Трое с десятой тысячи - Брошкевич Ежи - Страница 22

Три минуты спустя Алик хлопнул себя по лбу: до него дошло, что он попал в замкнутый круг. Лента попросту крутилась по кольцу. Вот просторный, светлый лабораторный зал, большие шары микроскопов. Потом двухцветный туннель. Потом несколько небольших кают, снова туннель, два затемнения, широкий, разветвляющийся коридор, и снова зал с микроскопами, двухцветный туннель, несколько кают, туннель, затемнения, коридор, и снова зал, микроскопы, туннель, каюты, туннель, затемнения, коридор…

— Спасите! На помощь! — ещё раз заорал Алик отчаянным голосом, сохраняя абсолютное спокойствие на лице. — Спасите! — и, не дождавшись никакого ответа, прошептал: — Ну, тогда… прыгаем!

Он переступил на край ленты. Прыгать можно только в двух местах — в зале с микроскопами и в широком коридоре, во всех других местах слишком тесно, можно попросту врезаться лбом в стенку. При всей эластичности здешних стен вряд ли это будет особенно приятно.

Он решил ещё разок «проехаться», чтобы лучше приготовиться к прыжку. Он уже знал на память: зал, туннель, каюты… коридор!

Внезапно он решил: прыгаю в коридор. По ту сторону его он заметил что-то явно движущееся, какое-то зеленоватое мелькание; конечно, это лента второго транспортёра. Он увидел ленту и прыгнул. Уже на лету он быстро соображал: «Второй идёт вверх, выберусь на поверхность… А если он идёт в противоположную сторону… Что тогда?»

К счастью, он не успел довообразить, что «тогда». Во-первых, он уже прыгнул. Во-вторых, представлять себе это малоприятное зрелище вообще не пришлось — второй транспортёр шёл в ту же сторону. Это помогло Алику удержаться на ногах. Мгновение спустя он даже прихлопнул руками от восторга — лента явно лезла вверх. Он даже закричал: «Ура!», потому что внезапно все вокруг посветлело, лента вылетела на поверхность, описала широкую дугу в пальмовой рощице, промчалась мимо высокого, почти африканского бархана, снова нырнула в туннель и начала замедлять ход. Здесь! Алик легко прыгает с транспортёра и оказывается лицом к лицу с главным входом в Центральный Зал.

Он делает ещё шаг вперёд и осторожно касается пальцами закрытой стены. Достаточно: ведь Разведчик отлично помнит не только голоса, но и отпечатки пальцев. Призывы о помощи не помогли. Может, удастся воздействовать прикосновением?

Алик вздрогнул от радости — стена чуть заметно шевельнулась. Она ещё не открывается, но чувствуется её доброе намерение, её искреннее, хоть, неизвестно почему, неимоверно тяжкое усилие.

Алик упирается обеими руками в то место, где проходит шов, его лицо постепенно расплывается в торжествующей улыбке: стена, хоть и неравномерно, скачками, но отчётливо поддаётся нажиму.

И наконец, затаив дыхание Алик стоит у открытого входа в Зал. Этот вход расположен как раз напротив того, которым они прежде прошли сюда. Тот, второй, вход тоже открыт настежь. Более того, дверь там оттиснута в паз огромной алюминиевой балкой, словно кто-то посторонний, не уверенный в покорности Разведчика, хотел обеспечить себе свободный вход и выход.

Алик молча смотрит в Зал. Он перестаёт улыбаться. Но на его лице нет и гнева. Оно просто становится печальным.

Аликины губы чуть-чуть приоткрываются, вот-вот прозвучит приказ, но в эту минуту откуда-то издалека, из глубины противоположного коридора, раздаётся страшный крик Иона. Это крик без слов, но Алик почувствовал, что вся кровь его отливает от сердца: в крике Иона слышится настоящая мука.

Услышав этот крик, кто-то тревожно метнулся в глубине Центрального Зала. Этот кто-то, видимо, находился здесь уже долгое время: он успел размонтировать одну из стен, открыть спрятанную в ней огромную сетку одного из мозговых центров Разведчика, испещрённую неисчислимым множеством узлов, и подключить к ней какую-то группу кристаллов. Что он делал? Исправлял или ломал?

Этот кто-то, услышав крик Иона, сначала судорожно дёрнулся, как человек, оглушённый смертельным страхом, потом вскочил и бросился в открытый проход, в ту сторону, откуда донёсся крик. По его движениям, по выражению глаз и лица можно было сделать лишь один вывод: он изо всех сил торопился на помощь Иону.

Это был Робик.

Мчась огромными скачками, Робик исчез в глубине противоположного коридора.

Алик кинулся к размонтированной стене и одним рывком оторвал от сетки группу блокирующих кристаллов. В ту же секунду в зал влетела Алька.

— Разведчик, приказ! — пронзительно закричала она. — Отменяются полномочия робота-хранителя!

— Принято, — тотчас откликнулся чистый и ясный голос Разведчика.

— Разведчик! — кричит Алька. — Не уничтожать робота. Разрешается только изолировать его.

Разведчик медлит мгновение, потом повторяет с явным сожалением:

— Не уничтожать. Принято.

По коридору поспешно вкатываются стандартные агрегаты ремонтных роботов — небольшие шары, снабжённые множеством различнейших механических конечностей. Два шара подкатываются к сетке и приступают к монтажу снятого Робиком куска стены. Два других стремительно уничтожают блокировку дверей, молниеносно разрезав толстенную паралюминиевую балку на десять частей.

Алик и Алька молча смотрят друг на друга, потом быстро обнимаются. Глаза у них счастливые. В это время вбегает Ион. Он чудовищно бледен.

— Разведчик! Врача, программу боевых действий, — громко приказывает он. — Время!

— Восемнадцать минут двадцать секунд.

— Успеем! — кричит Алик.

— Тебе плохо, Ион? — восклицает Алька, увидев, что он покачнулся.

Она едва поспевает поддержать его. Левая ладонь Иона почернела от запёкшейся крови и ссадин.

— Разведчик, врача! — повторяет Алик.

— Принято.

Из третьего, служебного коридора бесшумно появляется огромный белый куб механоврача.

— Болит? — спрашивает Алька. Её глаза светлеют. — Очень больно, Ион?

Ион подходит к кубу, всовывает в отверстие израненную, ободранную руку и почти тотчас облегчённо улыбается.

— Уф, наконец-то перестало болеть. — И тут же улыбка его становится смущённой и стыдливой. — Пришлось сунуть руку под ленту движущегося транспортёра. Я должен был это сделать, — торопливо оправдывается он. — Если бы рука не болела по-настоящему, я бы ни за что не смог крикнуть так убедительно, а тогда бы Робик отсюда не выбежал. Кто знает, удалось бы нам тогда захватить Зал или нет.

— Благодарю, — говорит механоврач.

Ион вынимает руку из аппарата и в изумлении таращится на неё — он впервые имеет дело с механоврачом. Это здорово! Боль сразу же прекратилась, раны исчезли, вся ладонь уже покрыта плёнкой искусственной защитной ткани, словно тончайшей перчаткой.

— Спасибо, — говорит Ион, и механоврач бесшумно исчезает в какое-то таинственное укрытие, откуда вынырнул минуту назад.

— Когда ты понял? — спрашивает Алька. Алик на мгновение задумывается.

— Когда вспомнил, как Робик сказал на прощание: «Пока я с вами…»

— И мы тоже, — удивляется Алька. Ион берет их за руки.

— Послушайте! Постарайтесь его понять, — умоляюще улыбается он. — Ведь роботы-хранители прежде всего обязаны охранять человека от опасности. Робик обязан был охранять нас. Он не хотел, чтобы мы подвергались опасности.

Алик улыбается ему:

— Ион, ты не думай, мы же всё понимаем. Нам поручили опасную работу. Разве можно требовать от роботов, чтоб они думали так же, как мы. И лучше уж пусть они так не думают.

Алька довольно легкомысленно пожимает плечами, голос её звучит снисходительно и очаровательно ехидно:

— Дорогой Ион! Самый логичный человеческий ум не мог бы тут ни в чём обвинить Робика. Какому конструктору пришла бы в голову такая невероятная история? В конце концов, должны же ещё происходить такие события, когда мы, люди, ещё были бы нужны!

— Пятнадцать минут, — напоминает голос Разведчика.

— Довольно болтовни, — говорит Ион. — Расходимся на свои посты.

— У меня предложение, — говорит Алька. — Через минуту после нашего старта вернуть Робику полномочия. Как только мы окажемся в космосе, Робик начнёт думать только о том, как бы помочь нашему возвращению. Думаю, моё предложение вполне логично? — скромно заканчивает она.