Плохая кровь - Бруно Энтони - Страница 5

– Итак, – начал Антонелли, стряхивая крошки печенья со смехотворно широких лацканов темного пиджака, – что у нас там выходит с нашими японскими друзьями? – Он в первый раз поднял глаза, и Д'Урсо поразился их ясной голубизне. Жесткий, подозрительный взгляд старика всегда заставал его врасплох. Он как-то не вязался со всем его обликом.

– Все хорошо, мистер Антонелли. Очень хорошо. – Д'Урсо услышал свой подобострастный тон, и ему стало противно. Ощущая мерзкий вкус в горле, он потянулся за дипломатом, стоящим на полу у его ног, и подал его старику. Четыреста шестьдесят восемь тысяч долларов, только что доставленные из Атлантик-Сити за его счет. За что?

Антонелли принял кожаный дипломат и передал его Винсенту – тот положил его на стойку, открыл и стал пересчитывать банкноты.

– На прошлой неделе я виделся с Хамабути, – сообщил Антонелли. – Он доволен, что доходы начинают расти. Ему никогда не нравилось, что мы расплачиваемся за товар только после получения прибыли.

Товар, надо же. Они рабы, Господи ты Боже мой. Почему не назвать их просто рабами?

– У Хамабути еще остались сомнения. Он до сих пор не верит, что американцы могут использовать принудительный труд. – Антонелли не мигая смотрел Д'Урсо прямо в глаза.

– Ну... наши клиенты понятия не имеют, что эти люди – рабы. – Старик и сам все это прекрасно знает. Он заставляет снова и снова объяснять смысл всей операции, чтобы убедиться, что ты понимаешь, с какого конца за это браться. Просто дурью мается, старый хрыч. – Мы предоставляем рабов разным нанимателям, в основном отправляем их на фабрики, но иногда и как домашнюю прислугу – служанки, повара, нянечки...

– Кто?

– Нянечки: они живут в доме у нанимателя и присматривают за его детьми. Знаете, они пользуются сейчас большим спросом. Моя жена ими занимается...

Антонелли закрыл глаза и кивком велел Д'Урсо продолжать, отчего у Д'Урсо напряглись мышцы живота. Обращается с ним, как с сопливым мальчишкой.

– Так или иначе, мы открыли два подставных агентства по трудоустройству, плюс еще то, которым заправляет моя жена. Как я уже говорил, клиенты и не подозревают, что на них работают рабы. У них даже не возникает такого вопроса; они получают то, что им надо, и по дешевке. Думаю, кто-то из них и догадывается, что здесь не все чисто, но в подробности никто не вдается, потому что себе дороже. Они говорят одно: техника у нас на грани фантастики. Утром привозим рабов на автобусе, на автобусе же и забираем в конце рабочего дня – а больше хозяева ничего и знать не желают.

Старик улыбнулся и одобрительно кивнул.

– Именно это, Джон, я и рассказал Хамабути.

Д'Урсо скрипнул зубами. Двинуть бы ему пару раз по его мерзкой физиономии, этому старому ублюдку с его покровительственными замашками. Но тут он уловил, как Винсент уставился на него поверх темных очков. А у Винсента с собой всегда два пистолета.

Антонелли взял другую половинку печенья с орешками, положил ее в рот и с минуту посасывал.

– Знаешь, Джон, я спросил Хамабути, почему эти японские ребята вообще соглашаются на такую безумную сделку. Парни, девчонки восемнадцати-девятнадцати лет продают себя на три года тяжелейшей работы – и все ради путешествия в Америку. Может быть, я бы понял это, уезжай они из какой-нибудь нишей и грязной дыры, но ведь Япония – богатая страна. У вас, японцев, все есть, сказал я Хамабути. Так зачем же они это делают? – спросил я его.

Д'Урсо знал зачем, но знал также, что обязан выслушать это еще раз. Из почтения.

– И что же он ответил вам, мистер Антонелли?

– Они там, в Японии, доводят своих детей до сумасшествия. Ты знаешь, что они проходят тесты, чтобы поступить в детский сад? Представляешь себе?

Д'Урсо решил было рассказать старику, что дети из богатых семей и здесь, в Нью-Йорке, проходят тесты, чтобы поступить в престижные подготовительные классы, но подумал, что не стоит и трудиться. Антонелли вечно придуривался – ему нравилось, чтобы его считали старым невеждой, приехавшим из старой страны.

– В Японии дети всю дорогу проходят тесты, а стоит один раз не справиться – тебе конец. От этого ребятки попросту свихиваются. Хамабути мне рассказывал, что некоторые проводят в школе по десять часов ежедневно, учатся по шесть, по семь дней в неделю. Но зачем? – спросил я его. Он сказал – затем, что все они хотят найти себе хорошую работу в большой компании – «Панасоник», «Сони», «Тойота», – а единственный способ добиться руководящего поста – попасть в один из престижных колледжей; но если они не наберут фантастического количества баллов по этим своим идиотским тестам, то окажутся во второразрядной школе, после которой им светит лишь паршивенькая работенка и паршивенькое жалованье; и это в стране, где несчастная чашка кофе в вагоне-ресторане стоит пять баксов. Вот почему эти дети охотно продают себя банде Хамабути.

Д'Урсо кивнул.

– Да, Фугукай. – Нужно было показать старику, что он внимательно слушает.

– Вот именно – Фугукай. Дети не выдержали вступительного экзамена в колледж. Они в отчаянии, Джон. Не знают, куда им податься. И тут появляются люди Хамабути, завлекают их сладкими речами, показывают, что у них есть еще шанс – шанс восстановить свою честь; а честь для японцев очень много значит. Фугукай обещает им поездку в Америку – страну великих возможностей. Если дети согласятся на «трехгодичную трудовую практику» – это у них так называется, – им предоставят кров, стол и оплатят проезд до Америки. А дети чувствуют себя такими подавленными, что соглашаются на все. – Тут старик щелкнул пальцами, но Д'Урсо давно уже перестал слушать.

Теперь он подумал, что настала его очередь блеснуть осведомленностью.

– И самое прекрасное в этом во всем – то, что мы не обязаны соблюдать первоначальные условия сделки этих ребят с Фугукай. Они наши до тех пор, пока мы этого хотим. Мы можем использовать этих ребят по двадцать, тридцать, сорок лет. За первые три года мы платим Хамабути, а потом кладем себе в карман от восемнадцати до двадцати кусков в год за каждого. Сейчас их в стране двенадцать сотен, еще восемнадцать сотен на подходе... – Д'Урсо вынул авторучку и быстро подсчитал на салфетке. – Три тысячи рабов по восемнадцать кусков в год... пятьдесят четыре миллиона в год на сорок лет. Не так уж плохо.

Так чего ж тебе не отстегнуть мне лакомый кусочек – ты, старый вонючий ублюдок.

Антонелли подцепил пальцем орешек, высыпавшийся из печенья, и положил его в рот. Д'Урсо смотрел, как он задумчиво жует, уставившись в окно. Начинался дождь. Старик напустил на себя такой же непроницаемый вид, как и эти чертовы япошки.

– Вряд ли они все охотно работают. Эти ребята не манекены. У тебя наверняка есть проблемы с некоторыми из них. Не может все идти так гладко.

У Д'Урсо снова напряглись мышцы живота. Он вдруг вспомнил свое детство и того священника, который устраивал ему форменный допрос в исповедальне – его, Д'Урсо, слова он в грош не ставил и все подозревал, что мальчик скрывает какой-то ужасный смертный грех.

– Этим занимаются боевики Хамабути.

– Да, якудза. Но их в самом деле достаточно, чтобы справиться со всеми этими ребятами? – Антонелли был настроен явно скептически.

– Мы полагаем, что их около сотни, но этих парней – якудза – не так-то просто вычислить. Большинство из них ведет себя тихо, и появляются они только тогда, когда нужно. Такие вот они чудики. – Д'Урсо осекся, на минуту задумался. – Я поставил скрытые видеокамеры в доках и на некоторых фабриках – так можно проследить за якудза.

Антонелли нахмурился.

– Мне это не нравится, Джон. Это знак недоверия. Хамабути – мой старый друг. Мы много помогали друг другу после войны. Он бы не допустил, чтобы его люди шпионили за нами.

Черта с два он не допустил бы.

– Прекрати слежку. Убери видеоустановки.

Д'Урсо опустил глаза и кивнул.

– Ладно.

Как же, жди дожидайся.

– Теперь вернемся к вопросу, который я задал. Верно ли, что люди Хамабути держат ребят под контролем?