Русский советский научно-фантастический роман - Бритиков Анатолий Федорович - Страница 56

В свое время рассказы и очерки Тунгусского цикла привлекли новое внимание к загадочной катастрофе, сыграли роль в пересмотре метеоритной гипотезы, были снаряжены экспедиции, получены новые данные. Подтвердилось предположение писателя, что взрыв произошел в воздухе (метеориты взрываются от удара о землю). Правда, это нисколько не доказало, что взорвалось ядерное горючее космического корабля: виновницей такого взрыва, как полагают, могла быть и ледяная комета. [281]

Казанцев, однако, пошел дальше. Подкрепляя версию марсианского корабля, он приписал, например, директору Пулковской обсерватории академику А. Михайлову сообщение о необычайно яркой вспышке на этой планете: опять ядерный взрыв — разумная деятельность… Это было сделано не в фантастическом рассказе, а в научно-популярном очерке «Гость из космоса». [282] На философском семинаре по «Туманности Андромеды» в Пулковской обсерватории академик Михайлов заявил, что никогда такого сообщения не делал…

В суетливости, с какой писатель хватается за любую догадку о «следах» космических пришельцев, не видно никакой системы. То он относит их визит к временам, когда на Земле ещё не было человека, то к VII — VIII тысячелетию до н. э. (которыми датируют африканские наскальные изображения фигур в «скафандрах»), то придвигает вплотную к нашим дням (Тунгусский взрыв произошел в 1908 г.).

Ефремов не прибегает к сомнительным сенсациям (окаменелая кость с якобы пулевым отверстием описана в научной литературе). Вообще он не строит сюжет на разрозненных догадках. В «Звездных кораблях» «пулевая пробоина» увязана с визитом космических пришельцев системой научно достоверных фактов и гипотез из астрономии, космогонии, палеонтологии, биологии. Загадка огнестрельного отверстия — повод объединить все это в стройную концепцию, развернуть серьезное научное обоснование проблемы жизни и разума за пределами Земли.

Ефремова оттого и заинтересовало самое древнее «свидетельство» визита, что, если бы пришельцы побывали в историческое время, «те великие изменения, которые разумный труд производит в природе, не ускользнули бы от нас». [283] Этого пока не случилось потому, что посещение, может быть, было страшно давно и время стерло следы. У Ефремова гости с далекой звезды посещают Землю 70 миллионов лет назад. Дата не случайна: к тому времени относится массовая гибель гигантских пресмыкающихся (в Гоби Ефремов нашел их целые кладбища). Писатель это связывает с гипотетической космической катастрофой. Она могла быть следствием сближения Солнечной системы с другими звездами. Вращаясь вместе с Солнцем вокруг Галактики, Земля через десятки и сотни миллионов лет проходит через звездные скопления. «Сближение, — пишет Ефремов, — настолько значительное что перелет становится возможным», и пришельцы «переправились со своей системы на нашу, как с корабля на корабль. А затем в громадном протяжении протекшего времени эти корабли разошлись на неимоверное расстояние», [284] и теперь даже трудно сказать, откуда они прибыли.

Уже в этой ранней космической повести Ефремов обнаружил другую сильную сторону своего метода: разрабатывать фантастическую гипотезу не только на стыке наук, но и в русле «реки времени». В дилогии «Путешествие Баурджеда» и «На краю Ойкумены» исторически достоверное преобладает над вымышленным. И все же при всей справедливости сопоставления в этом плане с классическими «Саламбо» Г. Флобера и «Борьбой за огонь» Ж. Рони-Старшего видно, что произведения Ефремова — в совсем ином роде. "Мы сказали бы: это научная фантастика, расширенная с помощью анализа исторической действительности", — писала «Юманите» 11 октября 1960 г. в рецензии на французское издание «На краю Ойкумены» (курсив мой, — А. Б.). Очень удачное определение, но его надо расширить. Исторический анализ, вернее исторический подход Ефремов применяет и в фантастике о будущем, о космосе. Этот самый существенный элемент метода Ефремова сближает его художественные экстраполяции с научным прогнозом.

Модернизирует ли Ефремов давно ушедшее время? И да, и нет. Исторически правдиво наивное конкретно-образное представление древнего египтянина об окружающем мире. Даже бедняки-свободолюбцы страшатся умереть на чужом берегу: там закроется для них дверь в счастливую загробную жизнь. Первый вельможа фараона, Баурджед, при всем своем уме, не может расстаться с представлением, что Та-Кем (Египет) — центр и главная часть мира. Правдива и та дружба, которая выводит из рабства и возвращает на родину негра Кидого, италийца Киви и эллина Пандиона («На краю Ойкумены»). Но дружба эта так беззаветна, что невольно вспоминаешь братство лучших людей нашего века. И здесь, видимо, историческая правда переходит в научную, обоснованную фантастику. Разве коллективизм пролетарских революционеров горел бы неугасимым пламенем, если б сознание общности всех людей не копилось исподволь, с самых древних веков, помогая человечеству пронести мечту о лучшей жизни через тысячелетия гнета, варварской жестокости и невежества.

Из первой повести во вторую переходит объединяющий символ — голубовато-зеленый камень, чистый, словно волна дальних странствий. Сперва он представляется символом искусства: Пандион вырезал на нем свою прекрасную гемму. Но это тот самый камень, что привез из своего путешествия Баурджед, усомнившийся в исключительности Та-Кем. Прошли века. Опасный для фараона отчет о путешествии на край света был похоронен жрецами в священных подземельях бога ложной мудрости Тота. А камень, свидетель беспокойного сомнения, попал в руки эллина, захваченного фараоном в рабство.

Юноша отправился по свету в поисках совершенного искусства. Культура многих народов отшлифовала его художественное видение. Но, только пройдя через трагедию неудачного восстания, через всю Африку с ее иссушающими пустынями и непроходимыми лесами, художник увидел мир глазами человека с большой буквы.

Мир, страшивший беглецов за пределами Та-Кем, оказался добрым миром. Вождь одного из «диких» племен, презираемых в цивилизованной тюрьме Та-Кем, помог сформулировать понятое на пути страданий и побед: люди должны знать друг друга, ибо сила людей в общности. Гемма, вырезанная Пандионом на камне Баурджеда, изображала его самого в братском объятии с друзьями. Художнику особенно удалась уверенность маленькой группы в своей силе. Беглецы боролись за жизнь, за свободу и нашли нечто большее — всепобеждающую связь человека с человеком. Она-то и отгранила окончательно талант Пандиона.

Мысли жгуче современные. Но разве они родились вчера? Ефремов напоминает, что наши идеи мира и братства народов корнями уходят в глубину веков, что они — вершина лучшего в тысячелетнем опыте человечества. Многим сейчас приходит на память эта истина. «Ты посмотри историю человечества: вся она отчет о росте товарищества», [285] — пишет Г. Гуревич в повести о коммунизме. Но мало кто показал чувство общности, исторически преобразующее человечество, так убедительно, как Ефремов.

«Великая дуга» по своему глубинному смыслу — произведение вполне современное. Самовластный Джедефра превратил Та-Кем в огромный концентрационный лагерь. Десятки тысяч рабов заняты бессмысленным возведением «высоты» (пирамиды), единственное назначение которой увековечить человеческое тщеславие. Писатель отыскивает в прошлом истоки современности. Его исторический критицизм утверждающ, обращенная же в будущее романтика критична. Ефремов не выхватывает какую-то злободневную, но уходящую в песок струю «реки времени», а исследует истинное ее течение. Писатель извлекает в историческом потоке то, что формировалось тысячелетиями, но зато надолго. От борьбы, направляемой инстинктом сохранения рода, к поиску путей социального освобождения и от человечности объединенного мира к подвижничеству во имя бесконечного возвышения человека — в этой идее единство фантастики Ефремова о прошлом, настоящем и будущем. К научно-фантастическому роману о коммунизме писатель шел, казалось бы, от очень далеких тем, сюжетов и образов.