Сердце полуночи - Кинг Джордж Роберт - Страница 7

Оступаясь и падая, Торис торопливо спускался по тропе, ведущей вниз с вершины Саут-Хилла, неуверенно хватаясь на бегу за кусты, ветви деревьев и выступы валунов, окаймлявших тропу. От этого его пухлые руки покрылись глубокими царапинами и ссадинами. Наконец он достиг основания горы и остановился, задыхаясь и выбившись из сил.

Казимир лежал на вершине огромной каменной глыбы.

– Боги, о Боги! – бормотал Казимир в отчаянии заломив руки.

Несколько столетий назад каменная глыба эта, должно быть, сорвалась с вершины утеса и упала сюда. Ее плоская вершина и скошенные края превратили ее в естественный дольмен, идеально подходящий для мертвого тела.

"Казимир умер, Казимир умер, Казимира больше нет…”

Торис смотрел на распростертое тело, пока глаза его не заболели от слез, ручьями стекавших по его щекам. Он хотел подбежать к Казимиру, но ноги его словно свинцом налились. Не мог он и отвернуться от неподвижного тела.

И конечно, там была кровь, очень много крови. Грубая туника Казимира вся пропиталась кровью из многочисленных ран, причиненных двумя ударами – сначала о выступ скалы, потом о каменную глыбу. Голова безвольно запрокинулась, глаза были закрыты, словно Казимир уснул, а губы и подбородок были покрыты кровью.

– Бог ты мой!

Торис неуверенно шагнул вперед, пробираясь между камнями, которые тоже когда-то упали сверху. Наконец ему удалось достичь плиты, на которой лежал Казимир. Вскарабкавшись наверх, он опустился на колени и уперся ладонями в камень. Ледяной холод каменного монолита успокоил дрожь в его пальцах, и Торис осторожно протянул руку, чтобы дотронуться до щеки своего погибшего товарища.

Изо рта Казимира поднимались редкие облачка пара – юноша еще дышал!

Вздрогнув, Торис отдернул руку. Затем

Он посмотрел наверх и озабоченно нахмурил лоб.

– Не может быть, чтобы он остался жив!

Затем он заметил, как медленно, с трудом поднимается и опускается грудная клетка Казимира.

– Ты жив! – прошептал задыхаясь Торис, и на губах его появилась улыбка, которую он не мог и не хотел сдержать.

– Ты жив!!!

Торис быстро вытер слезы рукавом и принялся рассматривать страшные раны. Рубаха юноши была вся в крови, и когда Торис задрал ее кверху, он почувствовал ее влажный холод. Кровь была всюду. Ее было так много, что улыбка мальчика погасла, а руки снова задрожали. Он отвернулся от тела, поднес ко рту окровавленные пальцы и, сложив их рупором, закричал отчаянно и громко:

– Помогите! Помогите кто-нибудь! Пожалуйста!

Ответило ему только эхо. Он подождал немного, но никакой другой звук не нарушил ночной тишины. Он снова закричал, протяжно и жалобно. Снова никакого ответа. Тогда он набрал в грудь побольше воздуха и завопил с такой силой, что чуть не надорвал связки.

– Помогите!!!

Где– то высоко наверху, должно быть в усадьбе, вспыхнул небольшой огонек, и мальчик напряг зрение, пытаясь рассмотреть его источник. Ему показалось, что осветилось одно из окон в красивом здании. Огонь неуверенно замигал, и в окне промелькнула человеческая голова.

– Помогите, пожалуйста! Эй, наверху, помогите!!!

Когда эхо его голоса замерло, свет внезапно пропал. Торис крикнул еще раз, и в голосе его прозвучали гнев и досада:

– Пожалуйста, прошу вас! Помогите, эй!

В тишине раздался отчетливый лязг оконной задвижки, и очередной отчаянный крик застрял в горле Ториса. Он опустился на камень и положил голову на теплый бок Казимира. Тот был еще жив, но мальчик был уверен, что его другу недолго осталось. Схватившись за липкую от крови одежду, он попытался тащить тело, хотя знал, что ему не под силу будет втащить Казимира по тропе.

Ночную тишину расколол протяжный вой колка.

Торис и ужасе застыл и прислушался. Вой повторился, ясный и печальный, как голос Казимира. Ему ответил второй волк, затем еще один. Их голоса доносились сверху, с холма. Волки – вот кто откликнулся на его призыв и спешил теперь вниз, на дно пропасти.

– Что же делать? Что делать? – забормотал Торис, в панике оглядываясь по сторонам.

Сердце снова бешено колотилось в груди. Он изо всех сил потянул Казимира за одежду, но тело не сдвинулось ни на дюйм. Торис дернул изо всех сил, но Казимир застонал от боли.

Выпустив одежду друга, мальчик в отчаянье заломил руки. Протяжный вой между тем сменился рычанием, затем – тявканьем. Прижавшись к камням, Торис считал голоса тварей.

– Один, два, три, четыре;… Да их может быть дюжина и больше! – шептал он самому себе, вытирая со лба холодный пот. Посмотрев на безжизненное лицо Казимира, он добавил:

– Что мне делать, Кас?

Выше по склону утеса раздался скрежет когтей по камням, и Торис, негромко ахнув, задрал голову вверх. Там, уставившись прямо на него, мерцала пара желтых глаз, которые горели в темноте, словно угли. Глаза приближались, то исчезая за камнями, то снова выныривая, и сердце Ториса упало.

" Увидели меня! – понял он, делая несколько боязливых шагов в сторону. – Может быть, если я побегу они меня не догонят?”

– Вниз, вниз, искать! – донеслись из самой середины стаи слова, произнесенные рычащим, натужным басом, и Торис вздрогнул.

"Оборотни! Волколаки! – подумал он и испуганно икнул. – Волки не умеют разговаривать… Наверняка это оборотни… Мне лучше убраться отсюда, тогда они найдут Казимира, а не меня…”

– Что я говорю! – спохватился Торис. Обернувшись, он схватил Казимира за руку одной рукой, а другой вытащил свою деревянную саблю. – Я не подведу тебя, Кас, – прошептал он. – Лучше умереть, сражаясь с ними, чем умереть, спасаясь от них.

Неожиданно ему в голову пришла еще одна мысль. Он выпустил руку Казимира и, напрягая все свои силы, водрузил на дольмен рядом с телом товарища крупный камень. Затем еще один. Словно в лихорадке, он носился среди валунов, выбирая подходящие камни и складывая из них некое подобие баррикады, которая окружала тело товарища. Затем он забрался внутрь и взял в одну руку камень, а в другую – деревянную саблю.

– Я готов!

Теперь он отчетливо слышал, как хищники мчатся вниз по тропе, по которой он спускался так медленно и осторожно. Их грозные голоса эхом отражались от стены утеса, и Торис встал поудобнее, стараясь одновременно вдохнуть побольше воздуха. Странно, но дрожь страха больше не сотрясала его.