Замок тайн - Вилар Симона - Страница 49

Оставалась еще Ева, у которой на все были свои взгляды. После поездки в Лондон Ева очень изменилась, стала какой-то неестественно веселой, вызывающе дерзкой. Рэйчел, несмотря на свои строгие взгляды, восхищалась сестрой и любила ее. Ева была единственным, кроме отца, существом, кто был нежен к ней, но отец так редко бывал дома. Рэйчел, как свет солнца, ловила редкие проявления любви со стороны капризной и взбалмошной сестры и бесконечно любила ее.

Рэйчел была скрытной и, по возможности, сторонилась людей, Еву же ничего не пугало. Она была словно из другого, незнакомого Рэйчел, мира — яркого, свободного, бесстрашного. Сестра смотрела на всех этих пуритан так, что они, что бы ни шептали у нее за спиной, неизменно кланялись и уступали ей дорогу. Рэйчел видела, что они ненавидят Еву за презрение к ним, и это заставляло ее волноваться за сестру и… завидовать ее смелости. Ева великолепно одевалась, носила дорогие украшения. А Рэйчел, хоть отец и одаривал ее, как и старшую дочь, словно стеснялась столь явно украшать себя, почитая это едва не грехом. Ева порой дразнила ее, но Рэйчел смирялась. Явное превосходство сестры не угнетало, а, скорее, восхищало ее.

Потом это причинило ей боль, когда она поняла, что Ева всерьез занялась Стивеном. Ее Стивеном, которого она продолжала тайно и безнадежно любить, даже смирившись с его утратой.

Ева же была другая.

— Надо бороться за свое счастье! — сказала она.

Так же говорила и Мэг. Но для Рэйчел, привыкшей терпеливо сносить удары судьбы, это казалось немыслимым. Поэтому она только пожелала счастья старшей сестре, когда та добилась своего и стала невестой Стивена. Восхищение Евой даже пересилило ревность и боль. Что ж, она всегда уступала сестре, уступила и на этот раз, даже заставила себя порадоваться ее счастью. А потом вдруг поняла, что Еве не нужен Стив. Это вызвало в ее душе целую бурю чувств. Они клокотали в ней: даже когда ее лицо было спокойным, сердце разрывалось на части. Она ведь видела, что Стивен страдает, и мучилась вместе с ним его болью. Как бы невозмутимо ни держался Стивен Гаррисон, она чувствовала, что за этой ледяной оболочкой таится страстная, живая натура. В чем-то они были схожи с Рэйчел, и она прекрасно его понимала.

Затем в Сент-Прайори появились Чарльз Трентон и Джулиан Грэнтэм — двое сильных, интересных мужчин, которым она с сестрой была обязана своим спасением. И это восхитило Рэйчел. Она никогда и не думала, что в ее монотонной, беспросветной жизни может случиться нечто подобное. Еще она заметила, что красавец Джулиан Грэнтэм не спускает с нее глаз, и это взволновало ее больше, чем хотелось признаться себе. А Чарльз Трентон… Она угадывала в нем ту же страстную живую натуру, что и в Стивене Гаррисоне. Но если Стивена жизнь сделала замкнутым, почти мрачным, то в Чарльзе Трентоне чувствовалась редкая легкость и нежность. Рэйчел могла понять, почему Ева предпочитает его общество молчаливому жениху. Ей самой порой хотелось поболтать с ним, взлохматить ему чуб, смеяться вместе с ним. Но Трентон, как и в свое время Стив, глядел лишь на Еву. А Ева — на него, в то время как Стивен то ли не замечал этого, то ли относился к происходящему с насмешливой иронией. Стал ли он менее любить ее сестру? Или не видел ничего серьезного во флирте невесты с гостем Сент-Прайори?

В душе Рэйчел стали оживать неясные мечты. Сейчас, когда Ева все свободное время проводит с мистером Чарльзом, может, она, Рэйчел, имеет право чаще бывать со Стивеном? Но нет. Так уж сложилось, что Стивен именно сейчас стал особо опасен для Сент-Прайори и его тайны, и ей следует, по возможности, избегать его. А ведь он в прошлый раз назвал ее «милой». И когда позже приходил, чтобы она через покои отца провела его на галерею, тоже держался почтительно и приветливо. Но не обольщается ли она? Ведь со времени его помолвки с Евой он всегда был предупредителен и добр с будущей свояченицей. Стивен стал для Рэйчел словно навязчивой идеей. Она думала о нем днем и ночью, а дни, когда они не встречались, казались ей пустыми. Но ее долг обязывал, принуждал: ради чести рода сторонись его!

От этих мыслей Рэйчел стало совсем тяжело. Как всегда в таких случаях, она постаралась отвлечься делами. Достав чистый лист и отточив перо, она начала писать отцу. По сути дела, это было не письмо, а обычный список того, что ему следовало прислать в замок. И Рэйчел сосредоточилась, старательно обдумывая все, что им могло понадобиться: миндаль, сахар, горчица, лавровый лист, апельсины, финики, чай, вина, ткани.

Мысли ее вошли в привычное русло, и она вписывала все новые и новые наименования. Однако помимо воли ее глаза нет-нет да поднимались к противоположной торцовой стене библиотеки. Там, за камином, виднелась небольшая створчатая дверца из толстого мореного дуба, задвинутая засовом. У нее был вид, словно ее давным-давно не открывали. Но у Рэйчел в кармане покоился ключ от нее, и ее мысли невольно возвращались к тому, что именно через эту дверь в последний раз прошел несчастный Патрик Линч, а не через покои отца, как она сказала Стивену. Тот не должен был знать о втором потайном ходе, как и о многом, что таилось в замке. Она вдруг вспомнила, что по совету Патрика Линча когда-то добавляла немного опиума в вино Стивена, когда он впервые ночевал в Сент-Прайори. Она еще не забыла, как тайком пробиралась в его комнату, чтобы посмотреть, как он спит. Потом она воспротивилась опаивать жениха сестры. Она знала, что опиум вреден, и боялась злоупотреблять им. Покои Стивена были дальше других, и она перестала волноваться, что его что-то обеспокоит. К тому же у Стивена, намотавшегося за день по делам, был крепкий сон. Она убедилась в этом, когда, как и ранее, стала тихо посещать его ночью. Она только смотрела на него — на разметавшиеся во сне волосы, почти по-детски безмятежное выражение мужественного лица, сильные руки, покрытую густой порослью грудь… Потом она возвращалась к себе и металась в постели, клялась, что больше не станет совершать подобных глупостей. Она и в самом деле вскоре отказалась от этого. После того как однажды подошла к двери Стива и услышала за ней негромкий смех сестры. И столько нежности было в нем, что у Рэйчел перехватило дыхание от отчаянных усилий не разрыдаться в полный голос. Итак, ее сестра и Стивен уже стали одним целым. Хотя это ранило сердце, как удар бича, она должна была сдерживаться.

В конце концов, Рэйчел закончила список и вновь поглядела на дверь. Вдруг ее заполнило отчаяние. Сколько это может продолжаться? Неужели все они и в самом деле прокляты? И главное — ее отец потворствует этому. Как он может быть с ними так жесток! Решительно обмакнув перо в чернильницу, она дописала постскриптум: «Милый отец, ты так нужен здесь. Приезжай скорее, как только сможешь!»

Она запечатала письмо, откинулась на спинку стула и стала обдумывать, какие еще дела ей предстоят сегодня. Распорядиться насчет обеда, велеть Мэтью Шепстону, выполняющему, кроме прочего, обязанности плотника, заняться дверью в трапезной — она немного заедает. Еще неплохо бы сегодня сходить к арендаторам и заключить новые контракты. Не самое приятное занятие, ибо некоторые из крестьян вели себя с ней грубо, почти вызывающе, намекая на ее связь с нечистым. Но работники они были хорошие, арендную плату вносили исправно, и она старалась вести себя так, словно ничего не замечала. Раньше ей очень помогал в этом Патрик Линч. Управляющий умел держать себя с таким достоинством, что простолюдины прямо благоговели перед ним.

Да что простолюдины! Он даже Стивена вынуждал считаться с собой. Стивену приходилось применять грубость, чтобы осадить мистера Патрика. Рэйчел было больно от этого. К Патрику Линчу она была очень привязана, ценила и уважала старого слугу и понимала, что его оскорбительная слежка за Стивеном, когда тот в замке, просто необходима. Стивен что-то чувствовал, пытался докопаться до истины, а Патрик ему всячески мешал. Теперь это предстояло делать ей. Мешать Стивену. Но вместо этого она его избегала. Слишком сильна была ее тяга к нему, какое-то темное горячее чувство жило в ней и рвалось наружу, едва он оказывался рядом. Рэйчел боялась самой себя. Ее страсть к нему была словно болезнь. А ведь Стивен — помолвленный жених ее сестры. Любимой сестры. И как бы ни складывались их отношения, ей грешно так стремиться к нему.