Плохая кровь - Бруно Энтони - Страница 59

– Он прав. Подними руку. Кстати, беру назад все, что я говорил насчет твоих занятий этим... как его? Айкидо? Отличный прием. Впечатляет.

Тоцци скорчил рожу и кивнул на повисшего самурая.

– Не знаю, – пробормотал он. – Это сработало, кажется, но что-то тут все-таки не так.

– Боже мой, да ты горазд драться. Я такого от тебя не ожидала. – Роксана подошла сзади и опустила его руку, чтобы взглянуть на рану. Без лишних слов помогла снять пиджак, оторвала разрезанный рукав рубашки и свернула из него жгут. Взгляд у нее был заботливый и нежный. От ее прикосновений у Тоцци еще больше закружилась голова. Может, она больше не сердится.

– Ты мне не скажешь спасибо за то, что я тебя спас?

– Это в мои планы не входило.

– Да? – Черт.

Она лукаво улыбнулась, показав свою потрясающую щербинку.

– Но если тебе это поможет...

– Нет, нет, нет... хорошо и так. – Тоцци ухмыльнулся. – Только скажи мне одну вещь. Как, к черту, впутались вы...

Тоцци вдруг заметил, что рядом стоит Лоррейн. Она выглядела как зомби – руки безвольно повисли, волосы растрепались. Она глядела на рану, которую перевязывала Роксана, и слезы блестели у нее на глазах.

– Вот, – сказала она, вкладывая револьвер ему в кобуру.

– Что с тобой, Лоррейн? Ты не ранена? – Тоцци знал, что с ней, но просто не знал, что сказать. Он поглядел на Гиббонса. Не стой же столбом. Скажи хоть слово.

Лоррейн смерила Гиббонса взглядом, и глаза ее сверкнули, как лазерный луч.

– Нет, не ранена. – Голос ледяной. Тоцци никогда не слышал, чтобы она говорила так.

Тоцци взглянул на Гиббонса, который глаз не спускал с Лоррейн. Тот глубоко вздохнул, но так и не сказал ни слова. Чего же, к черту, он дожидается?

Она резко повернулась и пошла прочь. Тоцци ждал, что Гиббонс что-нибудь скажет, позовет ее, догонит, но старый хрыч ничего такого не сделал. Ему было по-настоящему жаль их обоих, но ее, наверное, немного больше. Ну, Гиб, давай же. Знаю, это трудно, но решайся же наконец. Не мучай ее так.

Тут Антонелли закашлялся, захрипел, и Гиббонс сурово воззрился на него, словно старик в чем-то виноват. Лоррейн свернула уже в следующий проход и все удалялась. Гиббонс посмотрел сверху вниз на маленького старикашку. На Лоррейн он по-прежнему не смотрел. Что за чертовщина с тобой творится, мужик?

Холодный ветер внезапно задул с залива, и чайки, расправив крылья, заскользили по безоблачному небу. Тоцци вздохнул и покачал головой. Роксана больше не улыбалась. Она поняла уже, что происходит. Тоцци глубоко, с отчаянием вздохнул и посмотрел на мертвого самурая, нанизанного на острие решетки радиатора старого черного «кадиллака», точно такого, какой был у его отца. Солнце не по-осеннему светило и грело. Ручеек ярко-красной крови змеился по черному асфальту, вытекая из темной лужи, что собралась в тени под хромированным бампером. Тоцци шмыгнул носом и вытер пот со лба. Из черного жука тек черный-черный сок.

Глава 31

Иверс снова выглядел так, словно его мучает запор. Губы крепко поджаты, лоб наморщен. Он сидел за своим монументальным столом красного дерева, на нем был кошмарный костюм цвета детской неожиданности, и он с гримасой косился на письма, лежащие на столе, пытаясь сохранять достоинство, подобающее начальнику оперативного отдела. Гиббонсу было чуть ли не жалко его. Наверное, хреново ему пришлось, когда он объяснялся с директором.

Тоцци сидел в кресле напротив Иверса, упершись ногами в пол и положив руки на подлокотники. Вид у него был спокойный и собранный, выражение лица безмятежное. Он, видно, научился держать «одну точку», какая бы хреновина вокруг ни происходила. Точка эта, он утверждает, находится где-то под пупком. Это чертово айкидо в самом деле ударило ему в голову. Он уже весь просветлился. Господи Иисусе.

Стул под Иверсом заскрипел, а сам он засопел и зафыркал, так громко шмыгая носом, что, наверное, было слышно секретарше в соседней комнате. Старый Грозный Волчина готовился к очередному броску.

– Ну, вы двое и оригиналы. – Он выбрал одно из писем, лежавших на столе. – Это пришло из Международной Амнистии. Благодарственное письмо за вашу деятельность по освобождению рабов. – Иверс покачал головой. – Агенты ФБР получают благодарность от Международной Амнистии. Я такое вижу впервые.

Иверс взял в руки другое письмо.

– Посол Японии приглашает вас обоих на ленч. Там вам собираются вручать медали или еще какую-то хреноту в этом роде, – тут Иверс заглянул в письмо, – за «героические, предпринятые в одиночку усилия по спасению японских граждан, павших жертвами международного преступного заговора». – Иверс взглянул на них поверх очков. – Превосходно.

При одной мысли о сырой рыбе у Гиббонса начались спазмы в животе.

– О ленче забудьте. Я не ем суси.

– А ты когда-нибудь пробовал? – осведомился Тоцци. – Это не так уж скверно.

Иверс сверкнул на них глазами.

– Все превозносят вас. Все, как один, считают, что вы оба просто великолепны. После воскресных новостей даже президент запрашивал о вас. Кончилось тем, что сегодня утром директор был вынужден вертеться как уж на сковородке в Овальном кабинете, давая ответы на вопросы о том, о чем он и слыхом не слыхивал. После чего он наточил зуб на меня и задал мне хорошую взбучку. Что за чертовщина здесь творится – вот что хотел бы он знать. Международная работорговля в Соединенных Штатах, – а он ничего об этом не слышал? Два агента из нью-йоркского оперативного отдела строят из себя Бэтмена и Робина – против коалиции якудза и мафии, а он и знать ничего не знает? А я, я сам обо всем узнаю только из газет, ибо вы, видимо, считаете, что составлять рапорты ниже вашего достоинства. Ну мог ли я сказать ему такую вещь, а? Нет – и мне самому пришлось вертеться на той же сковородке. Вот что пришлось мне сделать.

Гиббонс почесал себе нос. Только этой нотации нам и не хватало.

– Извините за беспокойство. – Старая задница.

– Знаете, пусть хоть целый мир считает вас героями, а я вас считаю паршивцами. Разрушающими все вокруг, вышедшими из-под контроля паршивцами. Вы издеваетесь над всем, на чем зиждется Бюро.

Гиббонс вспылил.

– Послушай, приятель, я работал в оперативной службе и подставлял грудь под пули, когда ты еще носил короткие штанишки и ходил в детский сад. Так что нечего мне рассказывать, на чем зиждется Бюро. Оно зиждется на том, чтобы ловить подонков и отдавать их в руки правосудия, а не на том, чтобы плодить бумаги в конторе и лизать тебе задницу в надежде на очередное повышение.

Иверс ударил кулаком по столу.

– Вы забываетесь, Гиббонс.

Гиббонс тоже грохнул кулаком по столу. Ему просто не терпелось высказать Иверсу все.

– Триста двенадцать человек оказались запертыми на этом судне, пятьдесят девять из них – уже без сознания от обезвоживания организма, когда береговая охрана начала вскрывать багажники. Миссис Д'Урсо была так потрясена увиденным, что Тоцци удалось вытянуть из нее сведения о том, где ее муж держит свои записи, в результате чего еще тысяча двести рабов были обнаружены и освобождены в течение этих выходных. Кармине Антонелли был арестован по обвинению, от которого он на этот раз вряд ли отмажется. Если бы Джону Д'Урсо удалось убить своего босса, разразилась бы такая война между бандами, какой этот город не видал со времен Счастливчика Лучано. И самое главное – якудза не удалось закрепиться в Нью-Йорке. Это что – плоды вашего мудрого руководства, Иверс? Черта с два. Единственное, что вы умеете делать, это лизать задницу директору и строчить рапорты. Дело делаем мы.

– Полегче, Гиб, – заметил Тоцци.

– Да, дело вы делаете, – заорал Иверс в ответ. – Но не по правилам. Не по нашим правилам. Вы скрыли от Бюро жизненно важную информацию и проводили расследование по собственному усмотрению.

– Все произошло слишком быстро, – вмешался Тоцци. – Не было времени писать рапорты. Мы действовали так, как нам подсказывал здравый смысл.