Ой, кто идет! - Брэтт Саймон - Страница 7

В десять часов утра Она включила телевизор и усадила меня перед экраном в полной уверенности, что мне очень понравится детская передача, а Она пока сможет заняться своими делами. Что касается меня, то я полностью уверен, что Она сама себе роет яму.

Прежде всего, я решил, что так просто не сдамся. Стоило Ей только сделать шаг из комнаты, как я бросился на пол, начал орать, кататься и так далее — как обычно, чтобы привлечь внимание.

И что бы вы думали? Она полностью меня проигнорировала. Просто-напросто захлопнула за собой дверь гостиной, налила чашку кофе и пошла звонить подруге по телефону.

Я гнул свое: катался по полу, орал, взвизгивал, но прошло уже пять минут, а Она так и не появилась. И я замолчал. Ну и от нечего делать решил взглянуть на экран.

О, эта детская передача! Какая редкостная чушь!

Сами посудите. Вот что я там увидел. Дядька с надетой на палец картонной трубочкой старательно изображал, что у него в руке мышь. Судя по всему, я должен был в это поверить… Как же, мечтай!

Совершенно очевидно, это все придумано, чтобы потратить как можно меньше денег. Зачем нанимать актеров или мультипликаторов? Гораздо проще и выгоднее забавлять аудиторию годовалых с помощью свернутой в трубку картонки.

Но нет худа без добра. Это зрелище навело меня на мысль позабавиться с рулоном туалетной бумаги. Прежде всего я размотал всю бумагу и засунул ее в унитаз. Потом надел трубочку на палец и радостно продемонстрировал маме. Не знаю, почему Она так расстроилась.

Сегодня за завтраком наблюдал, как родители засовывают хлеб в тостер. По-моему, это совсем просто. Я и сам так смогу.

Вскоре после Его ухода на работу я немного осмотрелся и засунул кусок хлеба в свой тостер.

Вечер ознаменовался небольшим переполохом. Он принес видеокассету и никак не мог засунуть ее в видеомагнитофон. Так и мучился, пока не догадался достать оттуда мой кусок хлеба.

Он был в ярости. Я тоже. Этот хлеб так и остался простым хлебом и нисколько не поджарился. Значит, мой тостер не работает.

После завтрака Она опять посадила меня перед телевизором.

На этот раз я оказался свидетелем трогательной истории про динозавров. Они носили комбинезоны в красно-голубую клетку и ходили в школу. Все это было изображено с помощью нескольких аляповатых картинок. На картинках, естественно, ничего не передвигалось, но иногда, в качестве величайшего достижения, кто-нибудь из динозавров начинал вращать глазами.

Неужели они хотят, чтобы целое поколение выросло в наивной уверенности, что динозавры:

а) существуют до сих пор,

б) ходят в школу и

в) носят красно-голубые комбинезоны?

Мама чрезвычайно озабочена. Ее волнует обучение навыкам туалета. Я хотел было скаламбурить и сказать, что вряд ли возможно обучить туалет каким-нибудь навыкам, но боюсь, Она пока что не в состоянии дотянуть до моего умственного уровня. Конечно, ничего не поймет.

— Я тут читала свою книгу, — сказала Она вечером после ужина.

Такое начало никогда не сулило ничего хорошего. Папаша притворился, что ничего не расслышал, и уменьшил громкость телевизора, а я притворился, что самозабвенно забиваю пластмассовым молоточком пластмассовые ярко раскрашенные палки в пластмассовый ярко раскрашенный столик. Поскольку с самого начала эта развивающая игрушка не вызывала у меня никаких чувств, я подумал, что внезапная вспышка интереса к процессу забивания отвлечет Ее от неприятной темы.

Но не тут-то было.

— Я прочитала очень интересную вещь про обучение навыкам туалета, то есть про приучение к горшку, — гнула Она свое.

Он понял, что ничего не поделаешь, выключил звук и живо повернулся к Ней — с таким видом, как будто всю жизнь мечтал поговорить о сортирах и горшках. Какой лицемер! Он даже умудрился изобразить на лице выражение живейшего интереса.

— Да что ты говоришь, дорогая? — взволнованно спросил Он.

— Там написано, — объяснила Она, — что, хотя некоторые специалисты считают, будто приучать к горшку надо с двух лет, многие дети начинают проситься гораздо раньше, иногда даже около года.

— Да ну? — ахнул Он.

— И еще там написано, — продолжала Она, — что где-то к пятнадцатому месяцу ребенок начинает понимать и чувствовать связь между его субъективными физиологическими ощущениями и полученным продуктом.

Он бессмысленно поглядел на Нее. Ничего удивительного — это Его обычное выражение.

— Если можно, объясни, — попросил Он. — Какие субъективные ощущения и какой полученный продукт?

— Субъективные ощущения — это переполненный мочевой пузырь, кишечник и позывы, а продукт… э-э-э… — Она смущенно захихикала, — …продукт — это пи-пи или а-а.

Пи-пи или А-а? Это еще что такое? Похоже на имена мультгероев из детской передачи.

— Прости… Я опять не совсем тебя понял. (Иногда Он бывает непроходимо туп.) А что значит чувствовать связь?

— Ребенок начинает понимать, как связаны его субъективные ощущения с конечным продуктом…

— То есть с пи-пи или а-а?

— Вот именно. И тогда гораздо легче приучать его к горшку.

— Ах вот оно что, — протянул Он. И они оба повернулись ко мне. Я не шелохнулся. Я ничем не выдал, что прекрасно знаю, как связаны эти их ощущения и продукты. Как же не знать? С самого начала я понимал, что кряхтенье и потуги всегда приводит к влажному и теплому хлюпанью в области подгузника, но не хочу, чтобы они знали, что я это знаю. Я с большим удовольствием сохраню свое знание в тайне.

Утром снова смотрел телевизор. Показывали того дядьку с картонкой на пальце. Все еще мало похоже на мышку, но я, как ни странно, заинтересовался. Хорошо бы узнать, — думал я, — как он распорядился туалетной бумагой?

Положение становится угрожающим. Сегодня мамаша вызвала Джаггернаут. Кажется, я вполне ясно дал понять, что ни о каком выходе на работу не может быть и речи. Но тем не менее Она не оставляет попыток сплавить меня кому-нибудь и смотаться.