Под увеличительным стеклом - Вольф Клаус-Петер - Страница 9

Я покачал головой.

– Вот видишь. И Катя тоже. Вы не представляете себе, что это такое. Сестра, я хочу пить. Сестра, я хочу в туалет. Сестра, у меня болит голова. Сестра, какой у меня анализ крови? Когда придет главный врач? А почта есть для меня? Сестра, куда вы пропали? У меня судно полное, пахнет. Вы не могли бы меня причесать? Чай был холодный, когда будет горячий?

Она, пожалуй, не прервала бы свою речь, не помешай ей кельнер, который подошел к нам с вином. Он осторожно поставил бутылку на стол.

– Мы сами разольем, – остановил я его.

Мне вино показалось чересчур сладким. А Ренате пришлось по вкусу. Она держала бокал обеими руками перед собой и поверх него смотрела на меня.

– Вы хотите наделать шуму статьей. Рассчитываете на эффектную историю, которая повысит ваш тираж. И потому уцепились за перегруженный медперсонал. Я считаю, это нечестно, и у меня какое-то нехорошее чувство…

Я перебил ее, сказав, что пью за ее здоровье.

– А это уже нечестно с твоей стороны. Катя хочет написать репортаж изнутри дома престарелых. Вещь вполне допустимая, хотя и не совсем законная. Журналисты часто стоят перед выбором. Когда не хотят удовлетворяться официальными заявлениями, то вынуждены прибегать к необычным приемам.

– Гм… – Она снова опустила глаза. – Меня пугают черно-белые краски. Понимаешь? Тут бедные старики, там какие-то садисты санитары.

Нам принесли еду.

Я понимал, что ее могло смущать. И все-таки это было не в характере Кати – ополчаться на маленьких людей. Наоборот. Это должна была быть какая-нибудь важная персона. Она не ставила своей целью атаковать других, помельче.

– Если из Катиного репортажа будет видно, что персонал перегружен, то это только может пойти па пользу персоналу; наверняка из этого сделают соответствующий вывод, то есть, что нужно увеличить штат.

– Надо надеяться, – сказала Рената.

Это было похоже на примирение. Мы переменили тему разговора. Я пытался рассуждать о живописи, произносил умные фразы. Потом мы договорились, что в конце следующего месяца съездим на несколько дней в Париж. Мы хотели вместе посетить Лувр.

13

Катя слушала вполуха, когда сестра объясняла ей, что и как делать, подводила к шкафчикам с медикаментами, рассказывала, как проходят обычно вечер и ночь. Она была в таком сильном возбуждении, что просто не могла сосредоточиться на словах сестры.

Через час она осталась одна. Она сидела в небольшой комнате с окошком, выходившим в коридор. Там горела только одна сигнальная лампочка. Катя могла наблюдать каждую дверь и лампочки экстренного вызова. В случае необходимости она должна была вызвать врача.

«Ночь проходит, как правило, спокойно, – говорила ей сестра. – Вы взяли с собой что-нибудь читать? Вечером пациентам дают успокоительное средство. Так что ночью они спят. Конечно, никогда нельзя быть уверенным…» Эти слова Катя записала себе в блокнот. В обвинениях «седых пантер», видимо, была доля истины.

Катю пугала тишина; у нее было такое чувство, будто она здесь совсем одна, хотя на ее попечении оставались 52 старика. Она взглянула на часы. Рената придет только через полчаса.

Вдруг она услышала урчание мотора. Во двор въехала машина. Там как будто что-то грузили. Катя вскочила и побежала в конец коридора. Неужели нельзя было сделать это днем, думала она, чтобы не беспокоить ночью стариков? Она открыла окно и хотела было крикнуть, чтобы прекратили шум, но наткнулась на решетку. За ней была непроницаемая темень. Катя с трудом различила смутные очертания грузовика. До нее донеслись тихие мужские голоса и шаги, и еще она услышала позвякиванье каких-то предметов. Прошло с полчаса; снова заурчал мотор, и грузовик с незажженными фарами вырулил со двора.

Кате показалось это подозрительным. Почему водитель не включил фары? Почему погрузку производили ночью? Тут что-то не так.

Она вспомнила о Ренате, та, должно быть, уже перелезла через забор. Все окна были обнесены решеткой, попасть вовнутрь можно только через черный ход. Катя еще раньше заприметила, где висит ключ. Рената уже ждала за дверью. Катя схватила в охапку дрожавшую от холода подругу.

– Ой… дай дух перевести.

– Тсс… тише говори и давай скорее ко мне в отделение.

– Все спокойно?

– Пока да, я еще ни одного подопечного не видела в глаза.

– Отлично. Теперь я беру их на себя, а ты иди посмотри, что ты хотела. Кстати, ты видела грузовик?

– Да, я подбежала к окну, но там такая темнотища…

– А я притаилась в кустах, когда они въехали во двор. У меня сердце в пятки ушло, думала, вдруг заметят.

– Ты не разглядела, что они грузили?

– Один ящик у них шмякнулся. Это определенно бутылки с вином.

– Ты уверена?

– На сто процентов. Ну, давай действуй, а я принимаю отделение.

– Ага.

– Только глупостей смотри не наделай и не задерживайся слишком долго. Я не из породы храбрецов.

Катя ушла, взяв с собой все ключи, какие только могла раздобыть. Она открывала и смотрела все подряд. Заглядывала в узкие шкафчики, ящики столов. Больше всего ее интересовали каталожные карточки. Но она могла прочесть только фамилии пациентов. После имен почти на всех карточках следовали какие-то цифровые и буквенные шифры. То ли сокращения латинских названий болезней, то ли еще что-то. Она выписала себе на всякий случай дюжину фамилий. Хоть что-то она должна иметь для начала; она уже приступила к работе, а никаких материалов, никаких данных у нее еще нет.

Она хотела было открыть ящик стола, как вдруг услышала шум мотора. Опять грузовик. Катя побежала к Ренате.

Грузовик снова подъехал с выключенными фарами. В течение получаса опять что-то грузили, потом уехали.

Старики спали.

– Послушай, Катя: либо там, за дверями, вообще никаких стариков нет и мы с тобой здесь вдвоем, либо их начиняли чертовски сильными таблетками. Обычные так не действуют. Ведь старики как раз очень чутко спят, им Достаточно пустяка, чтобы проснуться.

Катя вспомнила слова сестры.

– Я пойду посмотрю, – сказала Рената. Она тихонько приоткрыла одну дверь и заглянула в комнату. Потом вошла и даже включила свет. Катя последовала за ней.

В крошечной комнатке лежали две старые женщины с впалыми щеками. У обеих из-под одеяла высовывались Резиновые трубки катетеров. В комнатке, кроме кроватей, был только один маленький шкафчик. В таком едва хватило бы места для Катиного белья. А в этот, как видно, вместилось все добро обеих женщин. Их платья, быть может, давно поделили между собой внучки – бабушкин стиль был теперь в моде – если только не выбросили на помойку. Старушкам же вряд ли теперь нужны были платья, они обходились ночными рубашками, да и те могли быть казенные.

В комнате не было ни телевизора, ни радио. Катя обвела глазами стены. Она надеялась увидеть семейные фотографии. Ничего. Только одна иконка.

Женщины спали беспробудным сном. Катя и Рената, удрученные, вышли из комнаты.

– Клянусь тебе, их до отказа накачали. С обычной снотворной таблетки так не спят.

Часа через три пробудились первые пациенты. Катя и Рената теперь только успевали бегать. Подать горшок. Открыть бутылку сока. Успокоить кричащую женщину. Один дедушка подумал, что его сосед по комнате умер, в то время как тот просто крепко спал.

Женщина с реденькими седыми волосами подозвала к себе Катю, взяла за руку.

– Я что-то вас не видела раньше, сестра.

– Я здесь помощницей.

Старушка как бы раздумывала что-то про себя, не выпуская Катиной руки.

– Ах, вот как. Помощницей. Сестра… – сказала она, понизив голос. Катя наклонилась к ней.

– …сестра, я не хочу здесь больше оставаться. Я отдам вам все мои деньги, только помогите мне выйти отсюда… Я не больна. Им нужны только мой дом и деньги. – Она стиснула Катину руку. – Пожалуйста, помогите.