Застенчивая Энн - Бриттен Белинда - Страница 31

Энн неохотно высвободилась из объятий Доминика.

– С ней-то да. Плохо было ребенку, но ему уже сделали операцию.

– Какому ребенку? Какую операцию? – Месье Ладюри помотал головой.

– Ребенку Николь. Он заболел крупом, и приступ случился в машине, по дороге в Тулузу, – неуверенно ответила Энн, тоже приходя в замешательство.

– А что насчет Габриель? Мне позвонили из полиции. Во время грозы она попала в аварию, и ее доставили в эту больницу.

– С ней что-то серьезное?

– К счастью, нет, насколько я понял.

– В аварию? – задумчиво повторил Доминик. – А они не сказали, какая у нее была машина?

– В том-то все и дело, – развел руками месье Ладюри. – Вела не она. Габриель ехала на пассажирском сиденье в белом фургоне. Водитель не пострадал и сбежал, бросив ее на произвол судьбы. Каким же негодяем надо быть, чтобы поступить так?

– Неужели это Габриель стояла за угрозами? – Месье Бернар никак не мог поверить, что его дочь угрожала самой себе.

– Похоже на то. Конечно, не обошлось без помощи водителя. Это, наверное, какой-нибудь бывший служащий отеля, которому срочно понадобились деньги, – предположил Доминик. – Он ведь свободно проникал в номера.

– Но зачем? – недоумевала Энн. – Я не понимаю!

По просьбе месье Бернара им отвели крохотную комнатку, где можно было спокойно поговорить и попить кофе. Пришли утешительные сведения о состоянии Габриель: она отделалась переломом руки, раной на бедре и несколькими синяками и ссадинами. Обошлось даже без сотрясения мозга.

– Это я виноват, наверное, – задумчиво произнес месье Бернар. – Она хотела привлечь мое внимание и выбрала самый эксцентричный способ.

– Но при чем тут «Ладюри-ретро»? Если она не хотела заниматься проектом, то почему просто не сказала об этом? – по-прежнему недоумевала Энн.

– Мы с отцом недавно говорили о Габриель, и он на многое открыл мне глаза в отношении моей дочери. Ей всегда не хватало внимания. Джоанн, пока была жива, не особенно возилась с ней. Потом воспитанием Габби занялся я... – Ему было трудно говорить. К горлу то и дело подступал ком, а на глаза наворачивались слезы. – В то время я думал только о работе и к тому же ничего не знал о воспитании девочек. Моя забота ограничилась тем, что я отдал ее в лучшую школу в Англии, засыпал дорогими подарками на все праздники и забирал домой на каникулы. Мы очень мало времени проводили вместе, она куда чаще общалась со своим дедом. И я решил, что ее устраивает такое положение вещей. Она закончила учиться и сказала, что хочет приехать сюда и жить со мной. Я подумал: девочка решила продолжить фамильное дело, и поэтому сразу же отдал ей на откуп новый проект. А Габриель просто стремилась жить со своей семьей... – Месье Ладюри тяжело вздохнул и сокрушенно покачал головой. – Я хотел заменить любовь и внимание деньгами...

– Наверное, после того как Габриель поправится, вам троим нужно поговорить по душам, – сказал Доминик. – А потом плюнуть на работу и уехать на пару недель на острова в Тихом океане...

– Хороший совет, Доминик. – Месье Бер-нар взъерошил волосы. – Эта история позволила мне понять: быть отцом – тяжелый и ответственный труд, пренебрегать которым нельзя. Что ж, постараюсь наверстать упущенное за двадцать лет...

В комнату вошла медсестра.

– Месье Ладюри, ваша дочь пришла в сознание и хочет поговорить с вами. Я вас провожу.

– Ну, удачи вам, месье Бернар, – сказал Доминик.

Мужчины пожали друг другу руки, и Бернар Ладюри вышел из комнаты ожидания.

Молодые люди поговорили с врачом о состоянии здоровья ребенка и о необходимых лекарствах. Им разрешили повидаться с Николь, которая намеревалась провести в больнице еще несколько дней. Энн и Доминик уже собирались уходить, когда на пороге больницы показался Сильв. Он выглядел озабоченным, но, увидев знакомые лица, расплылся в широченной улыбке.

– Откуда вы узнали? – спросила фотомодель, подходя к старику.

– Николь позвонила мне, как только устроилась. Я благодарю вас, мадемуазель Лесли, и вас, месье Бертье, за то что вы спасли этому ребенку жизнь. И если вам понадобятся люди, чтобы рекламировать вашу одежду, то они у вас будут. В любом количестве.

Прежде чем покинуть больницу, они решили навестить Хуана. Николь вышла поговорить с дядей, и мальчик остался в палате один. Он как будто спал, но, когда его спасители приблизились к прозрачной стене, открыл глазки и неуверенно улыбнулся.

У Энн перехватило дыхание, и она сжала руку Доминика. Пальцы их переплелись. Доминик знал, что до сих пор она заявляла, что не хочет иметь детей, но Хуан не оставил ее равнодушной. Он видел, как в холодном сердце затеплился огонек любви – сначала к Николь, потом к ребенку.

– Надеюсь, он вырастет отличным малым, – тихо сказал Доминик. – Но мать-одиночка, без образования и постоянной работы... Ей придется трудно. Ладно, пошли, не будем его отвлекать.

– Тогда мы просто обязаны им помогать, – решительно заявила Энн уже в коридоре. – Мы спасли ему жизнь, значит, взяли на себя ответственность за него. Все, что нужно Николь, – это нормальная работа и кров. Доминик, мы должны помочь ей найти и то, и другое. Давай станем для Хуана крестными!

Ему очень понравилось, как прозвучало это «мы», однако он не мог разделить ее восторгов. Жизненный опыт подсказывал, что прекрасные начинания очень часто умирают в зачаточной стадии. Очень не хотелось нарушать торжественность момента пессимистическими замечаниями, но иначе Энн рисковала поддаться романтическим мечтам о несбыточном.

– Тетушка Энн... – начал он. – Конечно, все это возможно, если только ты не отправишься завтра на другой конец света. Мне казалось, у тебя уже есть племянники, чтобы с ними играть в тетушку. Когда ты последний раз виделась с ними?

– Честно говоря, довольно давно. Но ведь им я не нужна...

Доминик резко остановился и прижал ее к стенке. Одной рукой он по-прежнему сжимал ее ладонь, другой преградил путь к отступлению.

– А откуда ты знаешь?

– Ну... у них же есть родители, дедушки и бабушки, а я все время в разъездах. Мне никогда не приходило в голову, что они могут нуждаться во мне. Доминик, зачем ты хочешь, чтобы я думала о себе как можно хуже?

– Затем, что в начале нашего знакомства ты сказала, что предпочитаешь не завязывать никаких отношений с людьми. Что у тебя такое жизненное правило. Помнишь? – Он очень надеялся, что Энн возразит ему. – Как же это правило соотносится с Николь и Хуаном?

– Правила! Ты только о них и можешь думать? Да, признаю, я не получу приз «Лучшая тетка года», но я не ради него стараюсь! Если не хочешь принимать участия, так сразу и скажи-. Но я все равно буду помогать Николь, потому что я ей нужна.

– Энн, а что нужно тебе?

Слова Доминика больно задели ее. Сейчас Энн сама не знала, что ей нужно, и беспомощно уставилась на него.

– Ну... моя свобода... моя работа...

– А что ты готова отдать ради того, что тебе нужно? – сурово спросил он.

– Не знаю, – растерянно прошептала Энн. Ее былой самоуверенности и след простыл.

– Вот когда узнаешь, тогда мы и поговорим о твоих нуждах. – Он убрал руки и быстро пошел к выходу.

– Доминик, ты куда?

– Пойду скажу водителю, чтобы он отвез тебя в отель. Мы с месье Ладюри побудем тут, пока не выясним кое-какие подробности. – Он повернулся и вышел. Доминик чувствовал, что просто обязан уйти, иначе не выдержит и поцелует ее.

Энн стояла посреди коридора и смотрела, как он исчезает за дверью. Через несколько секунд оттуда показался широкоплечий парень, который должен был довезти ее до отеля.

На деревянных ногах Энн пошла к выходу, чувствуя себя никому не нужной на свете. У отца и дочери Ладюри сейчас шел важный разговор, и Энн там было не место, потому что она не член и даже не друг семьи. Сильв сейчас с Николь и Хуаном – у них своя радость, которая ее тоже не касается. И даже Доминик ушел. На этот раз он действительно ушел, а ей не хватило ума и смелости остановить его.