Женщины времен июльской монархии - Бретон Ги - Страница 54

На следующий день Евгения приветствовала его слегка иронической улыбкой, но не отказалась от предложенной им прогулки по парку. Утро было чудесное, и император воспользовался прогулкой, чтобы попросить прощения за свою ночную выходку. Послушаем г-на де Мопа, который присутствовал при этой сцене:

«Лужайки были покрыты обильной росой, и солнечные лучи придавали водяным каплям отсвет и прозрачность алмазов. М-ль Евгения де Монтихо, чья натура была глубоко поэтичной, восхищалась капризами и волшебством солнечных бликов. В частности, она обратила наше внимание на листок клевера, отягощенный каплями росы, которые были похожи на драгоценные камни, выпавшие из женского украшения. По окончании прогулки император отвел в сторону графа Бачиоки, и тот через несколько минут отбыл в Париж. На следующий день граф вернулся и привез невероятно красивую драгоценность в форме листка клевера, каждая часть которого была украшена чудным алмазом в виде капли росы. Графу удалось раздобыть изделие, с редким совершенством повторявшее листок, которым накануне восхищалась будущая королева».

Вечером того же дня была устроена лотерея, и случаю было угодно (не без стараний Бачиоки), чтобы именно Евгения выиграла это чудное украшение.

Придворные тут же зашептались, что молодой испанке теперь придется в обмен на это отдать императору «свою маленькую фамильную драгоценность»…

НАПОЛЕОН III ВОЗЛАГАЕТ ВЕНОК ИЗ ФИАЛОК НА ГОЛОВУ ЕВГЕНИИ

Однажды утром Наполеону III захотелось с кем-нибудь поговорить о своей любви. Он попросил вызвать графа Флери, предложил ему сесть, а сам подошел к окну. Долго в молчании он смотрел на деревья в парке, которые, казалось, спали под зимним небом. Потом обернулся и сказал:

— Флери, я люблю м-ль де Монтихо.

Граф улыбнулся.

— Я понимаю, сир, и вижу, что это не сегодня случилось. Но в таком случае существует только один выход… Женитесь на ней!

Наполеон III опустил глаза.

— Я подумываю об этом всерьез, — сказал он. Он действительно думал об этом уже несколько дней, признавая тем самым правоту принцессы Матильды, которая однажды сказала:

— Луи женится на первой же женщине, если она, конечно, согласится, которая отвергнет его домогательства…

Г-же де Монтихо были известны ее слова. И потому она ежедневно напоминала дочери, чтобы та ни в коем случае не позволила императору затащить себя в постель.

Но Евгения не нуждалась в ее советах. Она прекрасно владела искусством маневра, позволявшего как можно сильнее разжечь желание влюбленного и привести его к намеченной ею цели.

Как-то раз в императорской гостиной играли в «очко». М-ль де Монтихо сидела справа от Наполеона III и всякий раз, испытывая затруднения, обращалась к нему за советом. И вот, как рассказывает граф Флери, снимая с колоды очередные карты, она обнаружила у себя две «костюмных» «картинки». Она показала их императору, спрашивая взглядом, как поступить. На немой вопрос последовал ответ:

— Остановитесь на этом. У вас хорошие карты!

— Нет, — возразила она, — я хочу все или ничего!

И она потребовала у банкомета еще одну карту. Тот сдал ей туза. Она сразу открыла свои карты, и на лице ее появилась улыбка, казалось, говорившая, что воля торжествует над судьбой …

Фраза «я хочу все или ничего» произвела сильнейшее впечатление на весь королевский двор. Придворные молодые женщины, без конца вертевшиеся перед императором в надежде привлечь его внимание, считали, что «малышка Монтихо» совершила большой промах. И весь вечер злорадствовали по этому поводу.

Однако следующий день принес им небывалое разочарование: к концу обеда Наполеон III взял в руки украшавший обеденный стол венок из фиалок и надел его на голову Евгении.

На сей раз побледнели все придворные.

Не собирается ли император сделать вслед за этим какое-нибудь заявление? Не скажет ли он хотя бы несколько слов в оправдание своего экстравагантного поступка? Или, по крайней мере, произнесет нечто шутливое, дабы освободить это увенчание от всякого символического смысла?

Нет! Он встал и, улыбаясь, направился в гостиную, где уже были расставлены ломберные столы.

Вечер прошел под звук смятенных перешептываний.

Хотя к этому моменту Наполеон III уже твердо решил жениться на Евгении, оставался тем не менее еще один вопрос, который его мучил: была ли молодая испанка невинна в свои двадцать семь лет?

Однажды утром, когда он в очередной раз прогуливался с ней в парке, император с лицемерной наивностью задал ей прямой вопрос.

Глядя ему в глаза, м-ль де Монтихо ответила:

— С моей стороны было бы обманом, сир, не признаться, что сердце мое трепетало, и не раз, но при всем том могу вас заверить, что я все еще мадемуазель де Монтихо…

Наполеон вздохнул с облегчением.

Когда они не спеша возвращались в замок, он сорвал веточку вьющегося на дубе плюща, соединил концы и получившуюся корону с нежностью надел на головку Евгении:

— В ожидании другой, — сказал он…

В конце декабря двор возвратился в Париж. Наполеон III сразу отправился к мисс Говард. Ему не терпелось порвать с ней, хотя именно ей он был всем обязан. И еще одна вещь его тревожила. У англичанки хранились все его письма, все записки, и Наполеон опасался, как бы в порыве отчаяния она не отправила их Евгении… Чтобы забрать эти письма или хотя бы выкупить, он и явился на Цирковую улицу.

Мисс Говард знала, что Наполеон III любит м-ль де Монтихо. Она знала и безмерно страдала от этого. Но, конечно, она не могла знать того, что император, упоминая о ней, сказал Евгении:

— Я больше не увижу ее…

Вот почему мисс Говард приняла с нежностью, хотя и грустной, своего обожаемого любовника.

Но с первых слов ей стало понятно, что этот вечер станет вечером их разрыва. Молчаливая, бледная, утонувшая в мягком, широком кресле, она слушала императора, говорившего ей о деньгах, о «возврате писем», о «возмещении убытков», о титулах, о «династической необходимости», о «вознаграждении за понесенный ущерб»… Когда он, наконец, замолчал, она мягко напомнила ему об обещании жениться. Из деликатности она не коснулась тех огромных сумм, которые он был ей должен, но напомнила о трудных временах, которые они пережили вместе. Тогда он закурил сигарету с обиженным видом и кончил тем, что задремал. Когда же проснулся, огонь в камине уже погас, и в комнате никого не было. Измученная Херриэт ушла спать. На другой день, все еще страдая из-за немыслимого свинства императора, она написала одному из своих соотечественников следующее письмо:

«Его Величество пришел вчера вечером ко мне и предложил выходное пособие: да, графство, титул с правом передачи его по наследству, замок, да еще приличного мужа-француза в придачу… О, как все это ужасно! Доза опиума мне сейчас была бы куда полезнее… Всемогущественный сеньор провел в разговорах со мной два часа… Потом он задремал на моей красной софе и храпел, пока я плакала…

31 декабря Наполеон III дал прием в Тюильри. Дамы де Монтихо, разумеется, тоже были приглашены. В какой-то момент, когда Евгения одна шла через зал Маршалов, ее грубо толкнула г-жа Фортуль, жена министра внутренних дел, сказав при этом ядовитым голосом:

— Я никогда не уступаю дорогу авантюристке!

Побледневшая Евгения посторонилась и сказала:

— Проходите, мадам!

После этого она прошла в зал и села за столом императора рядом с матерью. Наполеон сразу заметил, что на глазах у девушки выступили слезы. Он наклонился к ней:

— Что случилось?

— Случилось, сир, что меня в этот вечер оскорбили, а чтобы не стать оскорбленной во второй раз… Завтра я покидаю Париж…

Тогда Наполеон ласково и нежно накрыл ладонью руку Евгении и сказал:

— Не уезжайте… Завтра вас уже никто не оскорбит…