Плохая кровь - Бруно Энтони - Страница 46

– О, мне уже лучше. – Ублюдок!

– Интересно, что, когда Масиро исчез, у него еще не было связей с якудза. В японской полиции полагают, что его приняли в банду, пока он был в бегах, и все это время помогали ему скрываться.

– Звучит как оправдание того, что его до сих пор не поймали. – Я поймаю его.

– Ну, они утверждают, что любой главарь рад был бы иметь Масиро среди своих людей. Представь, что здешний вожак мафии вербует Гиганта Андре в свою команду.

– Кого-кого?

– Никого.

Гиббонс чуть было опять не пожал плечами, но вовремя одумался.

– Хотелось бы как-нибудь без ведома Иверса послать телекс в японскую полицию и запросить о Фугукай и о том парне, Нагаи. – Тоцци почесал шею под подбородком, и у Гиббонса тут же кольнуло в том же самом месте. Черт бы его побрал.

Гиббонс помотал головой, но и это тоже было больно.

– Даже и не пытайся. Все международные расследования проходят через начальников подразделений. Тебе не везет. Разве что ты готов рассказать Иверсу, как ползал на клумбах Д'Урсо и вламывался в трейлер.

– Гм. Так я и знал. Вот черт. – Он все чесал и чесал шею, чертов ублюдок.

Наконец Тоцци угомонился. Он соображал, как бы это обойти систему и послать телекс в Японию без ведома Бюро. Упрямый сукин сын. Гиббонс все думал о Масиро, восстанавливая в памяти сцену на птицефабрике. Он снова и снова мысленно прокручивал случившееся, пытаясь представить себе, что можно было бы сделать иначе. Убить сукина сына, вот что нужно было сделать. Пустить ему в лоб чертову пулю. Чтобы его мозги разлетелись по проклятой...

Тут Гиббонс взял себя в руки. Вендетта, месть – это значит встать с ними на одну доску. Он сам стал думать, как Тоцци, Господи ты Боже мой. Он вздохнул и опустил глаза на свой чемодан, что стоял на полу. Куда запропастился проклятый доктор? Пора выбираться отсюда.

– Мистер Гиббонс, как вы себя чувствуете?

Гиббонс слишком хорошо знал это грудное контральто. Он скосил глаза к двери. Вот и она. Цветик в две тонны весом.

– Как мешок с дерьмом, Фэй. А вы как?

У Фэй были длинные белокурые волосы, как у Алисы в Стране чудес, и груди, как тугие мячи. Она была первой, кого он увидел, выйдя из комы, и первой мыслью его было: из чего шьют халаты медсестер, если они могут выдержать такой напор, нигде не треснув? Она вплыла в палату, застыла на месте, уперлась кулаками в бока и воззрилась на Тоцци, сидящего на кровати.

– Вы пациент, сэр?

– Нет.

– Тогда, пожалуйста, встаньте с постели.

– Но ведь ее уже убрали, – заметил Тоцци.

– Таковы больничные правила, сэр. Только пациенты имеют право находиться на постели. Наше страхование не распространяется на посетителей, если они ненароком свалятся с койки. Пожалуйста, пересядьте на стул. – Когда Тоцци поднялся, она повернулась к нему спиной и завлекаюше улыбнулась Гиббонсу накрашенным ртом. Пятьдесят медсестер работают на этом этаже, некоторые из них – просто обалденные. Гиббонс никак не мог взять в толк, почему именно страшилища привязываются к нему.

– Мистер Гиббонс, вы принимали таблетки после обеда?

– Принимал. – Пришлось три раза дернуть за ручку, спуская чертовы пилюли в унитаз.

– Хорошо. Вот это возьмете с собой. – Она протянула ему коричневую пластмассовую бутылочку. Дурь болеутоляющая.

– А где доктор? Я думал, что он придет меня проводить.

– Доктора Липскомба вызвали к больному, но вы не волнуйтесь. Он уже оформил все бумаги на выписку. – Широкая улыбка на ярко-красных губах витала над ним, как птеродактиль, расправивший крылья.

Он улыбнулся в ответ, показав все зубы.

– Вы можете принимать болеутоляющее всякий раз, когда почувствуете себя неважно, однако старайтесь не принимать больше четырех таблеток в день и с интервалом не менее четырех часов. Хорошо?

– Да.

– И еще: вам нельзя водить машину, пока вы принимаете это лекарство. Или работать с тяжелыми механизмами:

– Да. – Револьвер весит всего два фунта.

– Теперь давайте-ка поглядим. – Она пролистнула страницы своего блокнота. – Вся информация по вашей страховке у Биллинга. Хорошо. Так что вы должны расписаться здесь... и здесь, и теперь все в порядке.

Гиббонс принял шариковую ручку из ее толстых, с ярко-красными ногтями пальцев, нацарапал свою фамилию рядом с двумя птичками и вернул блокнот.

– Хорошо. Теперь я должна сказать вам следующее: вы должны отдыхать. Лежите как можно больше, не волнуйтесь и надевайте этот воротник всякий раз, когда встаете или садитесь. Лучше всего вам оставаться в постели, удобно опираясь на подушки. Старайтесь по возможности щадить вашу бедную шею. Мы бы не хотели, чтобы вы опять попали сюда. – Она расплывалась, как подтаявшее мороженое. – Сейчас придет санитар и проводит вас. А теперь прощайте. – Она повертела пальцами, как Оливер Харди, и выплыла из палаты.

– Санитар? Это еще зачем?

– Чтобы свезти тебя с лестницы на кресле-каталке, – сказал Тоцци. – Это входит в страхование. Так они страхуются. Чтобы ты не упал и не сломал себе шею, пока находишься в здании.

– К черту. Ну-ка поднимайся, пошли. – Гиббонс начал выбираться из кресла.

– Ну, и... куда же мы пойдем? – Тоцци вроде бы и не собирался никуда идти.

– Домой. Куда же еще мне идти, к чертям собачьим?

– А... – Тоцци закивал неизвестно чему. – Ладно, я просто подумал...

– Что ты подумал?

– Ну, вчера вечером я говорил с Лоррейн, и она вроде бы надеялась, что ты поживешь у нее пару дней. Поправишься как следует. Я тебя могу подбросить. Время у меня есть.

– Поправиться, а? Так она сказала? Уйти в отставку – вот что она имела в виду.

– Нет, она не...

– Знаешь, вы достали меня, и ты и она. Сотрясение мозга и пара синяков на шее – и вот тебя уже списывают в расход. Всякий раз, как она приходит сюда, у нее такое лицо, такое... «ах-ты-мой-бедненький-старенький-песик». И все время намекает, что неплохо бы мне окончательно уйти в отставку. Теперь еще тебя перетянула на свою сторону. Знаешь, если ты тоже думаешь, что со мной все, черт с тобой, Тоцци.

– Эй, послушай, я же ни слова не сказал об отставке. Но я думаю, что ты для разнообразия должен прислушаться к Лоррейн. Она любит тебя, кретин. Беспокоится о тебе. Ну проведи ты с ней выходные. Доставь ей радость.

– С этой своей дерьмовой заботой она превращается в старую халду. Но если она думает, что может и из меня сделать старого хрыча, то пусть лучше подумает еще раз.

– Ну хорошо, ладно, она тебе плешь проела, но ведь она вся извелась из-за тебя. Она ведь знает, какой ты непрошибаемый. Знает, что не станешь себя щадить. Она просто хочет, чтобы ты поправился, вот и все.

– Я уже поправился, со мной все в порядке, и я выхожу на работу. С завтрашнего дня.

– Не дури. Отдохни несколько дней.

– Обсуждение закончено. Я не желаю больше об этом говорить. Дело закрыто. – Гиббонс нагнулся за чемоданом и снова почувствовал когти.

– Поставь на место. Я отнесу.

– Я сам.

– Мадонна, вот упрямая голова!

– Не надо драм, а? Пошли.

– Погоди минуту. Завтра суббота. Как это ты пойдешь на работу?

– Я же не идиот, Тоцци. Я знаю, что не смогу работать на всю катушку. Не надо торопить события.

– Так что же ты собираешься делать?

Гиббонс тяжело вздохнул.

– Собираюсь засесть в машине с биноклем и понаблюдать за домом Д'Урсо, вот что я собираюсь делать. Я надену воротничок, захвачу подушки – будет не хуже, чем дома на диване. Судя по тому, что ты мне рассказал, дело не терпит отлагательства, и кто-то должен хотя бы попытаться установить наблюдение за домом парня, у которого шестьдесят рабов заперто на фабрике. Ты не согласен?

– На все сто процентов. Думаю, мы должны установить слежку за домом Д'Урсо.

– Не мы, Тоцци. Я.

– Заезжай за мной в восемь. Я кофе куплю.

– Если ты хочешь найти что-нибудь для Иверса к следующей неделе, тебе лучше приподнять зад и хорошенько побегать. Я обойдусь и без твоей компании.