Чаша гладиатора(без ил.) - Кассиль Лев Абрамович - Страница 35

— Да я только спросить, — начал было Незабуд ный.

— Не записан на сегодня, предупреждаю, — вмешался секретарь.

Галина Петровна взглянула на часы, висевшие в приемной.

— Так сейчас еще минутки две до приема есть, Илья Гурьевич, — примирительно заметила она. — Надо все-таки уважать, человек приезжий.

— Нечего было уезжать. Вот и не значился бы приезжим. Сорок лет не торопился, а теперь заспешил, без очереди просится.

— Вот что, Илья Гурьевич, — промолвила председательница, — ты что-то лишнее брать на себя стал. Уж как-нибудь я без твоих этих нравоучений обойдусь с посетителями…

— Галина Петровна… Товарищ председатель! — Секретарей так и взъерепенился, даже карандашик с размаху положил на стол. — Я бы при посторонних попросил вас…

— Не знаю, чего бы ты там попросил, а я вот, товарищ Лобейко, требую… Понял? Требую, чтобы ты с людьми был потактичнее. И собой Советскую власть не заменял. Она человека приняла, а ты попрекаешь. И нечего карандашами о стол стучать. Давай уж без стуку… Проходи, Артем, присаживайся там. Вот время только зря проваландали. А теперь уж, верно, прием надо начинать. Ты меня извиняй, Артем, но у меня так заведено. Чтобы люди минуты зря не ждали. — Она еще раз поглядела на стенные часы. — Садись покуда там, Артем. Посиди, погляди нашу работу. Интересного, может быть, мало, а секретов нет…

Артем Иванович сел в уголок клеенчатого дивана, глубоко прогнувшегося под тяжестью его тела.

— Мне, Галя, только посоветоваться… Я ненадолго.

— Как ни ненадолго, а часы счет любят. Придется тебе посидеть. У меня тут еще… — Галина Петровна посмотрела на какие-то записи, лежавшие перед ней на столе, позвала секретаря. — Гурыч, соедини-ка меня с гор-торгом. — Затрещал телефон на маленьком столике возле ее кресла. Она взяла трубку. — Стахов?.. Товарищ Стахов, вы что это там фантазируете насчет продпалатки? И не думайте. Людям ходить три километра придется. Надо о народе думать. Ничего. Завезете. Транспорт у вас на это выделен… — Она положила трубку и опять позвала секретаря. — Гурыч, будь добр, свяжи-ка меня с электростанцией. Они, кстати, не звонили?.. Нет? Так. Ну-ка, я сама наведаюсь… Это кто?.. Архипчук? Ты что ж не звонишь? Думаешь, я тебя в темноте не разыщу? Напустил в город мраку!.. Как — в какой темноте? Что это у вас с током целый день, радио еле можахом, в кино — муть одна… О ремонте надо было вовремя думать… Врешь. Это ты наш дом на первую линию подключил! А я вот заходила в аптеку, где вторая линия… Не бреши. У Богдана вчера специально вольтметр попросила. И замерила. Еле сто девяносто натягивает. Не даете вольтажа положенного… Ну смотри… — Она положила ладонь на рычажок, сняла. — Девушка, соедините-ка меня с пятым строительным… Ну как, начальники? Дома в ванной скоро мыться будем? Как — к чему вопрос? А я полагаю, что не скоро… Вы что это, граждане добрые, там затылки чешете? Если ждать таких, как вы, так не скоро мы воду увидим. Очень просто. С Гидростроя звонили. Где двадцать машин, которые вы должны были сегодня к полдню дать?.. С резиной плохо? Вы сами что-то тянете, как резина. Смотрите вы… У меня и на сухом месте попариться придется. Это же государственное дело. Надо соображать… Закругляйся! У меня прием… Если через час машин на месте не будет, в райком сообщу, как хотите. Да, да! Кстати, что это вы как со школой возитесь? Застряли на третьем этаже… Слушайте, вы только не божитесь. Я в бога с восемнадцатого года не верю. А вот вода придет — где дети учиться станут? На нас Гидрострой жмет, требует старое здание уже сносить…

Незабудный во все глаза глядел на нее с дивана. Вот так Галя-плитовая, ай да шахтерка! Дает всем жару. И откуда что взялось? Ведь как распоряжается всем — не поспоришь, не ослушаешься. Нет, зря он сюда явился со всеми этими своими темными утайками. Ей и слушать противно будет. Да и время занимать у человека совестно. Вон у нее сколько дел! Но ему уже хотелось сидеть, слушать и смотреть.

— Ну давай, Гурыч, зови-ка там, приглашай, — распорядилась тем временем Галина Петровна.

И начался прием. Один за другим входили люди, присаживались на молча предложенный стул перед большим столом председательницы, выкладывали ей свои нужды, просьбы свои и заботы. Посетителей было много. Неза-будному начало казаться, что не везет ему: попал он в такой трудный для председательницы день. А день-то был самый обыкновенный, и прием ничем но отличался от тех, что были накануне и будут на следующей неделе.

Сначала пришла худенькая заведующая детскими яслями и стала жаловаться, что в скверик, куда выходят окна ее яслей, глядит окнами недавно открывшийся клуб строителей. И вот, как только наступила теплая погода, самодеятельный хор строителей весь вечер репетирует под самыми окнами яслей. И дети вечерней смены не могут спать. И пугаются. И пеленок не напасешься. Нельзя ли хор куда-нибудь перенести?

И Галина Петровна уже названивала в клуб строителей:

— Дело не в пеленках, а в детях. Вы же не можете вашим этим хористам распоряжение дать, чтобы они только одни колыбельные песни пели. У вас там два каменщика басовитых есть, так как рявкнут «Реве тай стогне», так у меня тут, на Советской, слышно. В общем, переносите репетиции куда хотите, а детей не пугайте. И имейте в виду, лично проверю.

Потом явился Макар Зелепуха. Он никак не ожидал встретить здесь Незабудного и очень смутился. Сидя у стола председательницы, он все поглядывал на Артема Ивановича, попробовал даже подмигнуть ему, на что тот подбадривающе усмехнулся, двинув усом.

— Ты, Галина Петровна, уж не серчай на меня. Ну был у нас разговор… Старики и сей день все меня им допекают. Все вспоминают, как ты меня тогда осекла. Так я ведь не про то. Ту сараюшку снес я, как было твое указание. А ты мне тесу обещала. Надо же новый ставить. Курей-то держать негде…

Получив направление на лесной склад, он ушел, по дороге хитро двинув клочкастой бровью в сторону повеселевшего Незабудного.

Тут позвонили еще с какого-то строительного участка и, видно, чем-то обрадовали председательницу, потому что она вдруг повеселела и сказала в трубку:

— Вот это разговор! Вот это как музыку слушать. Спасибо тебе, товарищ Андрюшин, за всех спасибо! Хорошо. Завтра же назначим комиссию на приемку. Порадуете людей. Сразу же, если все в порядке, заселять будем.

Она не успела положить трубку, как кто-то, видно, уже подсоединился. Потому что Галина Петровна закричала: — Что, что? Из радио… Так я же вам послала свой текст. Нет, насчет нового городского парка это извиняйте. Не стану. Рано еще говорить про то. Я пустыми бочками греметь не привыкла. Да. Уж как хотите.

Пришла потом маленькая веселая старушка и подробно рассказывала о том, как Галина Петровна помогла ей жильем, и как ей теперь хорошо живется на новом месте, и какие тут аккуратные соседи, не то, что те, вредные и нахальные, с которыми она жила прежде на Поселковой.

— Так чего ж тебе еще требуется, бабушка?

— Поблагодарить тебя требуется. Только всего! Ты не думай, я в черед к тебе на прием записанная. Я с той недели еще записанная. Пришла-таки просто сказать, что спасибо тебе. Я за тебя как на выборах голос отдавала, то и хочу сказать: не зря. Нет, не зря, Галина Петровна. И вот мой весь тебе разговор. Потом явился сухонький пожилой гражданин в тюбетейке, с острой седоватой бородкой на румяном и подвижном лице. Загремел листами толстой, свернутой в трубки бумаги. Он прижимал эти трубки к себе, разворачивал их, как гармонь, и то наступал на председательницу, то отбегал назад, показывая то, что было начертано на этих листах. И Галина Петровна, встав со своего места, принимала иногда у него листы, отходила с ними к окну, чтобы посмотреть лучше, на свету.

— Ну спасибо вам, Илларион Петрович, — приговаривала она. — Поставим в среду же на президиуме. Да, я думаю, всем понравится. И, ей-богу, прямо не верится. Неужели у нас в Сухоярке такая красота будет?.. Артем, подойди-ка сюда, полюбуйся. Погляди только, какой через год-другой наша Сухоярка станет. Видишь проекты? Вы познакомьтесь, кстати. Это скульптор наш. Илларион Петрович Скородумцев. Это он Гринин памятник лепил, что перед школой стоит.