Грязный бизнес - Бруно Энтони - Страница 5

– Пусть обвинители думают об этой ерунде. Твое дело – дать свидетельские показания, рассказать то, что ты видел и слышал. Вот и все.

– Неверно! – Тоцци повернулся к нему и зарычал: – Моя работа – поймать этих ублюдков и помочь упечь их за решетку. Считается, что у меня достаточно возможностей, чтобы довести дело до конца, а не прерывать расследование посередине из-за стада этих ослиных задниц из прокуратуры, которые хотят доказать, что и без улик могут добиться обвинительного приговора – настолько хорошо они владеют законом. Для них это игра, Гиб, а для меня – нет. Мы выполняем грязную работу, а они играют в игры с законом. А когда они проваливаются, то сваливают всю вину на нас.

Тоцци в который уже раз посмотрел на одного из защитников – на женщину-блондинку.

– Ты опять за свое, Тоц?

– О чем это ты?

– Снова уставился на эту дамочку, Хэллоран, кажется.

– Ничего подобного.

Гиббонс усмехнулся и покачал головой.

– Тоцци, ты же знаешь, я вижу тебя насквозь. Последние две недели ты пребываешь в отвратительном настроении, потому что мисс Хэллоран никак не хочет назначить тебе свидание.

Гиббонс указал большим пальцем на женщину, перелистывавшую документы за одним из столом для адвокатов на другой стороне зала.

Лесли Хэллоран была блондинкой невысокого роста, с тонкими чертами лица и высокомерно приподнятыми плечами. Глядя на нее, трудно было представить, что на перекрестном допросе она превращалась в упорную маленькую стерву, с языком острым как бритва и глазами, как у ястреба, высматривающего добычу. Для женщины небольшого роста у нее были на редкость красивые ноги. Очень красивые. Тоцци хорошо разбирался в женских ножках.

– Ты не соображаешь, что говоришь. Гиб. Я абсолютно равнодушен к Лесли Хэллоран.

Гиббонс улыбнулся. Лицо Тоцци выдавало его. Когда он упомянул ее имя, глаза Тоцци приняли на миг трогательное, почти скорбное выражение. Оно быстро исчезло, но Гиббонс его заметил.

– Не знаю, что ты ко мне с ней привязался, Гиб. С чего ты взял, что она мне нравится? Она же защищает Уго Саламандру, этого чертова Севильского Цирюльника. Как она может мне нравиться?

Гиббонс вытянул нижнюю губу и пожал плечами.

– Ну и что с того? Какое это имеет значение?

– Саламандра на этом процессе самый большой мешок с дерьмом. Как это может меня не касаться?

Гиббонс посмотрел на Саламандру. Тот сидел за Лесли Хэллоран, развалившись на своем стуле и прикрыв глаза. Севильский Цирюльник – это прозвище дали ему журналисты. По слухам, он распространял наркотики через сеть салонов красоты и парикмахерских в девяти штатах. Он не был похож на бандита, скорее на чьего-нибудь толстозадого дядюшку, из тех, что всегда рассказывают сальные анекдоты, когда женщины выходят из комнаты, и храпят у телевизоров после праздничного обеда в День Благодарения.

– Ты ведь знаешь, Тоц, адвокаты обычно не приятельствуют со своими клиентами.

– Но из всех людей в Нью-Йорке, нуждающихся в защите, она выбрала Саламандру. Почему?

– А ты сам не догадываешься? Эти ребята платят хорошие деньги.

– Но обычно она не защищает крупных мафиози. Это не ее амплуа.

– Именно поэтому Саламандра и нанял ее. Посмотри на нее. Разве она похожа на тех жирных стряпчих, что обычно ведут такие дела? Хорошенькая скромная ирландская школьница-католичка. Как раз то, что и нужно Саламандре, чтобы обелить его. Кроме того, на ней написано, что она не вылезет с таким бешеным счетом, как другие адвокаты, защищающие мафию. Это еще раз подтверждает его версию – он всего лишь простой невинный бизнесмен, которого приняли за крупного торговца наркотиками только потому, что он родом с Сицилии.

Тоцци был раздражен.

– Знаешь, сейчас ты сам выступаешь как адвокат. У тебя на все готов ответ.

– Да брось. Я просто объясняю тебе что к чему. Такие процессы – как кино. Каждый играет свою роль.

– Пожалуй, так оно и есть.

– Не стоит мрачно смотреть на мир только потому, что у тебя нелады на любовном фронте. И не говори мне, что мисс Хэллоран первая женщина в твоей жизни, которая обошла тебя своим вниманием.

– Что ты прицепился ко мне со своей мисс Хэллоран? Я же сказал, она мне не нравится.

– Конечно же она тебе не нравится. Но только потому, что ты ей не нравишься. Если бы ты думал, что нравишься ей, так уж точно влюбился бы. Я не прав? Судя по всему, это у вас давно началось. Ты, кажется, говорил, что вы вместе учились в школе или еще где-то? И что же произошло? Она отвергла твое предложение?

Тоцци наклонился вперед, уперся локтями в колени. И косо взглянул на своего напарника.

– Нет, в одну школу мы не ходили. Она жила на другом конце улицы, в Вейлсбурге.

– Ага! Но ты знал ее.

– Нет, не знал. Не по-настоящему.

– Что значит «не по-настоящему».

Тоцци засопел – он начал раздражаться.

– Я знал, кто она такая, и, возможно, она знала, кто я. Она ездила автобусом в какую-то новомодную школу для девочек в Саут-Орандж. У них была своя форма и все такое. Ее старик был капитаном полицейского управления в Ньюарке, потому-то им и пришлось туда переехать. Но она мнила себя чем-то особенным, гораздо выше всех обитателей Вейлсбурга.

– Правда?

– Правда. Она вела себя так, словно явилась из Бернардсвилля или из какого другого действительно приличного места. Помню, как она шла домой от автобусной остановки – ножки в ботиночках, нос кверху, книжки прижаты к груди, волосы стянуты толстым жгутом на затылке, – настоящая воображала. Она была единственным ребенком в округе, ходившим в эту школу. Все остальные учились кто в обычной, кто в церковной школе. Помню эту ее пижонскую походочку. Шла, будто она совсем из другого теста, не такая, как все.

Она определенно нравилась Тоцци. И он ненавидел ее за это. Гиббонсу было знакомо это чувство. Большинство парней сталкиваются с этим рано или поздно.

– Гиб, посмотри, кто здесь!

Тоцци смотрел в сторону обвинителей.

– Уж не твой ли старый приятель Джимми Мак-Клири?

– Кто?

– Джимми Мак-Клири.

Гиббонс вслед за Тоцци посмотрел в сторону стола обвинения. Он пытался украдкой рассмотреть лицо человека в коричневом твидовом спортивном пиджаке. Да, это был он, чертов ирландец Джимми Мак-Клири. Он стоял, сложа на груди руки, и, как всегда, нес какую-то чепуху одному из молодых ясноглазых обвинителей. Удивительно, что молодой человек слушал его и не падал с ног. Обычно от Мак-Клири так разило виски, что и лошадь бы не выдержала. Но некоторые находили в его речах особое очарование. Вот сукин сын.

– Я слышал, что Мак-Клири ушел из ФБР. Говорят, он работает сейчас в прокуратуре США в качестве следователя по особым делам, – сказал Тоцци.

– Мак-Клири не годится и улицы подметать. Непонятно, как ему удалось стать агентом ФБР. Слава Богу, что он, наконец, ушел.

Тоцци покачал головой.

– Не могу понять, что ты против него имеешь?

– Он – самое последнее дерьмо. Для меня оскорбителен сам факт его существования.

– Помнится, вы как-то работали вместе, пока я был в отпуске. Когда я вернулся, он всем говорил, что работать с тобой – все равно что провести пару недель в аду. Ты никогда не рассказывал мне, что же произошло.

Гиббонс молчал, мрачно уставившись на Мак-Клири.

– Эй, Гиб, ты где? Ответь мне.

Гиббонс посмотрел на свои часы.

– Какого черта они так задерживаются? Суд должен был начаться десять минут назад.

– Ты уходишь от ответа, Гиб.

Гиббонс свирепо посмотрел на него.

– Ты прав, я на самом деле ухожу от ответа.

– Господа!

Главный прокурор на этом процессе, Том Огастин, стоял у деревянного заграждения, повернувшись лицом к своре.

– Господа, прошу внимания. – Хозяин, золотисто-красный сеттер, обращался к дворняжкам. – Мы вынуждены на некоторое время отложить процесс. Не знаю, надолго ли. Я понимаю, у всех вас есть и другие дела, но прошу все-таки не расходиться далеко, пока не выяснится, когда мы сможем начать слушание дела. Спасибо.