Зеленые тени, Белый Кит - Брэдбери Рэй Дуглас - Страница 5

— Доктор, — услышал я свой голос, кладя монетки на стойку, — часто у вас случаются автоаварии, когда сталкиваются люди в автомобилях?

— Только не в нашем городе! — Доктор скорбно кивнул на восток. — Если вы любитель таких вещей, езжайте за этим в Дублин!

Проходя по пабу, доктор взял меня под руку, словно собирался поделиться какой-то тайной, которая может еще изменить мою судьбу. Ведомый врачом, я чувствовал, как внутри переливается крепкий портер, с чем приходилось считаться.

Доктор шептал мне на ухо:

— Послушай, сынок, ведь ты не так уж много ездил по Ирландии, верно? Тогда слушай! В таком тумане в Мэйнут лучше гнать велосипед на полной скорости! Чтоб лязг на всю округу! Почему? Чтоб коровы и велосипедисты — с дороги врассыпную! Поедешь медленно — будешь косить десятками, прежде чем они догадаются, в чем дело. И еще: увидишь велосипед, сразу гаси фары, если, конечно, они у тебя действуют. Безопаснее разъехаться с выключенными фарами. Сколько глаз навсегда закрылись из-за проклятых фар, сколько невинных душ загублено! Теперь понятно? Две вещи: скорость и гасить фары, как только завидишь велосипед!

В дверях я кивнул. У себя за спиной я услышал, как пострадавший, устроившись поудобнее на стуле, смаковал портер и, взвешивая каждое слово, потихоньку заводил свой рассказ:

— Так вот, еду я, довольный, домой, качу себе под горку, и тут на перекрестке…

Снаружи доктор отдавал последний наказ:

— Обязательно надевай кепку, если выходишь ночью на дорогу. Чтоб голова не трещала, если столкнешься с Келли, или Мораном, или еще с кем из наших. Они-то толстолобые с рождения, да еще если наклюкаются. Они опасны, даже когда ходят пешком. Так что для пешеходов в Ирландии тоже есть правила, и первое — не снимать кепку!

Я не глядя достал коричневое твидовое кепи и надел. Поправляя кепи, я взглянул на клубящуюся ночную мглу. Прислушался к притихшей обезлюдевшей дороге, которая на самом деле не такая уж тихая. На сотни непроглядных ирландских миль я увидел тысячи перекрестков, затянутых тыщей густых туманов, а на них — тысячи видений в твидовых кепках и серых шарфах, от которых разит «Гиннессом», летящих по воздуху, распевающих, орущих песни.

Я моргнул. Видения исчезли. Дорога замерла в ожидании, опустевшая и темная.

Я сделал глубокий вдох, зажмурился, натянул на уши кепи, оседлал свой велосипед и покатил по противоположной стороне дороги навстречу здравому смыслу, найти который мне было не суждено.

Глава 5

Я постучал, и дверь широко распахнулась.

Мой режиссер стоял в ботинках и рейтузах для верховой езды, в шелковой рубахе с расстегнутым воротом для демонстрации эскотского шейного платка. Увидев меня, он вытаращил глаза. Его обезьяний рот приоткрылся на несколько дюймов, и из легких вырвался сдобренный алкоголем воздух.

— Чтоб я сдох! — воскликнул он. — Это ты!

— Я, — смиренно признался я.

— Опаздываешь! Ты в порядке? Что тебя задержало?

Я показал на дорогу за спиной.

— Ирландия, — сказал я.

— Боже. Тогда понятно. Добро пожаловать!

Он втащил меня внутрь. Дверь захлопнулась.

— Тебе не помешает выпить?

— А-а, — вырвалось у меня, затем, вспомнив новоприобретенный ирландский говорок, я ответил изысканно: — Да, сэр.

Пока Джон, его жена Рики и я сидели за обеденным столом, я пристально разглядывал убиенных птичек на теплом блюде, со свернутыми шеями и полузакрытыми глазками-бусинками, потом сказал:

— Можно предложить?

— Валяй, парень.

— Речь о парне Федалле, персонаже, который проходит по всему роману. Он портит «Моби Дика».

— Федалла? А этот! Ну и…?

— Вы не против, если мы прямо сейчас, за бокалом вашего вина, отдадим самые лучшие строки Ахаву и выбросим Федаллу за борт?

Мой режиссер поднял свой бокал:

— Выбросим!

Снаружи погода стала проясняться, трава пышнела и зеленела в темноте за окнами, и я заливался теплой краской от мысли, что я в самом деле нахожусь здесь, рассматривая своего героя, воображая невероятную будущность сценариста, работающего на гения.

В какой-то момент за обедом возникла тема Испании, почти мимоходом, или, может, Джон сам упомянул ее.

Я заметил, как Рики вся напряглась и перестала есть, затем продолжила ковыряться в тарелке, пока Джон разглагольствовал про Хемингуэя и корриду, Франко и путешествия в Мадрид, в Барселону и обратно.

— Мы там были месяц назад, — сказал Джон. — Тебе определенно нужно туда съездить, малыш, — сказал он. — Прекрасная страна. Замечательный народ. Двадцать тяжких лет, но они встают на ноги. Кстати, у нас там случилось маленькое происшествие. А, Рики? Небольшое недоразумение.

Рики стала подниматься из-за стола с тарелкой в руке, и нож со звоном упал на стол.

— Почему бы тебе не рассказать нам об этом, дорогая? — спросил Джон.

— Нет, я… — сказала Рики.

— Расскажи нам, что приключилось на границе, — сказал Джон.

Его слова были настолько вески, что Рики села, сделав паузу, чтобы справиться со своим дыханием, она глубоко вздохнула и произнесла:

— Мы возвращались из Барселоны, и нам повстречался испанец без документов, который хотел попасть во Францию и хотел, чтобы мы с Джоном провезли его через границу в нашей машине под ковром на заднем сиденье, и Джон сказал, что не против, и испанец сказал, ну пожалуйста, а я сказала, Боже мой, если они, пограничники, разнюхают и поймают нас, то задержат, может, посадят в тюрьму, а вы знаете, какие там тюрьмы, сидишь там днями, неделями, а может, вечно, и тогда я сказала — нет, ни в коем случае. Испанец умолял, Джон говорил, что это дело чести, что мы должны это сделать, помочь этому бедному человеку, а я сказала, что очень сожалею, но не собираюсь ставить под удар детей. Что если меня посадят, а дети попадут в чужие руки на множество часов и дней, то кто им объяснит… а Джон настаивал, ну, короче, получилась ссора…

— Все очень просто, — сказал Джон. — Ты перетрусила.

— Ничего подобного, — возразила Рики, подняв глаза.

— А я говорю, ты сдрейфила, — сказал Джон, — ясно как божий день. Пришлось оставить бедного сукина сына, потому что у моей жены не хватило мужества перевезти его.

— А откуда ты знаешь, что он не преступник, Джон, — сказала Рики. — Какой-нибудь беглый политический, тогда бы нас упекли навечно…

— Все равно струсила. — Джон раскурил сигару и подался вперед, сверля глазами жену на дальнем конце стола, за много миль. — Мне претит сама мысль, что я женат на женщине, начисто лишенной смелости. А тебе, малыш, не было бы противно?

Я откинулся на спинку стула, с полным ртом пищи, которую не мог ни прожевать, ни проглотить.

Я взглянул на своего гениального работодателя, потом на его жену, затем снова на Джона и снова на Рики.

Она опустила голову,

— Трусиха, — сказал Джон в последний раз и выпустил дым.

Я смотрел на умерщвленную птицу, что лежала на моей тарелке, и вспомнил один случай, который казался давнишней историей.

В августе я, околдованный, забрел в книжный магазин на Беверли-Хиллз в поисках издания «Моби Дика» малого формата. Экземпляр, который был у меня дома, был слишком громоздким для путешествий. Мне нужно было нечто компактное. Я поделился с хозяином магазина мыслями о том, как это здорово — писать сценарии и странствовать.

Пока я, зачарованный, говорил все это, некая женщина в углу магазина повернулась ко мне и совершенно явственно произнесла:

— Не отправляйтесь в это путешествие.

Это был Илия у трапа «Пекода», предостерегающий Квикега и Измаила не ходить вслед за Ахавом в кругосветное странствие: это ужасное путешествие и безнадежное предприятие, из которого никто не вернется.

— Не уезжайте, — повторила таинственная женщина.

Я пришел в себя и спросил:

— Кто вы?

— Бывшая подруга режиссера и бывшая жена одного из его сценаристов. Я знаю их обоих. Боже, как бы я хотела их не знать. Они оба монстры, но ваш режиссер наихудший. Он сожрет вас и только косточки выплюнет. Так что…