Подмена - Имшенецкий Вячеслав Андреевич - Страница 15

— Студент, — сказал мне механик, — поднимитесь на палубу и снимите сетку с выхлопной трубы.

Когда я поднялся наверх, то, случайно обернувшись, увидел, что на корме идет какая-то драка. Я подумал, что на баржу напал медведь. Схватив пожарный топор, я бросился туда. Но было уже поздно. Начальник экспедиции П. А. Ельников лежал убитый, а Вогул, столкнув бочку в реку, швырнул туда револьвер начальника. Револьвер я видел еще до этого события. Он был марки «Бюри» шестизарядный, никелированный, с граненым стволом. Вогул меня не заметил и бросился в главный трюм. Только потом я понял, что там он перевернул бочки с горючим, потому что, выскочив оттуда, он в открытый люк бросил раскочегаренную курительную трубку. Над трюмом сразу поднялась огненная туча. Я ударил в рынду и бросился в каюту к капитану. Он лежал на полу. Штурвал и компас были в крови. И тут черед открытое окно я увидел Вогула, он скинул с себя меховую одежду. Спина его была в крови. Я метнул в него топор и попал в голову. Вогул плюхнулся в воду. Спасать кого-либо было бесполезно, потому что, оглянувшись, я увидел, как струи огня хлестали уже и из машинного отделения. Я понял, что горят топливные баки. Пламя ударило из всех щелей. Я спрыгнул в воду. Меня сразу же закрутило в воронках и понесло к порогам. Изо всех сил я греб к невидимому в темноте берегу и думал, что уже конец, когда рука моя машинально схватилась за железную цепь. Через секунду я уже качался на потухшем плавучем маяке. Метрах в трехстах от меня выше по течению жутким факелом догорала баржа. Она врезалась в подводные камни порога. Когда ветер дул в мою сторону, я слышал треск горевших досок и легкий звон еще не рухнувшего колокола. У меня помутилось сознание, и вместо того, чтобы думать о случившемся, о погибших людях, я сидел, зацепившись руками и ногами за колонку маяка и радовался — хорошо что колокол и язык к нему я привязал в свое время цинковой проволокой. На рассвете остов баржи рухнул. Тучи светящихся мух взвились в небо. Последний раз донесся звон колокола. Я тоже попрощался с ним. Тут мимо меня плыл форштевень баржи — толстый обгоревший брус. Не помню как, но я оказался на нем. Меня вынесло на отмель. Я выполз на берег и окончательно потерял сознание. Когда я очнулся, одежда на мне почти высохла. Я выбрался на звериную тропку и пошел в поселок Шалаганово. Шел медленно, осторожно, потому что мне казалось, что меня преследует Вогул. В Шалаганове, все еще боясь Вогула, я заполз прямо в дом к околоточному. Он не велел мне никому говорить о случившемся, чтоб пославшие Вогула люди не знали, что с баржи есть спасенные. Ночью он провез меня на лодке в город. Проплывая охотничьи стойбища, он клал меня на дно лодки и накрывал шубой. В городе меня доставили на крытом фургоне прямо в управление жандармерии…

Ниже на листке, видимо, совсем недавно была сделана приписка тоже рукой Самоволина.

Ровно месяц я прожил в управлении, не выходя на улицу. Розыск злоумышленников велся усиленно, но результатов не дал. Купец Хаменов и его брат Порошин, при выяснениях сообщили, что они оба не рекомендовали брать в экспедицию Вогула. Их показания подтвердили шесть приказчиков, и дали Вогулу самые плохие характеристики. По приказу Москвы организовали группу поиска бочки с документами. В экспедицию включили меня. Но весь мир, оказывается, сидел на пороховом погребе. Началась война. Российской империи стало не до пропавшей экспедиции. Группа поиска распалась. С тех пор я дважды пробирался к месту гибели баржи. Осматривая камни, пороги и отмели, находил мелкие детали от баржи, но бочки с документами нигде не было. Унести далеко такую тяжесть не могло, она где-то затонула, и неизвестный третий вариант теперь стал вечной тайной. По моим расчетам, учитывая силу течения, ее нужно искать на дне правого рукава от острова Волчьего до скалы Кочерга Дьявола (в скобках стояло: смотри схему номер 27). Место гибели баржи я назвал «говорящий колокол», потому что с тех пор я каждую ночь слышу его прощальный голос. И врачи вылечить меня от этого не могут. Говорят, что у меня подсознательное пристрастие к колоколам…

Таня вскочила на ноги:

— Петька, мы же по той скале шли, помнишь, Колесников назвал Кочерга Дьявола.

— Давай, Таня, туда сбегаем.

— А обед, Петька? Геологи придут.

— Мы только туда и обратно. Сверим со схемой, может, Самоволин все-таки про другое место пишет.

Таня поняла, что Петьку не отговорить, и согласилась. Они проверили двери в сарае, на кухне, в штабе, в радиорубке. Бочку с медвежонком накрыли куском дырявого брезента. Петька надел на плечи жуховскую двустволку и взял вещмешок с папкой Самоволина.

Они прошли длинный распадок и по тропе поднялись наверх. Стрекотали кузнечики, тонкими голосами посвистывали птицы. В сторону громоздящегося в поднебесье хребта летела серая птица. Отсюда, снизу, она походила на учебный самолет. Концы больших закругленных крыльев были белыми, словно вымазаны сметаной. Неизвестная Петьке птица становилась с каждым взмахом все меньше и меньше и, наконец, исчезла в облаках, клубящихся у зубцов хребта.

Стараясь не шуршать ногами, ребята вышли из кустов на каменистый бугор. Прямо от них узким каменным мостом шла срезанная скала Кочерга Дьявола. Таня с Петькой примостились среди теплых глыб и стали смотреть вниз, туда, где поблескивающей рваной лентой катилась река. Вынули серую папку, нашли схему номер двадцать семь. Сейчас на реке было больше порогов, чем на схеме. Но рельеф местности, петли реки, край далекого острова, гребенки скал со схемой совпадали.

Далеко среди гор белой башней высилась скала. На карте Самоволина она тоже была. Заслоняясь рукой от солнца, вглядываясь в струящийся над тайгой воздух, Петька насчитал на башне одиннадцать зубцов. Казимир Самоволии был аккуратным картографом, потому что на его схеме зубцов было тоже одиннадцать. Сомнений не было: здесь рухнул остов баржи «Муковозки», и колокол прозвучал последний раз тоже здесь. А где Вогул сбросил бочку, ведь горевшая баржа плыла?

— Ложись, — шепнула Таня и упала. Петька ничком свалился меж камней. — Там у реки человек.

Спрятали в мешок документы, подползли к краю скалы. Внизу на плоской глыбе среди воды стоял мужчина. На нем были только короткие зеленые трусы. Ладошкой он стирал воду с тела. И мерз, потому что как заведенный подпрыгивал на камне.

— Кто он такой?

— Не могу рассмотреть, Таня, не наш, кажется. Купается, наверное.

— Но вода-то холодная, может, рыбачит?

— Сейчас посмотрим.

Человек отогрелся и без всякого напряжения прыгнул, как изюбр. Пролетел метра четыре и приземлился на следующий камень. Осмотрелся и опять прыгнул. Через несколько таких прыжков-полетов он оказался на противоположном берегу. Прошел по щебеночной осыпи до порога, внимательно посмотрел в глубину и нырнул прямо с берега. Сверху было видно, что он плывет по течению и пытается руками обшаривать дно. Метров через тридцать его вытолкнуло на поверхность. Он поплыл столбиком и выскочил на берег. Снова стал гладить себя и подпрыгивать. В том месте, где он вылез, воткнул в песок ветку.

Таня с Петькой, затаив дыхание, наблюдали. Вот он сходил в кусты и принес маленький якорь на тонком шелковом шнуре. Подошел к тому месту, где была воткнута ветка, раскрутил якорь в воздухе и кинул в реку. Слабый звук всплеска донесся до вершины скалы. Человек окинул взглядом реку, кусты и стал выбирать из воды шнур. Якорь выполз. На стреловидных лапках ничего не было. Тогда ныряльщик зашел по пояс в воду и метнул якорь, словно гарпун. Стал тянуть. Задрожал шнур, полетели с него брызги. Человек, не выпуская шнура, вышел на сушу. И потянул по-бурлацки. Оглядывался через левое плечо на воду. Вслед за якорем на берег выползла какая-то штука, обвитая зеленой тиной, похожая на колесо. Ныряльщик присел на корточки и стал очищать плоский предмет.

За спиной ребят зашуршали камни. Таня не успела опомниться, как Петька направил туда стволы двустволки. Послышалось фырканье, и к ним выскочил медвежонок. Петька опустил ружье, вытер со лба пот. Медвежонок нахально протиснулся между Петькой и Таней и так же, как они, стал смотреть вниз.