только из-за незаконности своего рождения, а не из-за крещения, точнее – из-за отсутствия такового», – подумал про себя Блэки, но вслух произнес:

– Ты так непоследовательна, крошка. Послушай, Эмма, если это для тебя так много значит, то почему бы нам не отнести ребенка в церковь в любой другой части Лидса, где тебя никто не знает, и не окрестить ее там? Тогда не будет иметь значения, что кто-то увидит ее метрику.

– Нет, нет! Я не хочу, чтобы еще хоть одна живая душа знала, что она незаконнорожденная, – огрызнулась Эмма.

Внезапно Блэки осенила великолепная идея.

– Я придумал! Мы окрестим ее прямо здесь и немедленно.

Он вскочил на ноги и решительно шагнул к раковине на кухне.

– Думаю, что вода Лидсской корпорации достаточно хороша для крещения. Принеси мне какую-нибудь емкость, – весело крикнул он.

– Что ты имеешь в виду, говоря, что мы сами окрестим ее? Я не понимаю тебя, – нахмурилась Эмма.

– Раз ты так волнуешься, что она не окрещена, то я собираюсь это сделать сам, прямо сейчас. Поднеси ее к раковине, да пошевеливайся, – торопил ее Блэки, стоя в дверях кухни.

Лицо Эммы выражало недоверие.

– Это сделаешь ты?! Но будет ли оно правильным, я имею в виду крещение? Будет ли оно настоящим?

– Верь в это, и крещение будет таковым. Делай, что я говорю, – скомандовал Блэки. – Я справлюсь с этим не хуже любого викария или священника. В конце концов, хоть я и не очень праведный католик, но еще верю в Бога, и ты об этом знаешь. Я могу не ходить в церковь, Эмма, но я никогда не терял веры. Никогда, поверь мне. Бог живет в каждом из нас, я глубоко уверен в этом. Я чувствую Его в своем сердце, а это важнее всего. Чувствовать, что Его любовь и Он сам навечно с нами.

Эмма удивилась, но поверила каждому его слову, а Блэки продолжал свою прочувственную речь:

– Я не думаю, что Он разгневается на меня за то, что я в сложившихся обстоятельствах взялся за это дело. И Он примет девочку в число возлюбленных своих детей. Верь в это и Он придет. Его собственный сын, Иисус, говорил: «Сострадайте детям малым, пришедшим ко мне, и не отталкивайте их, ибо так вы приближаете Царство Божие». Поверь мне, что важны само крещение и дух любви, его окружающий, а кто и где произвел его – не имеет значения. Нам не нужны ни церковь, ни священник, Эмма.

– Я верю тебе, Блэки, и хочу, чтобы ты крестил ребенка.

– Вот теперь я узнаю свою Эмму, – сказал он. – Тогда возьми и принеси сюда ребенка.

Блэки подошел к раковине, набрал теплой воды в кувшин, а затем поспешил к буфету и выдвинул ящик в поисках полотенца. Эмма тем временем взяла девочку из самодельной колыбели и баюкала на руках, нежно поглаживая ее по крохотному личику и приговаривая:

– Ты малышка моя родная.

Эмма была глубоко взволнованна близостью ребенка. Внезапно лицо Эдвина Фарли встало перед ее глазами: «Если бы Эдвин не был так жесток! Если бы он мог увидеть сейчас свое дитя, он бы так же полюбил его, как я». К своему ужасу, Эмме не удавалось полностью вычеркнуть из памяти ни лицо Эдвина, ни любое воспоминание, связанное с ним. Она могла неделями не думать о нем, а если иногда и вспоминала его, то только со жгучей ненавистью. Но после рождения ребенка воспоминания об Эдвине часто посещали ее. Занятая непрошенными мыслями о нем, Эмма была так обескуражена, что забыла об осторожности.

Блэки с противоположной стороны комнаты спросил:

– А как ты собираешься назвать нашу Тинкер Белл? Ты уже придумала ей имя?

Поглощенная своими размышлениями Эмма не стала долго раздумывать. Имя это буквально висело на кончике ее языка, и она машинально произнесла:

– Эдвина… – Как только это имя сорвалось с ее губ, Эмма окаменела, пораженная собственной оплошностью. «Что заставило меня назвать это имя?» – негодовала она на себя. Ведь у нее никогда не было намерения назвать ребенка именем Эдвина. Еще много недель назад она решила дать дочери имя Лаура. Эмма чувствовала себя так, будто из нее выкачали всю кровь.

У Блэки отвисла челюсть, и он изумленно уставился ей в спину. Он видел, как она вся напряглась и на ее острых лопатках натянулся тонкий шелк надетой на ней белой блузки. Он повторил про себя названное ею имя и мгновенно, ни секунды не сомневаясь, понял, кто был отцом ее ребенка. Эдвин Фарли! В этом нет никаких сомнений. Теперь все встало на свои места. Как же он не подумал об Эдвине раньше? Ведь это было так очевидно. Он месяцами терзался сомнениями относительно ее рассказа, убежденный в том, что такая привередливая девушка, как Эмма, ни в коем случае не могла спутаться с какой-то там деревенщиной. Боль за нее защемила его сердце, и он было потянулся к ней, чтобы поддержать ее. Но не стал этого делать и сосредоточился. Хотя Эмма стояла, отвернувшись от него, он ясно чувствовал, как она смущена ужасной оговоркой, сорвавшейся с языка. Что заставило ее проговориться? Эмма с ее осторожностью ни за что бы так не поступила сознательно. Она допустила ошибку, которую сейчас была не в состоянии изящно исправить. Поэтому Блэки напустил на себя беззаботный вид и с притворной веселостью спросил:

– И где же ты откопала такое музыкальное имя, крошка? Не иначе, как в одном из этих иллюстрированных журналов. Ну, ладно. Хотя имя довольно вычурное, но идет моей дорогой Тинкер Белл. Ей-богу, мне оно нравится.

Эмма кивнула, предпочитая не отвечать. Блэки засуетился с полотенцем, стараясь изящно перекинуть его через руку, потом попробовал воду, всячески пытаясь протянуть время, чтобы дать Эмме возможность собраться с мыслями и призвать на помощь свое воображение.