Плохая кровь - Бруно Энтони - Страница 21

– Послушай-ка, что я тебе скажу. – Гиббонс сидел на краю кушетки, тыкая пальцем в Лоррейн. – У тебя свербит в заднице потому, что я вернулся на работу. Ты думаешь, я не справлюсь, потому что мне осточертело это дерьмовое насилие.

– А что, разве нет?

– Нет, не совсем. Это случай Тоцци. Не мой.

– Мы не о Майкле говорим.

– Знаешь, ты и твой кузен – два сапога пара. Вечно из мухи делаете слона. Давай-ка вот, запиши это. Мотив убийства всегда очень прост. Ненависть, корысть, месть. Один тип видит, как другой тип царапает его новую машину на стоянке, и у него крыша едет, и он пробивает тому, другому типу голову монтировкой. Вот тебе самое что ни на есть типичное убийство.

– Ты что, хочешь сказать, что тех двоих ребят убили и изувечили потому, что они исцарапали машину не того парня?

– Не строй из себя дурочку, ладно? Я старался объяснить тебе, что, когда расследуешь убийство, нужно прежде всего искать мотив, а не цепляться к деталям. Только так доводят расследование до конца. Если же ты увязнешь в разных частностях, то кончишь тем, что будешь гоняться за собственным хвостом.

– Но, может быть, это ты не видишь главного. Пусть ты тридцать лет работал агентом, это не делает тебя знатоком всех преступлений, прошлых, настоящих и будущих. Ты, по-моему, зацикливаешься. Мы живем в странном мире, и с каждым днем он все страннее и страннее. Ты должен признать, что тут действовал не обычный убийца. Это совершил какой-то автомат.

Гиббонс закусил верхнюю губу и прищурился. У него начиналась изжога.

– Ты правда не хочешь в кино?

– Абсолютно.

А жаль: вдруг где-нибудь показывают «Челюсти».

Глядя с пожарной лестницы вниз, на булыжники мостовой, Масиро различал тело своего предка – гигантский воин лежал в парадных доспехах, облагороженный смертью. Масиро почтительно склонил голову, потом осторожно стал подниматься по железным ступенькам. Он взглянул вверх, на освещенные окна, до которых оставалось три этажа, и вспомнил молодого тигра, который осмелился тягаться с ним в «Тойоте», вспомнил, как покалывало ребро ладони, когда парень растянулся на полу уборной в том баре. Масиро подумал о том, что обещал своему господину Нагаи, и полез дальше выполнять поручение.

– Никогда не думала, что у тебя такое скудное воображение, – говорила Лоррейн, качая головой. – Я разочарована. Ты слишком приземлен. Ты принимаешь в расчет только реальные возможности. А вдруг убийца – психопат? Психопат, который внушил себе, будто он... – тут ее взгляд упал на книгу, лежащую на кофейном столике, – римский центурион, например. Этот вариант ты ведь не примешь во внимание, а?

– Ты попала пальцем в небо. Убийцы-психопаты – особая статья. У них все по-другому обставлено.

– Нет, нет, послушай меня. Представь себе человека, который много читал об истории Древнего Рима, который все бы отдал, только бы носить короткий меч и нагрудный доспех. И вот в один прекрасный день он свихивается, а поскольку у него на уме одни только римские завоевания, то он и воображает себя центурионом. Но основное в центурионах то, что они жили только для армии, рождены были, чтобы исполнять приказы. Значит, что нужно нашему убийце, чтобы перевоплотиться в подлинного центуриона? Цезарь, так ведь? Теперь представь себе, что какой-то негодяй входит в его жизнь и видит, что сможет использовать несчастного помешанного для своих преступных целей, если только подыграет ему и назовется генералом. Подумай об этом.

– Я уж думаю, не арестовать ли тебя за сообщничество. Давай сменим тему, а? – Гиббонс хотел было обнять ее.

– Нет. – Лоррейн оттолкнула его руку. – Ты не хочешь меня слушать. В этом, черт подери, твоя беда. Тебе неинтересно, что думают другие. Как вообще можно раскрыть преступление, не признавая, что кто-то способен мыслить не так, как ты? Может, раньше у тебя получалось, но теперь – нет. Взгляни правде в глаза: у тебя ничего не выходит. – Лоррейн схватила чашку и глотнула чаю, плотно зажмурив глаза. Она пыталась удержать слезы.

Жуткое, выматывающее душу молчание воцарилось в комнате. Гиббонс чувствовал себя последней скотиной. То, что он вернулся на работу, расстроило Лоррейн гораздо больше, чем он мог себе представить. Иногда он ведет себя как последний говнюк.

– Знаю: ты на меня чертовски зла, – сказал он наконец. – Прости. Я должен был сначала переговорить с тобой.

Лоррейн со всего размаху опустила чашку на столик, расплескав чай.

– Извинениями ты ничего не изменишь. Что сделано, то сделано.

– Но я прошу прощения. Что еще я могу...

– Этого недостаточно. Этим не исправишь прошлого. Ты всегда так поступал со мной. Всегда оставлял за бортом. Ты никогда не думал о нас.

Гиббонс глубоко вздохнул.

– Как ненавижу я эти разговоры. Чего ты хочешь? Чтобы я заплакал? Я никогда не плачу, извини. Ты хочешь что-то услышать от меня, но я понятия не имею что. Если бы я знал, что мое возвращение на работу так выбьет тебя из колеи...

– Я переживаю не потому, что ты вернулся в Бюро. Дело в том, что ты не рассказал мне о своих намерениях.

– Но какие, к черту, могли еще быть у меня намерения? Что другое мог я предпринять после тридцати лет работы в Бюро? Начать составлять букеты?

Она рассмеялась сквозь слезы и покачала головой.

– Ты все такой же и никогда не изменишься, правда?

Гиббонс обнял ее за шею и привлек к себе. Было ужасно видеть, как Лоррейн плачет из-за него.

– Послушай, даже не знаю, что тебе сказать. Я люблю тебя, но...

– Ах, ладно, помолчи. Только это я и хотела услышать. Обещай мне одну вещь для полного счастья.

– Какую?

– Будь осторожнее впредь. Не лезь на рожон. Я этого не вынесу. Ты считаешь себя неуязвимым, но это не так. Уязвимы все. Не рискуй понапрасну. Держись Майкла, если возникнет опасность. Обещай мне. Я не хотела бы на старости лет остаться одна.

Гиббонс с усилием сглотнул.

– Ладно... обещаю. Буду осторожен.

Лоррейн прижалась губами к его губам, еле удерживая рыдание. Не прерывая поцелуя, расстегнула ему рубашку, погладила волосы на груди. Гиббонс крепко держал ее и не отпускал. Если бы она отстранилась, то увидела бы слезы на его глазах. Теперь Лоррейн принялась расстегивать ему ремень.

Он повернулся, высвободился на минуту.

– Эй, ты уверена, что не хочешь в кино?

Она фыркнула и расхохоталась по-настоящему.

– Ложись-ка, Гиббонс, на спинку и расслабься.

Она расстегнула ему «молнию» на брюках и щекотала до тех пор, пока он окончательно не дошел до кондиции. Гиббонс расстегнул на ней блузку и завозился с застежкой бюстгальтера. В нетерпении Лоррейн сама расстегнула и сбросила блузку и лифчик одним резким движением. Гиббонс положил толстую мозолистую руку на мягкую грудь Лоррейн, и она, извернувшись, освободилась от брюк. Другой рукой Гиббонс принялся оглаживать ей сзади трусы, проводя пальцами по шву, что шел к линии волос на лобке. Она раздвинула его губы и просунула язычок. На вкус он был изумителен.

Вдруг Лоррейн откинулась назад, выгибая спину.

– Мне пришло кое-что в голову.

– Командуй, я готов.

– Нет, не насчет тебя. Насчет убийцы.

– Ах ты черт...

– Он, может быть, вовсе и не центурион. Может быть, он русский казак. Эти ребята были помешаны на саблях.

Глядя на Гиббонса сверху вниз, Лоррейн заулыбалась.

– Отдохни, Бернстейн.

– Ты должен принимать во внимание любую версию. Иначе совсем закиснешь.

Она тихо рассмеялась, нагнулась к нему и лизнула в ухо. Он слегка коснулся сгиба ее бедра. Потом ухмыльнулся и глухо зарычал, как матерый медведь.

За окном гостиной темная приземистая фигура не спускала с них глаз. Стоя на железной решетке, Масиро глянул вниз, на булыжники, озаренные луной, и нахмурился. Бесчестно нападать на мужчину, когда он занимается любовью с женщиной. Он повернулся и начал спускаться по пожарной лестнице так же безмолвно, как и поднимался, стараясь не слышать звуков, доносившихся изнутри.