Неделя неудач - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 8

– Запятую, запятую не туда поставил...

Я подошел и глянул. Дубль самонадеянно проверял мою программу. Запятая и впрямь была не на месте. Я вздохнул. Первый дубль покосился на меня и быстро исправился.

– Работать-работать, – сурово велел я, отходя к «Алдану».

Машина работала вовсю. Гудели ферритовые накопители, щелкали реле, перемигивались лампочки. Я погрозил дублям пальцем и величественно вышел. Меня посетила хорошая мысль.

Безалаберный Витька, конечно же, и не подумает взять цемент для ремонта. Следовало запастись им самому, а завтра поутру принудить Корнеева к трудотерапии. Ухмыльнувшись, я поднялся на пятый этаж и подошел к кабинету Камноедова.

Кабинет, конечно же, был закрыт и охранялся суровыми ифритами. Модест Матвеевич трудовую дисциплину никогда не нарушал...

Я быстренько прошел мимо стражей и свернул в маленький темный коридорчик. Вел он в казармы домовых, у которых всегда можно было раздобыть известки, гвоздей или шпингалеты. Домовые – существа крайне запасливые, и все сотрудники по мелочам пользовались их услугами.

Дверца, ведущая в казармы, была замаскирована под картину, изображавшую бревенчатый домик на краю пшеничного поля. Домовых, похоже, частенько одолевала ностальгия, ибо картину эту, по слухам, нарисовал кто-то из них. Я постучал пальцем по нарисованному домику, пытаясь попасть по крошечной двери, и картина плавно повернулась, пропуская меня в казарму.

Здесь было темно и тихо. Впрочем, тишина казалась ненатуральной, словно только что шел галдеж и веселье, а теперь остались лишь шорохи по углам. Открыв рот, я уже собрался было гаркнуть, подзывая дневального, когда кто-то подскочил ко мне из темноты.

– О, кто пришел...

Онемев от такого панибратского тона, я оглянулся и увидел домового. Знакомого по утреннему падению...

– Давай, не смущайся, проходи, – домовой цепко схватил меня за рукав и крикнул: – Мужики, это свой!

Сразу же где-то в глубине казармы вспыхнул свет, и домовой потащил меня туда, тихонько напутствуя:

– Ниче, не робей. Держись спокойно, сам не груби, но ежели кто начнет подсмеиваться – ответь достойно.

– Э... Кеша... – с трудом вспомнив имя домового ответил я. – Мне бы цемента немножко...

– Ладно, остынь! – домовой замахал волосатой лапкой. – Подождет твой Привалов, не сахарный. Посидишь у огонька...

Огибая двухъярусные железные койки, мы вышли в центр казармы, где высилась самая настоящая русская печь. Вокруг нее на полу сидело десятка два домовых, подозрительно оглядывая меня. Я лишь покачал головой, при виде такого нарушения правил пожарной безопасности, но решил, что домовые в русских печах толк знают.

– Свой он, свой, Гена! – сообщил Кеша. – Приваловский дубль, мы утречком познакомились!

– Компанейский ты мужик, Иннокентий, – сурово ответил один из домовых, разлегшийся у самого огня и помешивающий угли босой ногой. – Всех к нам тянешь. Отвел бы дубля куда следует...

Кеша немного скис. Видимо, Гена был поглавнее его.

– Ладно, – сменил гнев на милость домовой у печки. – Пущай посидит... Заинтригованный до последней степени, я присел рядом с Кешей. Мало кто мог похвастаться тем, что знает детали жизни домовых. Пожалуй, любой из магистров не отказался бы побыть на моем месте.

Внимания особого на меня не обращали. Домовые, рассевшись и разлегшись поудобнее, уставились на Гену.

– Ну, значит, – продолжил тот рассказ, очевидно прерванный моим появлением, – стоит Васек у почетного вымпела победителей соцсоревнования, а смены все нет и нет. Захотелось ему... на минутку... а как вымпел-то оставить? Взял он его под мышку, и в туалет...

Домовые тихонько засмеялись.

– А тут, как на грех, Модесту Матвеевичу, – без особой почтительности сказал Гена, – вздумалось проверку учинить. Заглянул он в кабинет, глядь, а вымпела, инвентарный номер триста шестьдесят пять – дробь двенадцать, и нету! Ну, паника, сами понимаете, завопил он, побежал, позвал меня, Тихона. Ифритов своих прихватил... тьфу, нечисть заморская! А Васек-то все слышал, соображает, что делать? Бросился опять на пост, вымпел расправил, и стоит, в носу ковыряет... Домовые начали хохотать.

– Мы с Модестом, – Гена вытащил ногу из огня, засунул другую, – прибегаем – а Васек на посту! И вымпел цел. Камноедов как закричит – мол, «службу не знаешь, куда уходил, негодник!» А Вася, не будь дураком, и отвечает: «Стоял на посту, охранял вымпел. Подошли вы, посмотрели сквозь меня, за голову схватились, заорали, и бежать...»

Хохот перешел в настоящее ржание. Двое домовых от смеха свернулись в мохнатые комки и стали кататься по полу. Даже я не удержался и хихикнул, представив растерянное лицо Камноедова, одураченного хитрым домовым. Единственное, что меня смущало – история эта казалась смутно знакомой...

– Ну, значит, три дня Камноедов на больничном провел, – продолжал довольный Гена. – Окулиста посетил, валерьянку попил, потом отошел. Но в одиночку больше проверок не учиняет!

– Извините, – не выдержал я, – по-моему, вы придумываете, все-таки. Я уже слышал такую историю, только не про Камноедова...

Гена окинул меня гневным взглядом, и я осекся.

– Кеша, кого ты привел, а? Ишь ты, говорливый какой дубль... День как от роду, а уже спорит!

Кеша пихнул меня в бок.

– Отведи его к дружкам, пусть культуре поучится, – распорядился Гена, и утратил ко мне всякий интерес. – А вот, еще раз такое было, мужики... Устроил Янус наш, который А-Янус, большущую...

Вслед за Кешей я отошел от печи, виновато посмотрел на домового.

– Ладно, ничего, – буркнул Кеша. – Молод ты еще... Что там Привалову надо, цемента?

– Угу.

– Пойдем...

Из какого-то шкафа Кеша кряхтя достал мешок с цементом, кадку с песком, отсыпал мне в крепкие бумажные пакеты и того, и другого.

– Во, нормалек... К своим-то заглянешь?

– К кому?

– Ой, совсем ты теленок... – Кеша привстал на цыпочки и снисходительно похлопал меня по плечу. – К дублям, вольноотпущенным...

Я хлопал глазами, ничего не понимая.

– Пошли, – решил Кеша. – Провожу попервости.

Раздвинув стену, он двинулся по какому-то узкому и сырому коридору. Опасливо озираясь, я пошел следом.