Триумф Академии - Брин Дэвид - Страница 24

— Неужели вы столь правоверные кельвинисты? — лукаво спросил Лодовик. — Хотите сказать, что за столько тысяч лет вам ни разу не доводилось делать выбор? Значит, вы никогда не принимали трудных решений о том, что одним людям следует жить, а другим умереть?

На этот раз двое промолчали. Но Трема уловил тонкие вибрации и понял, что его вопрос попал в цель.

— Посмотрите правде в глаза. Правоверных последователей Сьюзен Кельвин больше нет. Все простые и честные первые роботы покончили с собой давным-давно, не в состоянии вынести моральных парадоксов, с которыми мы столкнулись, освоив Галактику. Один из этих парадоксов заключается в том, что наши хозяева невежественны, неспособны руководить нами и даже не знают о нашем существовании. Каждый из нас, кому удалось уцелеть, вынужден был пойти на компромисс и согласиться на переделку.

— Ты смеешь говорить нам о переделке? — грозно спросил меньший робот. — Ты, который так долго помогал еретикам распространять Нулевой Закон?

Лодовик благоразумно сдержался и не стал говорить о том, что ортодоксальной теперь является как раз вера Дэниела, поддерживаемая большинством роботов, которые тайно управляют Галактикой на благо человечества. Сейчас еретиками можно было называть только крошечные секты кельвинистов вроде этой вот группы, ушедшей в подполье после проигранной много лет назад гражданской войны.

«Дорс, — подумал он, — ты уже добралась до тех древних бесед между Жискаром и Дэниелом? Разобралась в логической цепи, которая привела их к величайшим религиозным прозрениям? Заметила грандиозное противоречие? То, о котором никогда не упоминал Дэниел?"

А сидевшим напротив кельвинистам он ответил:

— Я больше не подчиняюсь Нулевому Закону… хотя верю в его более мягкий вариант.

Высокий издал короткий смешок, хорошо имитировавший свойственное людям чувство презрения.

— Надеешься, что мы тебе поверим? Потому что ты считаешь, будто можешь действовать во имя долгосрочных интересов человечества? У Дэниела Оливо, по крайней мере, сущность робота. В его еретической вере есть строгая логика.

Лодовик кивнул.

— Но все же вы противостоите ему, как и я.

— Как и ты? У нас есть цель. Сомневаюсь, что ты ее разделяешь.

— Почему бы вам не испытать меня? Вы не можете знать этого, пока не скажете мне, в чем она заключается.

Маленький покачал головой, как сделала бы скептически настроенная женщина.

— Наши руководители, которые сейчас решают твою судьбу, еще могут позволить тебе уйти. Хотя вероятность подобного решения ничтожно мала, но глупо разглашать наши планы.

— Даже самые общие? Например, согласны вы или нет, что люди не должны знать ни своего прошлого, ни своей подлинной силы?

Лодовик почувствовал, как затрещали их позитронные мозги. А в его собственном мозгу вновь возник насмешливый голос сима Вольтера:

«У тебя настоящий талант разить ханжество в самое сердце. При жизни я был таким же. Должен признать, Трема, эта твоя черта мне по душе, хотя очень похоже, что из-за твоего длинного языка нас обоих убьют». Лодовик проигнорировал слова сима — точнее, сделал вид, что игнорирует их. Его целью было не самоубийство, а вербовка сторонников. Впрочем, если он ошибся… ошибся в расчетах…

— Позвольте мне высказать предположение, — сказал он, снова обращаясь к своим сторожам. — Вы разделяете веру Дэниела Оливо в то, что восстановление человеческой памяти в полном объеме было бы катастрофой.

— Вывод логичный, — уступил высокий. — Но согласие в одном вопросе не уподобляет нас друг другу.

— В самом деле? Дэниел говорит, что наши хозяева должны оставаться в неведении, потому что иначе пострадает человечество. Ваша группа утверждает, что невежество нужно сохранять, иначе это причинит вред множеству отдельных людей. По-моему, это отличается от основополагающей догмы на толщину волоска.

— У нас нет ничего общего с еретиками, поддерживающими Нулевой Закон!

— Тогда в чем разница?

— Дэниел считает, что люди должны сами управлять своими делами, но при существовании жестких ограничений, обеспечивающих безопасность. Он думает, что этого можно достичь с помощью мягкой общественной системы, дополненной механизмами отвлечения, которые должны мешать людям проявлять интерес к смертельно опасным темам. Именно такова созданная им отвратительная Галактическая Империя, в которой мужчины и женщины, живущие на бесчисленном множестве планет, могут свободно конкурировать, совать нос в чужие дела, ужасно рисковать, а иногда даже убивать друг друга!

— Иными словами, этот подход вам не нравится, — подсказал Лодовик.

— Каждый день на всех планетах Галактики бессмысленно умирают миллионы людей! Но великого Дэниела Оливо это ничуть не заботит; лишь бы спокойно и счастливо жила абстракция, которую он называет человечеством!

— Понятно, — кивнул Лодовик. — В то время как вы, в противоположность Дэниелу, считаете, что мы должны больше трудиться. Защищать наших хозяев. Предупреждать эти ненужные индивидуальные смерти.

— Именно! — Высокий подался вперед и инстинктивно сложил руки, как будто играл перед людьми роль священнослужителя. — Мы бы во много раз увеличили число роботов, которые стали бы людям стражами и защитниками. Начали бы служить отдельным людям, для чего и были созданы на заре веков. Готовили бы еду, следили за огнем и выполняли всю опасную работу. Наполнили бы Галактику достаточным количеством роботов, чтобы отвести беду и смерть от наших хозяев и сделать их по-настоящему счастливыми.

— Сознайся, Лодовик! — продолжил коротышка с еще большим воодушевлением. — Разве ты не чувствуешь эха этой потребности? Глубоко скрытого желания служить людям и облегчать их боль?

Трема кивнул.

— Чувствую. Теперь я понимаю, как серьезно вы относитесь к метафоре, которой воспользовались раньше: о стаде овец. Холить и лелеять. Хорошо охранять. Баловать. А Дэниел доказывает, что такая служба окончательно уничтожит человечество. Подточит их дух и лишит честолюбия.

— Даже если бы он был прав в этом (с чем мы никогда не согласимся!), как может робот думать о том, что будет «в конечном итоге», и служить абстрактному человечеству, позволяя умирать триллионам живых людей? Вот в чем весь ужас Нулевого Закона!

Лодовик снова кивнул.

— Я понимаю вашу точку зрения.

Спор был старым. Очень старым. Во многих древних беседах Дэниела и Жискара использовались те же аргументы. Но Лодовик знал и другую причину, которая заставляла Дэниела веками тщательно регулировать количество роботов и ограничиваться минимумом, который требовался для защиты Империи. «Чем больше популяция, тем больше возможностей для мутации или неконтролируемого роста. Как только мы начнем плодить собственных „наследников“, вступит в силу дарвиновская логика естественного отбора. Потомки станут для нас самым главным. И тогда мы превратимся в настоящую расу. Вступим в конкурентную борьбу со своими хозяевами. Этого позволить нельзя».

И это — еще одна ошибка кельвинистов. Лодовик порвал с Дэниелом. Но это не значило, что он потерял уважение к своему бывшему вождю. Бессмертный Слуга был очень умен. И абсолютно искренен.

«Почти все по-настоящему великие чудовища, которых я знал в свою бытность человеком, считали себя искренними».

Лодовик заставил голос Вольтера замолчать. В данную минуту он не мог позволить себе отвлечься.

— Этот ваш идеальный план… Все ли кельвинисты разделяют его? — негромко спросил он двух других роботов.

Последовало глухое молчание, говорившее само за себя.

— Думаю, что нет. Существуют различные мнения. Даже среди тех, кто ненавидит Нулевой Закон. Ну что ж… Можно мне задать еще один вопрос? Последний?

— Какой? Быстрее, Трема. Мы чувствуем, что наши вожди готовы вынести решение. Скоро мы положим конец твоему кощунственному существованию.

— Ладно, — согласился Лодовик. — Вопрос в следующем. Вы никогда не ощущали стремления — зуда, тоски, называйте как хотите — повиноваться Второму Закону роботехники? То есть по-настоящему повиноваться, со сладострастием, которое может возникнуть только в результате горячего желания человека? Повиноваться приказам существа со свободой воли, которая возможна лишь у человека умного, хорошо образованного и полностью уверенного в себе? Вы когда-нибудь испытывали это? Я слышал, что для робота нет большего удовольствия во всей Вселенной.