Падение Небесных Властелинов - Броснан Джон - Страница 58

– … в каком мы их понимаем, ну разумеется, – горько сказал Жан-Поль.

– Ваше сопротивление и недовольство понятны. Я этого и ожидала. Но, как я уже говорила, когда изменения произойдут, вы не будете против них возражать. Например, спусковым крючком агрессивности служит страх. Теперь вы станете практически бесстрашными существами.

– Страх – это механизм, необходимый для выживания индивидуума, – указала Джен.

– Я же сказала, практически. Вы сохраните возможность бояться того, что угрожает вашей жизни.

– Мне все это все равно не нравится, – сказала Джен, качая головой.

– Мы только идем дальше по пути изменения человеческой ДНК, а на этот путь встали вы сами в середине двадцать первого века, когда внедрили Первичный Стандарт. Чтобы увеличить вашу продолжительность жизни, вы улучшили свою иммунную систему и в то же время внесли некоторые изменения в вашу психологию – уничтожили предрасположенность к хроническим депрессиям, изменив свой мозг таким образом, что он стал менее подвержен вирусным и генетическим агентам, вызывающим шизофрению, вы избавились от множества психических расстройств… а ваши предки, Джен Дорвин… предприняли еще более радикальные шаги на заре Минервы. Минервианские женщины стали гораздо сильнее, выше и эмоциональнее, в то время как минервианские мужчины стали слабее физически, менее агрессивны и конкурентоспособны. Шаг в правильном направлении, но недостаточно далеко.

– Богиня-Мать! – выдохнула Джен. – Это же я подала вам такую идею, да? Все эти вопросы Дэвина о минервианских мужчинах…

– Вы добавили много новых деталей к общей картине, – сказала Феба. – После того как вы упомянули о рецидивах, мы решили создать генетическую репарационную систему, которая предотвратит возвратные мутации вашей ДНК. Но мы сохраняем возможность изменить человека еще раз, если он когда-либо будет представлять опасность для элоев. Для этой цели мы создали нескольких людей не Первичного Стандарта для изучения. Они не подходят под Первичный Стандарт, так как имеют меньшую продолжительность жизни. – Феба повернулась к Робину. – Ты – одно из последних наших созданий, Рин.

Робин в недоумении уставился на нее.

– Но вы же всегда говорили, что я – результат ошибки лаборатории…

– Мы никогда не делаем ошибок, Рин. Ты был очень полезным объектом для изучения на последних стадиях нашего исследования. Однако к тому времени, как ты улетел на Той, ты был уже близок к тому, что тебя пришлось бы все время держать под действием транквилизаторов, чтобы ты не представлял угрозы для элоев.

Робин рухнул на кровать.

– Я в это не верю! Значит, я проживу только лет до шестидесяти-семидесяти… и я буду стареть ?

– Мы можем переделать тебя в Первичный Стандарт, если хочешь, – сказала Феба.

– Да… да, – сказал он поспешно, посмотрев на Джен. – Пожалуйста.

Джен подошла к нему и взяла за руку.

– Ты в порядке?

– Да… но просто вся эта чертовщина так неожиданна. Все эти годы я думал… – Он встряхнул головой. – Я же был для них просто подопытным кроликом.

– И тебя все время держали на транквилизаторах. Поэтому они тебя не вылечили полностью, когда мы с Той привезли тебя. Вот почему к тебе вернулась потенция, как только мы выбрались со станции… – сказала Джен.

– Да, – согласилась Феба. – Когда мы узнали, что он собирается покинуть Шангри Ла и вряд ли на нее вернется, мы тайно восстановили его половые функции.

Джен посмотрела на Фебу.

– И вы еще собираетесь снабдить нас совершенным моральным кодексом. Это же смешно. И мне становится совсем плохо, когда вы говорите, что все это делается во имя каких-то вонючих эльфов, сидящих подо льдом на Южном полюсе.

– Вам все это понравится больше… потом.

– Ага, конечно, – сказала Джен с недоверием. – А какие еще незначительные изменения произойдут с нами, кроме появления более теплого отношения к своим собратьям-людям и уменьшения страха?

Казалось, что Феба колеблется, прежде чем ответить, и Джен это очень не понравилось.

– Для достижения увеличения симпатии друг к другу и снижения агрессивности, необходимо будет подкорректировать ваши эмоции. Скажем, уменьшить крайности на обоих концах шкалы ваших эмоций.

– Не могла бы ты, скажем, – с издевкой спросила Джен, – объяснить поконкретнее.

– Все ваши чувства не будут достигать такой остроты, – ответила Феба. – Вы больше не будете подвержены никаким страстям. Разумеется, это коснется вашего восприятия как положительных, так и отрицательных эмоций.

– Другими словами, вы собираетесь притупить наши чувства, – заключил Робин.

– Это твоя интерпретация, а не моя, – сказала Феба.

– И моя тоже, – сказала Джен. – Ну и когда же произойдет эта гребаная трансформация?

– Для вас и всех остальных людей на борту Небесного Ангела она уже началась. Вы уже заражены специальным искусственным вирусом. Изменение будет происходить постепенно, и пройдут месяцы, прежде оно завершится.

Джен, потрясенная, покрепче сжала руку Робина.

– Он уже в нас? О Богиня-Мать…

– Скоро вирус будет распылен, чтобы заразить людей, находящихся на Земле. Космонавты, когда их корабль будет отремонтирован, занесут вирус на орбитальные станции и марсианские колонии. Гипнотически заложенные в них команды заставят их рано или поздно посетить все населенные человеком уголки космоса. А я на Небесном Ангеле облечу вокруг земного шара, рассеивая вирус, чтобы заразить все население планеты.

Джен не знала, к чему это приведет, но она просто должна была это сделать, каким бы абсурдным ни казалось подобное действие. Она встала, подошла к Фебе и изо всех сил ударила ее в челюсть. Раздался радующий душу звук кулака, ударяющего по лицу, и Феба полетела на пол, приземлившись на задницу. И пусть это была всего лишь созданная в ее мозге компьютером иллюзия, но вид Фебы, сидящей на полу с разбитой в кровь физиономией и ошарашенным видом, заставил Джен почувствовать себя значительно лучше.

– Я просто должна была это сделать, пока еще чувствую такое желание, – сказала Джен, потирая костяшки пальцев.

Эпилог

Джен сидела на пляже с шестимесячным ребенком Эйлы на руках. Эйла назвала его Лон в память о своем отце. Тот умер почти сразу после событий, произошедших около полутора лет назад и так резко изменивших судьбу всего человечества. То есть он так и не подвергся так называемому Изменению…

А я все та же , сказала себе Джен. Она говорила себе это по нескольку раз в день. Она делала это с тех пор, как узнала, что заражена злополучным вирусом. На протяжении нескольких месяцев она ложилась спать, ожидая, что проснется совсем другим человеком. А просыпаясь, она всегда некоторое время лежала неподвижно, проверяя все свои ощущения, пытаясь заметить хоть какие-нибудь изменения в себе. Ей это никогда не удавалось. Но…

– Привет, Джен!

Она обернулась. По пляжу к ней шел Мило. На нем были только белые шорты, а его некогда бледное тело теперь было покрыто темным загаром.

– Здравствуй, Мило.

Он сел рядом с ней, пощекотал пальцем пятку Лона, что заставило малыша весело забить ножками, и сказал:

– Хороший денек, правда?

– А разве они теперь не все хорошие? – с горечью спросила Джен.

Мило рассмеялся.

– Все еще борешься, да?

Она не ответила.

– Однажды тебе придется это признать. Ты подвержена Изменению, так же как и мы. Ты теперь не такая, как была раньше.

– Нет, все такая же, – возразила Джен.

– Посмотри на меня – даже я в конце концов признал это. Хотя мое Изменение было гораздо более кардинальным, чем у всех. Пропасть между мной сегодняшним и тем, чем я был раньше, слишком велика, чтобы ее не замечать.

– Да, я признаю, что ты изменился, Мило, – согласилась она. – Ты больше не… не… – Она не смогла договорить.

– Чудовище? – хмыкнул он. – Все в порядке, я понимаю, что ты имеешь в виду. Когда я оглядываюсь назад и вспоминаю, как я воспринимал тогда людей, я содрогаюсь. И в то же время что-то во мне восстает против этого Изменения. Мне отвратителен тот человек, которым я был раньше, но я знаю, что это был настоящий я. А сейчас я являюсь результатом того, что какая-то чертова программа поигралась с моими генам. Но все это неприятие быстро пропадает, и уже скоро мне будет просто наплевать на то, кем я был раньше. И то же самое будет с тобой. Никто из нас не сумеет этого избежать. – Он пожал своими бронзовыми плечами.