Россия - Век ХХ-й (Книга 2) - Кожинов Вадим Валерьянович - Страница 110

Кто-либо может подумать, что речь идет о "формальных" проблемах, но на этом высшем уровне власти "форма" обладала чрезвычайной значимостью.

Правда, верховные лица правительства одновременно представали и как руководители партии (члены Политбюро, а с октября 1952 - члены Бюро Президиума ЦК), но это диктовалось сохранявшимся понятием о партии как "руководящей и направляющей силе",- понятием, официальную "отмену" которого было бы нелегко объяснить населению страны.

Но нельзя переоценить очевидного из документов тогдашнего порядка: "...постановления от имени Совета Министров визировал сам Сталин, от имени ЦК ВКП(б) - Маленков (то есть Совет Министров был "важнее".- В. К.). После смерти Сталина прежняя практика сначала была сохранена, и совместные постановления подписывали Маленков как председатель Совета Министров и Хрущев как секретарь ЦК КПСС",- то есть по-прежнему "главным" было правительство, а с 1955 года,- после устранения Маленкова с его поста (8 февраля) - "решения будут приниматься как постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР, хотя раньше они подписывались, как правило, в обратном порядке"15. То есть власть перешла к руководителю партии.

Сразу же после смерти Сталина произошло "формальное" изменение, имевшее в действительности первостепенную значимость. Маленков, который до 5 марта 1953-го совмещал посты заместителя председателя Совета министров и секретаря ("второго") ЦК, сменив Сталина в качестве главы правительства, не стал руководителем партии; 14 марта он даже сложил с себя обязанности секретаря ЦК, и фактическим "первым" секретарем стал Хрущев (правда официально он будет утвержден в качестве "первого" позднее, 13 сентября). Таким образом, произошло окончательное разделение государственной и партийной власти. И тут четко выяснилось, что партийная власть имеет теперь второстепенное, и даже, в сущности, третьестепенное значение. Ибо в послесталинском иерархическом перечне первое место занял Маленков, второе 1-й его зам. и министр внутренних дел Берия, третье - 1-й зам. и министр иностранных дел Молотов, четвертое - председатель Президиума Верховного Совета Ворошилов (то есть глава законодательной власти) и только пятое фактический первый секретарь партии, то есть вроде бы такой же преемник Сталина, как и Маленков, - Хрущев. Особенно многозначительно "возвышение" главы законодательной власти: предшественник Ворошилова на этой должности, Н. М. Шверник, вообще не входил в состав высшей иерархии,- не являлся полноправным членом Политбюро (только кандидатом в члены).

Таким образом, процесс оттеснения, отодвигания партии на задний план, начавшийся во второй половине 1930-х годов, в 1953-м, после смерти Сталина, наглядно выразился в том, что фактический руководитель партии оказался на пятом месте...

В тех или иных сочинениях утверждается, что послесталинское принижение роли партии исходило от Берии; так, например, Константин Симонов писал впоследствии: "После того как власть была сосредоточена в руководстве Совета Министров, а Секретариату ЦК отводились второстепенные функции, Берия старается добиться перенесения центра тяжести власти и на местах, в республиках, из ЦК в Советы министров"16.

Но нет никакого сомнения, что Маленков (и, конечно, другие верховные лица) стремился действовать именно в этом духе, что нашло недвусмысленное и даже, так сказать, яркое выражение в его отказе от поста секретаря ЦК, который он занимал (с небольшим перерывом) с 1939 года. В ходе "разоблачения" Берии Хрущев с негодованием рассказал, как в его присутствии в ответ на следующее суждение: "Если не будет совмещено руководство ЦК и Совета Министров в одном лице (как было при Сталине.- В. К.), то надо более четко разделить вопросы, которые следует рассматривать в ЦК и Совете Министров"... Берия пренебрежительно сказал: "Что ЦК? Пусть Совмин все решает, а ЦК пусть занимается кадрами и пропагандой"17.

Но нет оснований усомниться, что именно такой установки придерживался и Маленков, добровольно "уступивший" руководство партией Хрущеву,несомненно, потому, что партия, по его убеждению, уже не будет играть верховной роли.

Однако история все же пошла по другому пути. Если выразиться попросту, альтернатива "партия или государство" разрешилось в пользу партии и, потому, Хрущева... Через несколько лет, к 1961 году, в составе верховной власти "уцелел" от 1953-го, кроме самого Никиты Сергеевича, только "вечный" Микоян. Но гораздо существеннее другое. В марте 1953-го в верхний эшелон власти входил всего лишь один собственно партийный руководитель - то есть Хрущев; остальные девять членов Президиума были наиболее высокопоставленными государственными деятелями. Между тем перед свержением Хрущева из одиннадцати верховных правителей (членов Президиума) семеро являлись чистейшими "партаппаратчиками" - в частности, секретари ЦК Л. И. Брежнев, Ф. Р. Козлов, Н. В. Подгорный, М. А. Суслов и сам Хрущев.

Нельзя не отметить и поистине колоссальный рост численности партии при Хрущеве. За девять лет, с начала 1946 года до начала 1955-го (когда Никита Сергеевич обрел полновластие) количество членов партии выросло с 5 510,9 тыс. до 6957,1 тыс., то есть всего лишь на 26,2 %, а в 1955-1964-м - до 11 758,2 тыс.18, то есть на 69 %! И если к 1955 году членом партии был 1 из 20 людей старше 18 лет, то к 1965-му - уже 1 из 12! Столь резкое увеличение "прироста" партии, связано, надо полагать, с восстановлением при Хрущеве ее первостепенной роли.

Из этого вроде бы следует сделать вывод об особенной прозорливости Хрущева (во многих сочинениях, кстати сказать, он и преподносится как искуснейший политик, сумевший "победить" всех своих соперников). Однако руководство партией предоставили Хрущеву Маленков и другие, ибо они полагали - как оказалось, ошибочно,- что партия (как это и было в последнее полтора десятилетия сталинского правления) имеет второстепенное значение, что судьбу страны будет решать государство, а партия нужна только для подготовки "кадров" и "пропаганды" (в приведенных словах Берия высказал это с присущей ему решительностью).

Кстати сказать, факты убеждают, что именно эта самая решительность стала причиной ареста и уничтожения Лаврентия Павловича. Хрущев, Маленков и другие явно перестраховались (в прямом смысле - "у страха глаза велики"), ибо нет сколько-нибудь серьезных оснований полагать, что Берию не вполне "удовлетворяло" его второе место в иерархии власти, и он имел намерение стать во главе государства; как весьма неглупый человек он, наверно, сознавал хотя бы одно: появление на месте Сталина другого грузина, не имеющего и малой доли сталинского статуса - вещь по меньшей мере трагикомическая. И вопреки россказням Хрущева и других о готовившемся Берией перевороте, на это нет даже намеков. Тщательный исследователь ситуации вокруг Берии в 1953 году, К. А. Столяров, по документам установил, что за день или за два до ареста Лаврентий Павлович договорился со своей любовницей, актрисой М., о том, что она явится к нему вместе с "красивой подругой", и, как остроумно и вместе с тем убедительно резюмирует исследователь, "трудно допустить, что человек, вознамерившийся буквально на днях осуществить государственный переворот... развлекается со случайными женщинами, тогда как ему надлежит день и ночь дирижировать заговорщиками и прослеживать каждый шаг противников"19.