Лекарство от меланхолии - Брэдбери Рэй Дуглас - Страница 30

Протискиваясь мимо, он пробормотал:

– Извини.

– Извинить?! – закричала она. – И это все, что ты можешь сказать, ползая тут и что-то замышляя?!

– Я ничего не замышлял, просто так получилось: три дня назад мне был Голос о смерти.

– Прекрати болтать, – сказала она. – Это меня бесит.

Линия горизонта мягко раздвоилась в его глазах.

– Я почувствовал, как медленно кровь струится в моих венах. Слушая, как скрипят мои кости, можно подумать, что это ходят ходуном стропила на чердаке и осыпается пыль…

– Тебе всего лишь семьдесят пять, – упрямо буркнула жена. – Ты стоишь на своих двоих, все видишь, слышишь, нормально ешь, спишь, разве нет? Так к чему эта трепотня?

– Это природа говорит со мной, – сказал старик. – Цивилизация отдалила нас от нашего истинного "я". Возьми, например, островитян-язычников…

– Не хочу…

– Всем известно, что островитяне-язычники точно знают время, когда умрут. Тогда они начинают ходить по деревне, пожимать руки, обниматься с друзьями, раздавать накопленное…

– А их жены имеют право слова?

– Они и женам отдают кое-что.

– Хотелось бы надеяться!

– А кое-что друзьям…

– Ну, с этим можно и поспорить!

– А кое-что друзьям. Затем они садятся в каноэ и медленно плывут к закату. И больше никогда не возвращаются…

Жена посмотрела на него снизу вверх так, словно он был деревом, а она лесорубом.

– Дезертирство, – сказала она.

– Нет, нет, Милдред – просто смерть. Они называют это – «Время уходить».

– А кто-нибудь когда-нибудь нанимал каноэ и ездил за ними, чтобы проверить, как это дурачье устраивается дальше?

– Конечно же, нет, – слегка раздраженно проговорил старик. – Это бы только все испортило.

– Ты хочешь сказать, что они заводят себе жен и друзей на другом острове?

– Да нет же, нет! Просто, когда соки жизни начинают остывать, человек нуждается в одиночестве и покое.

– Если ты сможешь доказать, что это дурачье в самом деле откидывается – я заткнусь. – Жена сощурила один глаз. – А кто-нибудь находил их кости на этих дальних островах?

– Все дело в том, что они просто уплывали навстречу закату, словно животные, – животные ведь понимают, когда настает их Великое Время. И я не хочу ничего больше знать!

– Что же, зато знаю я, – сказала женщина. – Последняя цитата из этой проклятой статейки в «Нейшнл Джиогрэфик», о свалке слоновьих костей.

– О кладбище, а не о свалке! – закричал он.

– Кладбище, свалка – без разницы. Я надеялась, что спалила все эти журнальчики. Ты что, спрятал где-нибудь несколько штук?

– Послушай меня, Милдред, – сказал он сурово, вновь берясь за свой чемоданчик. – Мои мысли устремлены на север, и что бы ты ни говорила, они не изменятся. Я настроен в унисон с бесконечными тайными струнами простой жизни.

– Ты настроен в унисон с тем, что последним вычитал в этой паршивой газетенке! – Она наставила на него палец. – Ты считаешь, что у меня склероз?

Его плечи поникли.

– Только давай не будем начинать все сначала. Я прошу тебя.

– Помнишь случай с мамонтами? – спросила она. – Когда тридцать лет назад в русской тундре нашли этих замерзших волосатых слонов? Тогда ты и этот старый осел, Сэм Херц, придумали замечательную штуку: завалить мировой рынок консервированным мамонтовым мясом! Думаешь, можно забыть, как ты говорил тогда: «Представь себе, как члены правления Национального Географического Общества будут платить за то, чтобы в их домах появилось нежное мясо сибирского мамонта, умершего десять тысяч лет назад!» Ты думаешь, время способно излечить подобные раны?

– Я все это прекрасно помню, – вздохнул он.

– Ты думаешь, я позабыла, как ты сбежал, чтобы найти в Висконсине «затерянное племя оссюс»? Как ты на собаках добрался до городка Субботний Вечер, нализался, загремел в этот чертов карьер, сломал ногу и провалялся там целых три дня?

– На память тебе грех жаловаться.

– Так скажи мне, что это еще за новости о дикарях и о Времени Уходить? А хочешь, я скажу тебе, что это за время? Это – Время Быть Дома! Это время, когда фрукты уже не падают с деревьев прямо тебе в руку – за ними нужно идти в магазин. И, кстати, почему мы ходим в магазин, а? Потому что кое-кто в этом доме – не будем указывать пальцами, кто именно – несколько лет назад разобрал нашу машину на винтики и оставил ржаветь во дворе. В этот четверг можно будет справить десятилетие «починки». Еще одно десятилетие – и от нее останется несколько кучек ржавчины! Выгляни в окно! Это – Время-сгребать-и-сжигать-листья. Это – Время-чистить-печь-и-навешивать-ставни! Это – Время-чинить-крышу – вот что это за время! И если ты думаешь, что сможешь улизнуть от всего этого – не обольщайся!

Он приложил руку к груди.

– Мне больно, что ты не можешь поверить в мои ощущения надвигающейся Судьбы!

– Это мне больно оттого, что «Нейшнл Джиогрэфик» попадает в руки старых, выживших из ума людей! Я же прекрасно вижу, как ты читаешь эти газетки, а затем впадаешь в маразм и видишь прекрасные сны, которые мне потом приходится выметать вместе с мусором. Нужно было бы издателям «Джиогрэфик» и «Попьюлар Мекэникс» показать недоделанные шлюпки, вертолеты и одноместные планеры, что валяются у нас на чердаке, в гараже и в подвале. И чтобы они не только посмотрели на это, но и развезли всю эту рухлядь по своим домам!

– Можешь болтать, – сказал он. – Я стою рядом с тобой, как белый камень, тонущий в водах Забвения. Ради всего святого, женщина, может быть, ты разрешишь мне уйти, чтобы спокойно умереть?!

– У меня будет достаточно времени для Забвения, когда я обнаружу тебя замерзшим насмерть на поленнице.

– Господи ты Боже мой! – вскричал он. – Неужели мысль о собственной бренности кажется тебе обыденной и тщеславной?

– Ты жуешь эту мысль, словно табак.

– Хватит! Все накопленное мною добро выставлено на заднем крыльце. Отдай людям из Армии Спасения.

– И «Нейшнл Джиогрэфик»?

– Да! Черт бы их побрал, и «Джиогрэфик». А теперь – отойди!

– Если ты собираешься умереть, тогда тебе не понадобится битком набитый чемодан!

– Руки прочь, женщина! Смерть все-таки займет какое-то время. Неужто мне отказываться от последних удобств? Это должна была быть нежная сцена прощания. Вместо нее я получил взаимные упреки, сарказм, сомнения, и тра-ля-ля-ля-ля.

– Ну ладно, – сказала она. – Иди проведи ночку в лесу.

– Почему же обязательно в лесу?

– А куда еще человек из Иллинойса может пойти помирать?

– Н-ну, – на мгновение он задумался. – Есть еще шоссе.

– Ты предпочитаешь, чтобы тебя задавили?

– Нет, нет! – Он крепко зажмурил глаза, затем снова открыл их. – Пустые проселочные дороги, ведущие в никуда, через ночные леса, пустыню, к далеким озерам…

– А что, разве тебе не хочется нанять где-нибудь каноэ и грести, грести?.. А помнишь, как ты однажды свалился в воду и чуть было не утонул у пожарного причала?

– А кто хоть слово сказал о каноэ?

– Да ты же, ты! Твои дикари – или забыл? – уплывают таким образом в великую неизвестность.

– Так то в южных морях! Здесь же человеку необходимо самому передвигать ноги, чтобы вернуться к истокам и встретить свой естественный конец. Я могу пройти северным берегом озера Мичиган, среди дюн, волн, ветра.

– Уилли, Уилли, – прошептала она мягко, покачивая головой. – Ох ты, Уилли, Уилли мой, что же мне делать с тобой?

Он понизил голос:

– Дать мне самому распорядиться своей головой.

– Да, – сказала она тихо. – Да.

На глазах ее выступили слезы.

– Ну, будет, будет, – прошептал он.

– Ох, Уилли… – Она долго-долго смотрела на мужа. – Можешь ли ты, положа руку на сердце, сказать, что это твоя смерть пришла?

Он увидел свое маленькое четкое отражение в ее зрачке и смущенно отвернулся.

– Всю ночь я думал о вселенском потоке, его отливах и приливах, которые приносят человека в этот мир и уносят его обратно. А теперь утро – и прощай.