Небесные Властелины - Броснан Джон - Страница 19

– Очень много, – признала она. – Правда, когда запасы зерна иссякли, мы перестали варить сусло. Ко вчерашнему дню в хранилищах мало что оставалось, и рационы были урезаны. У нас, правда, был спиртовой завод, но питьевого спирта он не производил, только технический. Для стряпни, отопления и прочего.

– Пропанол, да? Или бутанол?

Она пожала плечами.

– Мы называли его просто спиртом. Он готовился в таких больших чанах на заводе. В них плескалась какая-то коричневая масса, живая. Ее нужно было кормить – листьями, травой, объедками, чем угодно – она-то и делала спирт.

Мило кивнул.

– Знаю, о чем ты говоришь. Это синтетические бактерии, которые перерабатывают органику в бутанол или пропанол. Жаль, что генная инженерия ныне – утраченное искусство. Немножко повозиться бы с этими бактериями – и у вас был бы чан, производящий чистейший этиловый спирт. Его можно пить.

Джен была шокирована.

– Неужели, по-твоему, мы пошли бы на такое кощунство, даже если бы умели?

– А почему бы и нет? Ведь вы же уже пользовались «злой» наукой, столько лет эксплуатируя ваш завод.

– Но я уверена, никто в Минерве не знал, что завод – дело рук генных инженеров… – возразила Джен.

– Кто-то должен был знать.

– Ни одна минервианка не стала бы пользоваться тем, что создали генные инженеры – эти мужчины, которые больше всех виноваты, что мир стал таким, какой он есть.

– Какое ханжество! – рассмеялся Мило. – Во-первых, среди генных инженеров было немало женщин. И Минерва в старые времена не стеснялась обращаться к этой науке, и результаты налицо. Стоит посмотреть на ваших минервианских мужчин… да что там – взгляни на себя, в конце концов.

– На себя?

– Ты представляешь собой так называемый Первичный Стандарт согласно Генетическому Уставу Объединенных Наций 2062 года. Это дает тебе массу преимуществ перед всеми предшествующими поколениями. Во-первых, твоя продолжительность жизни – двести с чем-то лет, а физически ты никогда не станешь старше тридцати пяти – и даже этого возраста не достигнешь в ближайшие сорок лет. Таким образом ты избавлена от кошмаров старости, и твоя смерть, если она будет естественной, окажется быстрой и безболезненной.

К тому же у тебя феноменальная иммунная система, – продолжал Мило. – Врожденный иммунитет ко всем распространенным инфекциям и к болезням вроде рака, которые так долго были бичом человечества. Конечно, ты уязвима для более изощренных вирусов, специально созданных и выпущенных в разгаре Генных войн, и для некоторых плесеней-мутантов, которые сейчас распространяются повсюду, но эти недостатки есть у всех людей Первичного Стандарта – в целом же тебе очень повезло. У тебя невероятная способность к выздоровлению – твои кости срастаются очень быстро, если они сломаны, а нервные клетки восстанавливаются. Травмы, от которых твоих предшественников мог бы разбить паралич, у тебя проходят в течение нескольких недель. К тому же и менструации у тебя бывают лишь раз в двадцать лет, если ты не забеременеешь в период размножения.

Мысли Джен лихорадочно метались.

– Что раз в двадцать лет?

– Менструации, – повторил Мило, забавляясь ее растерянностью. – Во времена, предшествовавшие Первичному Стандарту, у женщин были менструации каждый месяц, с пубертата до менопаузы. – Заметив, что она ничего не понимает, Мило замолчал. – И чему тебя учили в твоей Минерве? Что ты знаешь о своем организме?

– Меня учили жить в гармонии со своим телом, – отвечала Джен. – Медитировать и принимать энергию Богини-Матери…

– Нет, не то, – тут же оборвал он ее. – Тебя учили, как работает твое тело?

– Да. Конечно.

– Ты знаешь, что такое репродуктивная система? Что когда ты рождаешься, в тебе уже есть яйцеклетки?

Джен кивнула утвердительно.

– А знаешь, сколько их – этих яйцеклеток?

– Думаю, сто или около того.

– Правильно. Но в прежние времена девочка рождалась, имея в яичниках полмиллиона яйцеклеток.

– Ну да… – недоверчиво сказала Джен.

– Именно так. А потом, когда девочка достигала половой зрелости, то есть ее репродуктивная система начинала действовать, яйцеклетка для оплодотворения опускалась у нее в матку ежемесячно. Если в течение двух недель оплодотворение не происходило, ее выбрасывало из матки вместе с оболочкой. Это называлось менструацией, и, хотя женщины переносили ее по-разному, большинство считало эти ощущения весьма неприятными. Кровь, боль и связанное со всем этим психическое угнетение. Когда яйцеклетка находилась в матке, гормоны готовили внутренние половые органы к оплодотворению. Подобные радикальные изменения были очень неприятны для женщин.

– Не могу я в это поверить. Богиня-Мать не допустила бы, чтобы женщины так страдали.

– Твоей Богини-Матери в то время еще не было на свете, – сухо сказал Мило. – Всем заправлял Бог-Отец: он, видно, и устроил это женщинам.

– Богиня-Мать всегда была и всегда будет, – твердо возразила Джен.

– Ну, как знаешь. Так или иначе, когда в середине двадцать первого века генные инженеры наконец нашли способ выключать молекулярные часы, которые вызывали саморазрушение клеток, известное как процесс старения, – бессмертие человечества было уже не за горизонтом. Но, конечно, если бы все человечество стало бессмертным, на Земле скоро не осталось бы ресурсов, поэтому были введены пределы длительности жизни для генетического перепрограммирования. Долго шли споры, и наконец Организация Объединенных Наций ввела закон о двухстах с небольшим лет. В те годы Организация Объединенных Наций еще имела авторитет, потому что ее поддерживал Советско-Американский альянс.

– А что такое Организация Объединенных Наций? – спросила Джен.

Он нетерпеливо махнул рукой.

– В другой раз. Дело в том, что если людям позволить жить двести с лишним лет, они не смогут размножаться так же свободно – ресурсы Земли скоро исчерпаются. Поэтому Организация Объединенных Наций постановила, что женщины могут родить только раз в двадцать лет.

Джен нахмурилась.

– Ты что, хочешь сказать, что раньше они могли родить в любой момент? – ошеломленно спросила она.

– Именно это я и пытаюсь тебе втолковать. И эти два постановления Организации Объединенных Наций изменили не только половые органы женщин, но и весь мир.

– Это как же?

– Поднялась волна сопротивления. В основном со стороны религиозных фундаменталистов… Исламские народы встали стеной против самой идеи генетического вмешательства в человеческое тело. Это – говорили они, против законов Аллаха…

– Аллаха? – переспросила Джен.

– Еще один весьма могущественный бог. Тебе бы он не понравился. В общем, дело было не только в мусульманах – западные фундаменталисты тоже оказались против, и католики, и протестанты – только не спрашивай меня, кто это такие: слишком долго объяснять. Просто поверь мне на слово, что все эти споры в конце концов обернулись немалой кровью.

Понимаешь ли, когда Организация Объединенных Наций издала постановление о двухстах лет, она в то же время постановила, что все люди, не слишком старые для генетической обработки, подчиняются международному закону о продлении жизни. Можешь себе представить, что из этого вышло – люди, жившие в стране, где продление жизни запрещено по религиозным мотивам, естественным образом испытывают искушение переселиться в страну, где оно разрешено. Ну, тут все силы ада вырвались наружу – а когда дым улегся, все карты мира нужно было рисовать заново. Большинство крупных стран, вроде Советского Союза и Америки, раздробились на кучу карликовых независимых государств, вроде твоей Минервы.

– У тебя все звучит так убедительно, – с удивлением сказала Джен.

– Убедительно, потому что это правда, – ответил он. – Минерва обязана своим существованием генной инженерии, какие бы мифы о ее происхождении тебе ни вколачивали в голову. А жительниц Минервы не удовлетворял Первичный Стандарт – они добавили все изменения, возможные при еще действующем международном праве. Первые феминистки принципиально не желали признавать, что все различия между мужчинами и женщинами обусловлены генетикой. Это слишком пахло «биологическим детерминизмом», очень непопулярной в то время теорией.