Виктор Вавич (Книга 2) - Житков Борис Степанович - Страница 5

- Ротозейничать, - шипел сквозь зубы Виктор и напяливал шинель. Валялась бумажка, уж двадцать дураков прочли. Виктор хлопнул дверью ухнула сзади комната. Болотова сейчас приведут - черт с ним, пусть сидит мерзавец. Виктор боком глянул на постового - ух, верно, знает, каналья! Тянется, будто ни сном, ни духом. Виктор завернул за угол, глянул, не смотрит ли городовой, дернул во всю силу звонок у ворот и мигом вскочил в ворота. Дворничиха ковыляла через двор. Увидав квартального, побежала, путаясь в мужицких сапогах.

- А дурак твой где? - крикнул Виктор. - Сюда подать! - Баба осадила на бегу, замотала обмотанной головой.

- С дежурства он, спит он...

- Подать! - рявкнул Виктор.

Бабу как ветром в спину погнало. Виктор стукал по колену портфелем сейчас я его. Всклокоченный, мохнатый дворник шел, натягивал на ходу тулуп. Жена сзади поправляла сбившуюся шапку.

- Подойди сюда, архаровец! - крикнул Виктор, хоть дворник шел прямо на него. - У тебя что же тут происходит? А? Что, говорю, у тебя, у стервы, происходит? Что, говорю, у тебя?.. А? Чего глазами хлопаешь? Пьяная рожа! Где тут Цигель? Цигель где у тебя?

- В шашнадцатом...

- Пошел вперед, веди.

На лестнице было полутемно и пусто.

- Ты мне, сукин сын, кабак тут устроил? Кабак?

- Какой может быть кабак, ваше благородие?..

- Какой? А вот какой, вот какой! - и Виктор два раза смазал дворника по физиономии портфелем - звонко, хлестко, прикладисто.

- Какой кабак?., видит Бог... - со слезой, с обидой захрипел дворник.

Виктору захотелось скорей тем же портфелем стереть оплеухи с волосатой рожи, и рука дернулась. Дворник заслонился и отшагнул к перилам.

- Ну пошел, пошел живей. Увидим.

- А увидим, так зачем наперед обижаться, - хныкал дворник вверху лестницы.

- Стой, не звони. Я сам.

Виктор подошел к двери и дернул звонок. Из-за двери ответил детский рев, что-то полетело и грохнуло.

- Ой, кто там? Кто? - кричал женский голос через ребячий визг. Дверь открыла женщина с ребенком на руках. Из-за нее глядела полураздетая старуха.

- Что вы хотели? - и женщина, разинув глаза, пятилась. Опрокинутое корыто и табурет лежали в луже воды.

- Кто здесь водкой торгует? - строго спросил Виктор.

- Что? Водкой? - и женщина подняла брови.

- Не квасом, не квасом, - напирал Виктор, - а водкой.

- И квасом? - женщина чуть не поскользнулась на мокром полу. - Это не тут, господин надзиратель. Это не здесь, господин надзиратель.

- А я сейчас все тут обшарю! - и Виктор шагнул через корыто, шагнул в комнату. Худенький мальчишка отскочил от дверей и лег с разбегу на кровать лицом в грязную подушку и завыл. Тоненько, так что Вавич не сразу расслышал эту тонкую ноту за шумом в своей голове. Швейная машинка стояла у окна, кучка обрезков валялась на подоконнике. На грязной цветной скатерти тетрадка и чернильная банка. Старательные детские буквы мирно глянули с тетрадки в лицо Виктору. Он стал и вдруг повернулся к хозяйке.

- Говори, говори, говори прямо, черт тебя раздери, торгуешь водкой? Торгуешь? Говори сейчас! - и Виктор топнул в пол, и звякнули подсвечники на комоде. - Да говори же скорей, рвань жидовская? - кричал Виктор со слезами. - Говори ты мне Христа-Господа ради, - он подступал к хозяйке; она, остолбенев, глядела и все сильней жала к себе ребенка, и ребенок кричал, задыхаясь.

- Ой, ой, что же это?

- Что это? - выдыхала старуха, и душной нотой выл мальчик в подушке.

Виктор видел, как женщина собиралась плакать, сейчас завоет, загородится криком, сядет на пол.

- Да стойте же, господа! - перекричал всех Виктор. Дворник что-то бормотал ртом и разводил шапкой, - знал, что не слышно: может быть, очень вольное даже. - Стойте же! Цыц, черт вас всех драл! - и Виктор шлепнул портфелем по столу.

На момент все смолкли, и только ребенок задыхался рвотной нотой.

- Ну, не торгуете, так так и говорите: не торгуем. Так и напишем. А выть нечего, не режут, - Виктор сел к столу, расстегнул портфель. С кровати мальчик поднял голову и робким глазом покосился из-под локтя. - Где твое перо? Ты, писатель! - кивнул на него Виктор. - Давай, давай живо!

- Гихер, гихер, скорей! - крикнула хозяйка. - Когда надзиратель просит, так надо гихер, что ты смотришь, Данечка. - Мальчик слез на пол и на четвереньках пополз. Он, не подымаясь, совал из-под стола зеленую копеечную ручку.

- Двух понятых мне мигом, - скомандовал Вавич. Дворник сорвался, хлопнул дверью.

- Вот видите, мадам Цигель, никто вам тут никакого зла не сделал и никого тут не убили, и, если совесть ваша чиста, зачем бояться полиции? Полиция - это защита честных слоев населения.

- Так я же женщина, господин надзиратель! Дай Бог вашей жене никогда это не видеть... муж в больнице. Я ему говорила: "Цигель, бойся Бога, одевай калоши..." Верите, господин надзиратель: пятая неделя...

Мальчик через стол, не дыша, смотрел, как хлестко писал на листе без линеек Вавич: глядел то в буквы, то в кокарду.

В сенях уже топтались на мокром полу тяжелые сапоги.

- Ну подходи, - крикнул Вавич, полуобернувшись. Два новых дворника шагнули в комнату.

- Где писать?

- Как же, не читая? Слушать, я прочту. Всегда надо знать... знать надо, а потом подписывать. Это генерал... отставной... может подписывать... и сам не знает, что пишет. Слушать.

Вавич встал и с бумагой в руках повернулся лицом к публике.

- Акт, - сказал Вавич и строго оглядел всех.

"13-го сего февраля по распоряжению его высокоблагородия господина пристава Московского полицейского участка города N мною было произведено дознание и осмотр квартиры № 16, госпожи Цигель, в доме № 47 по Успенской улице, причем признаков тайной продажи спиртных напитков обнаружено не было".

- Можете смотреть, можете пройти на кухню посмотреть. Почему нет? Пройдите. У нас одной бутылки нет. Муж это даже совсем не знает. Я не помню, или он пил на свадьбе, - заговорила, заходила Цигель, она трясла ребенка, и он икал тонко и больно.

Виктор прошел в коридор, из дверей посмотрел в полутемную кухню, холодную, с черными полками.

- И нечего пугаться, раз все в порядке, - говорил Виктор в дверях.

Тощими мертвыми руками водила старуха тряпкой в мыльной луже, возила седыми трепаными волосами по грязному полу.

С парадной

- ВЕДИ к генералу Федорову, - приказал дворнику Вавич.

- С парадной прикажете? - вполголоса сказал дворник. - Или, может быть, с черного проводить?

- С парадного, с парадного, голубчик, - Виктор улыбался. - С самого парадного. Ага! Превосходно! Я сам позвоню.

Виктор взял портфель форменно: в левую руку под бок, одернул портупею, коротко ткнул кнопку и перевел дух.

Высокая горничная в черном платье, с белой наколкой, отворила дверь и спросила строго:

- К кому это?

В прихожей ярким пламенем светила с вешалки красная подкладка генеральской шинели, и от паркета пахло мастикой.

- К его превосходительству... с докладом. Горничная все держалась за двери, наклонила голову набок и зло жевала губы. Потом вдруг захлопнула дверь.

- Так и доложу - квартальный, - и застукала острыми каблучками по коридору. И Вавич слышал, как сказала она в двери: - Квартальный какой-то... Не знаю, стоит в прихожей.

- Проводи, пусть обождет, - деревянный голос и слова, как обкусывает.

- Пройдите, - сказала горничная, глядя в пол. Виктор шагнул неслышным шагом.

- Ноги оботрите, как же так и идете.

Виктор вернулся, и горничная глядела, как он тер ноги. Стыдно уж больше тереть. А горничная не подымала глаз.

Виктор сильно мазнул еще по разу подошвой и чувствовал, что краснеет.

Виктор шагнул с половика и, не глядя на горничную, пошел, оглядывая стены коридора; горничная затопала впереди. По коридору, дальше, дальше. Вот дверь налево. И боком глаза Виктор успел увидать генерала: он, с салфеткой у горла, сидел перед тарелкой. Блеснул никелированный кофейник с важным носом. Горничная толкнула дверь. В просторной кухне за самоваром толстая кухарка дула в блюдечко.