Россия - Век ХХ-й (Книга 2) - Кожинов Вадим Валерьянович - Страница 101

Выше цитировалось сочинение Я. Я. Этингера, в котором нарисована примерно такая же картина, как и в сочинении Ваксберга, но первый - в отличие от второго - рисовал ее не сам, а со слов Булганина. Между тем Ваксберг "сообщает" обо всем от себя лично, как будто он сам, например, удостоверился в наличии на Дальнем Востоке в феврале 1953 года "тысяч бараков" для двух с лишним миллионов евреев СССР,- хотя почему-то не сумел "проверить" версию, согласно которой бараки были "сколочены" ранее февраля... И это, скажу без обиняков, попросту непристойно. Ведь, как говорится, ребенку понятно, что для реализации намеченной на март (и не состоявшейся-де только из-за смерти Сталина) грандиозной акции по переселению на расстояния в несколько тысяч километров двух с лишним миллионов людей была совершенно необходима заблаговременная и очень существенная подготовка. А ведь абсолютно никаких сведений о подобной подготовке не имеется.

Выше упоминалось о редкостной по своей лживости книжке З. С. Шейниса "Провокация века". Между прочим, этот субъект в 1958 году в соавторстве с членом Ревизионной комиссии ЦК КПСС В. М. Семеновым* сочинил самую первую по времени книжку, разоблачавшую пороки государства Израиль, а через тридцать с небольшим лет заявил, "оправдываясь", что эта книга-де "принесла пользу": "Она рассеяла в Израиле иллюзии о политике советских правящих кругов"72. Вот так вот!

Однако даже Шейнис - в отличие от Ваксберга - все-таки не стал "сообщать" о пресловутой "депортации" от себя лично. У него был "информатор" "Николай Николаевич Поляков, работавший в аппарате ЦК ВКП(б), а до того сотрудник службы безопасности. Последние годы жизни,- сообщает Шейнис,- Н. Н. Поляков тяжело болел. Перед кончиной он решил облегчить душу. Два человека26 записали его показания:

- В конце 40-х - начале 50-х годов было принято решение о полной депортации евреев. Для руководства этой акцией была создана комиссия... секретарем был я, Поляков. Для приемки депортируемых в Биробиджане форсированно стоились барачные комплексы по типу концлагерей... Одновременно составлялись по всей стране списки (отделами кадров - по месту работы, домоуправлениями - по месту жительства) всех лиц еврейской национальности, чтобы никого не пропустить. Было два вида списков - на чистокровных евреев и на полукровок... Операцию было намечено осуществить во вторую половину февраля. Но вышла задержка... со списками - требовалось больше времени; для этого Сталин установил жесткие сроки: суд над врачами 5-7 марта, казнь (на Лобном месте) 11-12 марта" (указ. соч., с. 122-123).

Я готов допустить, что "показания" Полякова действительно были записаны. Ведь Шейнис может быть, подсознательно готовя алиби себе самому, счел необходимым сообщить, что Поляков в "последние годы жизни тяжело болел". Болезнь его могла быть и психической, и в этом случае объяснимо принадлежащее ему абсолютно нелепое "сообщение" о том, что-де в бесчисленных домоуправлениях и отделах кадров предприятий и учреждений страны** лихорадочно составлялись списки евреев и полуевреев, но страна узнала об этом только в 1992 году от Шейниса!

И все же повторю, что Шейнис более пристойный автор, чем Ваксберг, ибо он счел нужным "прикрыться" неким Поляковым. Между прочим, хорошо помню мою встречу с Ваксбергом в том самом 1949 году, когда начались "антиеврейская кампания". Мы шли с моей будущей (с 1950 года) женой, Л. А. Рускол, мимо юридического факультета Московского университета, где она училась вместе с Ваксбергом. Людмила Александровна предложила зайти на факультет, так как ей нужно было обсудить что-то с Ваксбергом. Но разговор не получился, ибо, как оказалось, на факультете только что закончилась лекция самого А. Я. Вышинского. Когда мы вошли, он спускался по лестнице, вдоль которой выстроились восторженные слушатели, стремясь поближе взглянуть на легендарного человека. Среди них стоял с сияющим лицом и Ваксберг, который просто не смог говорить с Рускол из-за владевшего им восторга. От только непонимающе улыбался, и меня крайне удивил столь беспредельный культ Вышинского. А через сорок лет Ваксберг опубликовал сочинение, в котором с проклятиями и презрением писал об Андрее Януарьевиче, ни словом, разумеется, не обмолвившись о том, что в молодости боготворил этого деятеля. Ныне же Ваксберг утверждает, что Вышинский, который в то уже давнее время был его кумиром, "готовился теоретически обосновать" акт "растерзания" евреев73.

Я привел, конечно, только некоторые образчики сочинений, голословно утверждающих, что, если бы не умер вовремя Сталин, миллионы евреев и полуевреев СССР были бы отправлены на страдания и гибель невесть куда,- в тот же Биробиджан (население которого, между прочим, составляло менее 30 тыс. человек...). И обилие подобных сочинений кажется многим людям особенно за рубежом - неким удостоверением правоты их авторов.

Выше говорилось о "странностях" в писаниях бывшего "космополита" А. М. Борщаговского. Но на фоне множества авторов типа Ваксберга или Шейниса Борщаговский явно выигрывает, ибо разумно утверждает, что Сталин был "не в силах... осуществить депортацию евреев... Как соберешь их по всей империи, как обойтись с сотнями тысяч смешанных браков, с полукровками? Как заменить вдруг добрую четверть врачей, десятки тысяч учителей, научных работников, как поступить с множеством видных деятелей науки, искусства, литературы, мастеров, отмеченных премией его имени?!" И Борщаговский отвергает "не раз" читанные им "якобы достоверные - из первых рук - свидетельства, что все уже было предусмотрено, решено и готово" (цит. соч., с. 35, 36).

Но Борщаговский все же не отказывается от характерных для него "странностей", ибо далее он пишет: "Ссылка, депортация евреев страны не миф, но мифологический, близкий к фантастике образ вожделений и тайных планов Сталина, его неутоленной жажды; дополнительный мотив ненависти из-за сознания невыполнимости его мечты" (там же) - имеется в виду невыполнимая "мечта" о тотальной расправе с евреями. Тем самым Борщаговский представляет себя в качестве некого медиума, который-де точно постиг "дух" Сталина. В действительности мифологический и не "близкий к фантастике", а чисто фантастический образ жаждущего уничтожить всех евреев Сталина искусственно сконструирован и такими людьми, как Борщаговский (сначала - в приятельских разговорах, а в годы "перестройки" - в публикуемых сочинениях).