Просто любовь - Бродрик (Бродерик) Аннетт - Страница 18

— Летти!

— Что?

— Пусть политики разбираются без нас.

Хорошо?

Она повернулась и отправилась на кухню своей деревянной походкой.

Коул покачал головой. Хотелось бы знать, что сделало эту женщину такой злой и суровой? И она всегда была такой, сколько он ее помнил. Правда, он никогда не позволял, чтобы ее настроение переносилось на него. Подобное отношение к ней он перенял от отца — или не обращать на нее внимания, или молча терпеть.

Он прошел за ней на кухню, и она налила при нем два больших стакана чая. В это время Энджи, их повариха, резала овощи в углу.

— Как дела, Энджи? — спросил Коул. Энджи оглянулась и, увидев Коула, расплылась в улыбке.

— А, это вы, Коул. А я и не знала, что вы здесь. Не хотите ли попробовать моего свежего печенья?

Не успел он ответить, как Энджи извлекла из корзины горсть печенья и положила на тарелочку.

— Большое спасибо, Энджи. У тебя правильный подход к мужчинам.

Он услышал, как Летти фыркнула у него за спиной. Энджи поставила тарелочку с печеньем на поднос и протянула его Коулу. Коул добавил к ней стаканы с чаем и вслед за Летти вышел из кухни.

— А куда это ты со всем этим направляешься?

Обогнав ее, Коул бросил через плечо:

— Я знаю куда идти, Летти. В кабинет. Когда Летти его догнала, он уже устраивался в большом кресле возле письменного стола, задрав ноги на его блестящую поверхность.

— Коул, сними ноги со стола! Так не сидят. Боже мой…

— Хватит, Летти, — сказал он, потянувшись к печенью. — Сядь. Нам надо поговорить.

Она подошла и села на краешек кресла напротив, держась очень прямо.

— Ну давай, говори.

— Я хочу знать все о Тони Альваресе. Она замерла, уставившись на него так, будто он сказал что-то неприличное.

— Что ты сказал?

— Ты слышала.

— Зачем тебе это?

— Я хочу, чтобы ты рассказала мне абсолютно все о Тони Альваресе, — повторил он, чеканя каждое слово.

— Мне нечего сказать.

— Летти, ты пятнадцать лет управляешь этим ранчо железной рукой в железной перчатке. К сожалению, я сам это допустил. Правда, меня можно понять. Я был молод, убит горем, перегружен ответственностью, пытался получить образование и не ударить в грязь лицом. А теперь я хочу услышать от тебя, Летти, чем ты объяснишь свое поведение в то время?

Она хотела было встать, но он так посмотрел на нее, что, едва приподнявшись, она медленно опустилась обратно и, казалось, приросла к своему креслу. Голосом, которого Коул у нее никогда не слышал, Летти прохрипела:

— В чем дело, Коул? Чего ты бесишься?

Скажи мне.

Он, кажется, даже уловил в вопросе сочувствие, которое когда-то от этой женщины можно было ожидать. Но на ее лице не было и тени доброты.

— Не обо мне речь, Летти, — не обращая внимания на резкую смену ее настроения, оборвал ее Коул. — Меня интересуешь ты.

Несколько мгновений она молча выдержала его пристальный взгляд, а потом опустила глаза.

— Так вот, Летти, зачем ты уволила и выгнала Тони Альвареса? Она резко подняла голову.

— Я никогда…

Он вскинул вверх руку, точно останавливая поток ненужных слов. На Летти это подействовало.

— Я хочу знать правду, Летти. Столько лет я слушал твою ложь. Пришло время сказать, как все было на самом деле.

— Не понимаю, что за муха тебя укусила…

— Летти…

Угроза, звучавшая в его голосе, заставила ее осечься.

— Через день после похорон ты вызвала Тони Альвареса в этот кабинет и велела ему убираться с ранчо. Ты сказала, что у него сутки на сборы. Так вот, я хочу знать — почему ты это сделала?

Ее подбородок слегка вздернулся.

— Какое это сейчас имеет значение? Все это было так давно.

— Мне надо это знать. И мы будем сидеть здесь до тех пор, пока я не получу ответа. А как долго — это зависит от тебя.

— Тони Альварес — дрянь. Он всегда был дрянью. Я никогда не могла понять, что Грант нашел в нем хорошего.

Коул потянулся к пачке сигарет, закурил и сказал:

— К твоему сведению, только благодаря Тони Альваресу отцу удалось живым вернуться из Кореи. Его ранили, и он был обречен, если бы Тони не вернулся за ним и не вынес его на себе. Он спас отцу жизнь.

— Ха! Эту сказку рассказал тебе Тони?

— Нет. Все это я слышал собственными ушами от отца. Тони за его геройство наградили медалью. Но на ранчо об этом никто никогда не знал. Тони заставил отца пообещать, что тот никому про это не скажет.

— Так почему же он рассказал?

— Потому что я однажды попросил его рассказать мне о Тони. Меня тогда поразили его слова о том, что, не будь Тони, никого из нас — ни меня, ни Кэмерона, ни Коди на свете не было бы. Мы бы просто никогда не появились на свет.

— Очень похоже на Гранта. Он всегда все драматизировал.

— Не у него одного были к этому склонности, Летти. Ты за эти годы наверняка устроила немало драм.

Она удивленно посмотрела на Коула.

— Коул, я никогда тебя таким не видела. Ты всегда относился ко мне с любовью и уважением. Что с тобой? Неужели на тебя так подействовало несчастье с Кэмероном? Я же…

— Итак, ты решила избавиться от Тони и Эллисон сразу после гибели отца. Зачем? Ради возможности потешиться властью над тремя несмышлеными мальчишками?

— Он нам был не нужен.

— Совсем наоборот. Когда я вернулся домой на Рождество, на ранчо царил полный хаос.

— Но ведь мы выжили!

— Дело не в том, что выжили, Летти. Я хочу выяснить, почему ты была так настроена против Тони? Почему ты едва дождалась, чтобы избавиться от него?

— Я тебе уже сказала. Он — дрянь… Он всегда припрятывал козырную карту для подходящего случая… Все флиртовал, улыбался, сверкая своими черными глазами как дьявол, — подумаешь — подарок! Мечта каждой женщины!

— Что за чушь! Тони был предан Кетлин с Эллисон. Я не знал человека более верного семье, чем он.

— Ну конечно. К тому времени, когда ты появился на свет, он уже утихомирился. Ты же не знаешь, каким он был до женитьбы! Это был настоящий дикарь…

— Ты была в него влюблена? Не так ли? — тихо спросил Коул, осененный внезапной догадкой.

— Не смеши. Может, он и спас Гранту жизнь, но он был полное ничтожество. И как ему могло прийти в голову, что девушка из Коллоуэев способна даже посмотреть в его сторону? И что здесь станут выслушивать его советы? Разве можно забыть о моем воспитании! Какое нахальство! Так я ему и сказала.

Коул видел, что его замечание попало в точку.

Ее лицо и шея пошли красными пятнами, она страшно разволновалась.

— И когда ты ему все это сказала?

— В тот день, когда мы катались верхом. Он предложил остановиться и отдохнуть на берегу ручья. И правда, было жарко. Стоял очень жаркий день. Наверное, мне стоило сразу дать ему понять, что я поехала с ним только для того, чтобы немного развеяться. Мне и в голову не могло прийти, что он воспримет это как-то не так. Я была молода, слишком молода, я о мужчинах и не думала. Никто никогда не обращал на меня внимания, да я и сама знала, что далеко не красавица. Когда он меня поцеловал, я просто опешила, я не знала, куда деваться. А он все целовал меня, и это было ужасно.

— Ужасно?

— Я чувствовала себя проституткой из-за этих поцелуев. Как будто я из тех женщин, которым наплевать на собственную репутацию, которым только и надо, чтобы мужчина… — выпалив все это, она вдруг поняла, что говорит лишнее, и в ужасе посмотрела на Коула.

— Так он соблазнил тебя?

— Этого еще не хватало. Но он наговорил мне кучу всякой ерунды, про то что он меня любит и хочет на мне жениться. Все это ложь! Все они лгуны. Уж мне-то это известно. Я над ним, конечно, посмеялась и велела ему убираться. Как ему только могло прийти в голову, что девушка из Коллоуэев может выйти за него замуж? Он был ничто. И даже меньше чем ничто. Я вскочила на лошадь и помчалась домой. В тот день я получила хороший урок. И с тех пор никогда больше не ездила верхом. Никому никогда не удавалось уговорить меня прокатиться даже на самой распрекрасной лошади. Я возненавидела лошадей! Так же, как возненавидела Тони Альвареса.