Россия - Век ХХ-й (Книга 2) - Кожинов Вадим Валерьянович - Страница 107

В 1930-х годах подобный приговор скорее всего имел бы роковые последствия, однако "космополиты", как ни странно, стали выступать в "советской печати" уже в следующем, 1950 году (!), а в 1951-м один из главных их лидеров, А. С. Гурвич, опубликовал в "Новом мире", в сущности, целую книгу (70 крупноформатных журнальных страниц). Правда, его новое сочинение также подверглось критике, но факт опубликования все же чрезвычайно многозначителен.

Борщаговский рассказывает о долгой истории печатания сочиненного им в 1949 - первой половине 1950 года объемистого (700 книжных страниц) романа "Русский флаг", который вышел в свет только в июне 1953 года, то есть уже после смерти Сталина. Однако из его рассказа явствует, что уже в 1950 году член ЦК и генсек СП СССР Фадеев дал распоряжения своему 1-му заму Симонову, секретарям Правления СП А. А. Суркову и А. Т. Твардовскому, а также историку-академику Е. В. Тарле написать отзывы о романе. И, не обращая внимания на вышеупомянутый "приговор" самого Маленкова, все четверо рекомендовали роман Борщаговского в печать; краткий положительный отзыв написал и сам Фадеев.

Все это было бы, без сомнения, немыслимо, если бы указание о недопущении к печати "на пушечный выстрел" продолжало действовать. А тот факт, что объявленные в 1949 году чуть ли не вне закона "космополиты" уже в следующем году так или иначе были "прощены", ясно говорит о происходившем смягчении режима.

Правда, Борщаговский в своих мемуарах пытается внушить читателем, что его роман-де не мог быть опубликован, если бы не умер Сталин. Однако из его же собственного рассказа вполне очевидно, что выход в свет "Русского флага" задерживался только из-за сопротивления главного редактора издательства "Советский писатель" Н. В. Лесючевского. Мне хорошо знакомы повадки этого прямо-таки патологического "перестраховщика", так как я "пробивал" через него в течение почти трех лет (1961-1963) книгу М. М. Бахтина о Достоевском, чья наивысшая ценность позднее была признана во всем мире. Лесючевский "сдался" лишь после того, как с помощью всяких ухищрений я побудил тогдашнего председателя СП СССР К. А. Федина подписать составленное мною от его имени весьма резкое "послание" этому уникально трусливому главреду4.

Борщаговский в свою очередь сообщает, что после долгих проволочек он подал жалобу на Лесючевского в Секретариат СП СССР, который 30 сентября 1952 года на заседании, каковое вел член ЦК Фадеев, принял специальное постановление, обязывающее Лесючевского немедля приступить к изданию объемистого сочинения5, и восемь месяцев спустя, в июне 1953-го (срок вполне "нормальный" для издательской практики того времени) роман вышел в свет. И само принятие подобного постановления о книге вчерашнего "космополита" показывает, что Борщаговский был к тому времени - то есть к сентябрю 1952 года - фактически полностью реабилитирован; ведь нелепо полагать, что Секретариат СП мог принять тогда постановление, противоречившее позиции власти!

Немаловажно затронуть и еще одну сторону дела. В сочинениях о так называемых космополитах они обычно изображаются как жертвы заостренно "патриотически" настроенных врагов, которых высшая власть тогда-де целиком поддерживала. Но это также не соответствует действительности. Ведь в декабре 1949 года был отстранен от своих постов секретарь ЦК и МК Г. М. Попов, который, как сообщалось выше, в январе 1949-го сыграл решающую роль в развязывании кампании против "космополитов". И есть основания полагать, что он потерпел крах именно из-за своего чрезмерного "патриотизма".

А в 1952 году один из главных противников "космополитов" дважды лауреат Сталинской премии А. А. Суров был подвергнут постыдному разоблачению, ибо как выяснилось, сочинял свои пьесы совместно с безымянными "соавторами"; влиятельные друзья всячески пытались замять этот скандал, поскольку дискредитировалось само "патриотическое" направление в драматургии, а критики-"космополиты" оказывались правыми. Однако Суров все же был публично опозорен, и из этого ясно, что власть не столь уж безусловно поддерживала "патриотов".

Вообще для объективного понимания того времени необходимо ясно осознать, что Сталин относился негативно к любой заостренной "позиции". Еще в 1928 году он, говоря о "левой" и "правой" опасностях, бросил ставшие широко известными слова: "Какая из этих опасностей хуже? Я думаю, что обе хуже"6.

Имевшая место двадцать с лишним лет спустя, в 1949-м, одновременная расправа и с "ленинградцами", обвиненными в "русском национализме", и с Еврейским антифашистским комитетом неопровержимо свидетельствует, что политика Сталина была именно таковой. Широко распространенное представление о нем как "русском патриоте" или даже "шовинисте" - сугубо тенденциозная версия, хотя ее и придерживаются совершенно разные, даже противоположные, авторы.

* * *

Итак, ситуация накануне смерти Сталина была намного более сложной, чем обычно изображают ее в наше время. Послесталинские годы часто определяют словом "оттепель". Определение это приписывают И. Г. Эренбургу, который в майском номере журнала "Новый мир" за 1954 год (то есть через четырнадцать месяцев после смерти Сталина) опубликовал повесть под таким названием. Однако достаточно широко известно, что столетием ранее Ф. И. Тютчев назвал "оттепелью" время после смерти Николая I. Менее известно, что за семь месяцев до появления эренбурговской повести в октябрьском номере того же "Нового мира" за 1953 год было опубликовано стихотворение Николая Заболоцкого с тем же названием "Оттепель":

Оттепель после метели.

Только утихла пурга,

Разом сугробы осели

И потемнели снега...

Скоро проснутся деревья

Скоро, построившись в ряд,

Птиц перелетных кочевья

В трубы весны затрубят.

Но особенно существенно, что Заболоцкий написал первый вариант этого стихотворения пятью годами ранее, еще в 1948 году, когда вышла в свет его недавнего заключенного ГУЛАГа - книга (хотя официальная реабилитация поэта состоялась уже после смерти Сталина), то есть у его были основания писать в 1948 году об "оттепели".

Конечно, тезис о том, что "оттепель" назревала раньше, чем принято считать, будут оспаривать; при Сталине, мол, безраздельно царила "зима", и никакое "оттаивание" режима не было возможным. Но вот весьма показательные факты. Среди литературных явлений, которые считаются яркими выражениями "оттепели",- книга очерков Валентина Овечкина "Районные будни", роман Василия Гроссмана "За правое дело" и повесть Эммануила Казакевича "Сердце друга", а ведь они были опубликованы еще при жизни Сталина! Правда, они тут же подверглись критике, продолжавшейся некоторое время даже и после смерти вождя, но это, в сущности, была своего рода инерция. Ведь эти произведения все же прошли сквозь "бдительную" редактуру и цензуру 1952 года! А в 1953-1954-м они были изданы массовыми тиражами.