Под увеличительным стеклом - Вольф Клаус-Петер - Страница 20

Звонить надо было бы, конечно же, Атце, но он сидел с таким убитым видом… Я набрал номер телефона. Сколько-то времени мне пришлось ждать, пока меня свяжут с шефом. Тот пытался увиливать, ходил вокруг да около, говорил о перестройке внутри фирмы, о перегруженности, о всеобщем кризисе.

Я возвысил голос:

– Но мы ж» всегда заключали с вами выгодные сделки! Что ж вы теперь хотите нас утопить?

– Но… но об этом и речи быть не может. Вы вольны в любое время заключить договор с другой фирмой.

– Но не в такой короткий срок. Я считаю, что вы должны сейчас развезти нам журнал. Вы обязаны были предупредить о расторжении договора за три номера.

– Не пытайтесь взять меня голыми руками. Я обсудил вопрос с нашими юристами. Всего доброго.

Я объяснил товарищам ситуацию. Фирма поступила незаконно, но сейчас у нас не было времени затевать с ними тяжбу.

Катя решила позвонить одному молодому адвокату, который частенько нас выручал, не предъявляя сию же минуту счет на кругленькую сумму.

Ули осторожно распечатал следующий конверт.

– Боишься, не бомбу ли подложили?

– Нет, просто не люблю пачкать руки, а от этих писем прямо смердит, словно к ним дрянь какая-то налипла.

Он пробежал листок.

– Вот, пожалуйста. Уведомление о расторжении договора имущественного найма. Фирма Шульца просит нас в условленный срок освободить помещение. То есть через три месяца мы должны выселиться. Предстоит ремонт здания и… впрочем, какая разница,

– Что там еще?

– Городской отдел печати аннулирует заказ на подписку.

– Ну это мы переживем.

– Адвокат социального обеспечения предупреждает о принятии юридических мер в случае публикации, так или иначе порочащей репутацию учреждений социального обеспечения, господина Менгендорфа или господина Фриче. Он также ставит в известность, что в любом случае должно оставаться неприкосновенным право личности на публикацию портрета и что без согласия лица мы…

– То есть мы не имеем права печатать фотографию Менгендорфа, – зло ввернула Катя.

– Именно это.

Несколько минут мы сидели в полном молчании и растерянно глядели друг на друга. Атце в своем кресле-вертушке. Ули на подоконнике. Катя за своим столом. Я на подлокотнике единственного кресла.

Эти известия нас сразу как-то придавили. Положение казалось безвыходным. Я просунул руку в пакет с булочкой, отщипнул кусочек и стал жевать; просто из-за того, чтобы хоть чем-то занять себя.

– Положение катастрофическое, – коротко заключил Лотар, первым нарушивший великое молчание.

Сколько-то времени мы еще пребывали в каком-то летаргическом оцепенении, а потом снова принялись за работу как ни в чем не бывало.

Наш адвокат тем временем пытался добиться судебного определения против фирмы поставки. Под страхом договорной неустойки размером в 500 тысяч марок он требовал от фирмы развезти три следующих номера. За это время мы могли бы найти другую фирму, которая согласилась бы с нами сотрудничать.

Решение вопроса о новом помещении для редакции мы пока отложили на время. Я снова печатал проклятый календарь культурных мероприятий, пока не выдохся. Потом поехал к матери. Она уже чувствовала себя лучше, но была еще вялой и не могла долго поддерживать беседу. Шок? Или все еще сказывалось действие медикаментов. Я оставался в полном неведении. О случившемся она не хотела говорить. И врача не хотела. Я купил ей в палатке жареного цыпленка. Она ела равнодушно, без удовольствия. Я попрощался с ней и отправился к Ренате. Выплакаться.

Весь мир казался мне несправедливым, глупым, подлым. Хотелось куда-нибудь забиться. Когда меня охватывает подобное настроение, я запираюсь у себя в квартире с сентиментальными пластинками, бутылкой коньяка и несколькими плитками шоколада. Но сегодня мне хотелось быть с Ренатой. Я сам себе казался слишком нетерпимым, чтобы оставаться наедине с собой.

27

Я ушел от Ренаты на следующее утро часов в одиннадцать.

В редакции вовсю кипела работа. Рядом с Катиным столом сидела какая-то женщина. На вид я дал ей лет пятьдесят. Щеки ее изредка подергивались; она все время теребила пальцами края рукавов своего зеленого платья. По тому, с каким напряженным вниманием слушала ее Катя, я понял, что женщина говорила что-то очень важное.

Катя представила меня.

– А это фрау Симон. Она работает в системе социального обеспечения в бухгалтерии.

Я поздоровался за руку с фрау Симон.

– А почему вы хотите нам помочь? Вас что – притесняли? – Я чувствовал к ней недоверие. Возможно, Менгендорф задумал устроить нам каверзу.

– Я уже давно испытываю какое-то странное чувство. Но господин фон Менгендорф такой авторитетный человек. Теперь я увидела, что он затевает против вашего журнала. Все эти звонки приятелям и знакомым, чтобы они разорвали с вами деловые контакты… И я высказала ему свое мнение, что, дескать, считаю подобные действия предательскими. Тогда он закричал: «Симон, грех пополам и беду пополам!» Потом мне кое-что стало ясно.

– Что именно?

Женщина готова была расплакаться. Атце варил на всех кофе. Лотар рассеянно стучал на своей машинке.

– Это было так. Когда я начинала там пять лет назад, я думала о временной работе. Я тогда нуждалась материально, а он платил хорошо: 2 тысячи марок за три недели. И я работала, не уходила, а потом даже стала, так сказать, правой рукой Менгендорфа, получила доверенность на банковский счет, выполняла все, что мне поручали.

– Что, к примеру?

– К примеру, расписалась в получении 330 кроватей, которые к нам никогда не поступали. Господин Менгендорф сказал мне, что расплатится с поставщиками наличными, он, дескать, все равно должен быть в конце недели в Зауэрланде, заодно и деньги им завезет. Я взяла для него из, банка 150 тысяч марок и выдала их ему на руки.

– Как-то странно, чтобы такие счета оплачивались наличными.

– Да. Он вообще имел пристрастие к наличным деньгам. А вы же понимаете! Из банка их взяла я, и я же расписалась в получении товара, который к нам не поступал. Это значит, что спросят с меня, не с кого-нибудь. Менгендорф никогда ничего такого не подписывал.

– А вам он давал расписку в получении денег?

– Нет. Зачем же? Он шеф. Я брала из банка исключительно для него.

Я сел на стул. Если все было так, как она рассказывала, то, ясное дело, женщина влезла в петлю, из которой вряд ли вывернется.

– И неужели вы ни разу не заподозрили?

– Как же не заподозрила. Конечно. И не только я. Многие чувствовали, что тут что-то не так. Но мы обеспечены у Менгендорфа надежной работой, не боимся потерять место. Никакие кризисы не угрожают. Получаем тринадцатую зарплату. Льготы имеем.

– Что за льготы?

– Обеспечение в старости. Каждый получал дополнительное страхование. Страхование жизни.

– И в каком размере?

– От 250 до 500 тысяч марок. Это обходилось домам престарелых дополнительно еще в одну треть содержания. А какой санитар в другом месте может рассчитывать на то, что в старости получит дополнительно к своей пенсии сумму в полмиллиона? Тут уж на многое будешь закрывать глаза.

Катя посмотрела на меня.

– Ловко, не правда ли? Вот так подчиняют себе людей. Но я спорю, это не единственная причина. Если он так щедр, то…

Лотар оторвался от машинки, откинулся на спинку стула, подтянул брюки на коленях и сказал:

– Я два года работал страховым агентом. Вы знаете. И могу вам. сказать; кто приносит страхованию доход в 500 тысяч, марок, тому причитается – в зависимости от доли участия – от 4 до 6 тысяч марок. – Он обратился к фрау Симон: – Сколько людей у него работает?

– Около двухсот.

Катя присвистнула:

– Итого ровно миллион!

– Мне такое и в голову не приходило. – Фрау Симон постучала пальцем по столу. – А вот еще случай с деньгами на одежду.

– Расскажите.

– Деньги на одежду для подопечных выдает местное общество. Я никогда не получала счетов на покупку одежды. Мне всегда говорили, чтобы я делала общие финансовые отчеты. Из расчета по марке на каждого подопечного. Это вроде бы мало, но в год составляет почти полмиллиона. Сумма вся целиком шла на личный счет господина Фриче. Ему поручалась закупка одежды. Людям немного надо. Ночные рубашки, чулки… На постельное белье средства выделялись особо. А тут пошли жалобы, дескать, белье плохое, рубашки худые. Господин Фриче занялся вместе с молодежью, членами Союза молодых католиков, сбором поношенной одежды для домов престарелых. К нам поступила сразу целая партия одежды, и я расписалась в получении…