Женщины времен июльской монархии - Бретон Ги - Страница 34

Но ни шутки, ни издевки не смущали Луи-Наполеона. Судьба вывела мисс Говард на предначертанный ей путь, она была красива, умна, богата. Она делала волшебными его ночи, превращала в праздник его дни и была в состоянии, финансируя определенное политическое движение, помочь ему добиться намеченной цели. С какой стати он должен был отказаться от всего этого в угоду буржуазной морали?

В то время как Луи-Наполеон вел ленивое и комфортное существование, Херриэт, верящая в звезду принца, готовила себя к деликатным и одновременно опьяняющим обязанностям имперской советчицы. Чтобы восполнить пробелы своего довольно скудного образования, она наняла преподавателей и стала изучать литературу, историю, искусство, философию.

Однако ее преподаватель истории, писатель Александр Вильям Кинглейк, которого давно уже терзала холостяцкая жизнь, решил, что из такой соблазнительной ученицы вполне может сделать себе любовницу. Зная

прошлое мисс Говард, он полагал, что с легкостью добьется желаемого. Как-то утром, не удосужившись произнести хотя бы одно любезное слово, он склонился к Херриэт и положил руку на бедро.

Молодая женщина приняла оскорбленный вид, чем крайне удивила значительную часть мелкого дворянства. Обескураженный Кинглейк попробовал тогда пощупать ей грудь.

В ответ на это она залепила ему звонкую пощечину. Маленькая куртизанка была мертва. На свет появилась Помпадур…

ТРОН ЛУИ-ФИЛИППА ЗАБРЫЗГАН ГРЯЗЬЮ СКАНДАЛОВ

Пока Луи-Наполеон и мисс Говард наслаждались друг другом, в трон Луи-Филиппа со всех сторон летели брызги грязи вследствие целой серии грандиозных скандалов: два пэра Франции, гг. Тест и Кюбьер, были осуждены за коррупцию; принц Экмюль нанес ножевой удар своей любовнице, «старой потаскухе, не стоившей и пинка ногой» граф Мортье попытался убить свою жену; принц Берг был уличен в подделке жетонов одного из клубов; эскадронный командир Гюдэн из Королевского дома был пойман на плутовстве в карточной игре; Мартэн дю Нор, министр юстиции, скончался при загадочных обстоятельствах; один генерал был обвинен в мошенничестве; магистрат заподозрен в воровстве; наконец, пошел слух, что овдовевшая в 1842 году герцогиня Орлеанская вступила в преступную любовную связь с одним из пэров Франции… Скандалы эти затронули и армию, и магистратуру, и высшую знать, и даже королевскую семью. По меткому выражению канцлера Паскье, «высшее общество стало вызывать у низов просто ужас…».

Еще два скандала привели к тому, что весь фасад монархического здания Орлеанского семейства оказался обезображен глубочайшими трещинами.

Первый разразился весной 1847 года. А если быть точным, то 10 июня.

В этот день весь Париж с удивлением узнал о том, каким странным образом граф де Б. отметил день рождения своей жены. Послушаем, что рассказывает автор «Нескромной хроники 1847 года»:

«Все знают графа де Б., этого невысокого человека со свисающими усами и печально опущенными плечами. Всем также известно, что два года назад он дрался на дуэли из-за оргии, устроенной в доме г-жи де В. И все же я напомню об этой истории тем, кто, возможно, забыл. Во время одной вечеринки, где ни о какой стыдливости не было и речи, какой-то тип в результате чрезмерной пере возбужденности „разбил семейную драгоценность“ (этим выражением пользовались наши денди, когда хотели обозначить то, что природа задумала в качестве признака женского пола); так вот, говорю я, „разбил семейную драгоценность“ той дамы, которую граф де Б. собирался почтить. В результате произошла не слишком куртуазная стычка.

Я здесь передаю их пререкания в том виде, как мне об этом рассказали:

— Месье, вы просто мужлан. Я собирался оказать внимание этой даме, а она по вашей вине на несколько дней вышла из строя…

— Извините, мой друг, но у лилипута не может хватить на всех…

Подобное оскорбление по адресу предмета его знатного мужского достоинства вывело графа из себя, и он тут же потребовал у наглого типа удовлетворения.

На другой день соперники скрестили шпаги, с истинно мужской удалью полоснули друг друга по лицу и, довольные собой, разошлись по домам.

После этого граф де Б., чувствуя себя в прекрасной форме, встретился с дамами и без помех принес жертву на алтарь Венеры.

После этой истории он решил подыскать себе жену и нашел ее в 1846 году в лице Стефании-Анны Н., дочери весьма темпераментного генерала, который, служа в Великой Армии, отличился тем, что с одинаковым рвением служил и Купидону, и своему императору.

Стефания была прелестна. Если верить общественному мнению, она обладала самой красивой грудью в Париже, к тому же унаследовала от отца пылкий темперамент, толкавший ее на излишества, которыми довольно долго пользовался не только ее муж. И однажды граф де Б. нашел ее на диване в гостиной в обществе кучера. Придя в неописуемую ярость, он вытолкал вон слишком галантного фаэтона, сделал вид, что простил неверную жену, но в душе задумал подвергнуть ее публичному и примерному наказанию.

А тут, кстати, 9 июня Стефании исполнилось двадцать три года. Граф де Б. счел этот случаи вполне подходящим для мести. Пригласив в этот день в гости своих ближайших друзей, он сообщил им, что во время десерта их ждет сюрприз. Молодая графиня, горя нетерпением, спросила, что же это за сюрприз.

— Речь идет о вашем именинном пироге, — только и ответил граф, улыбнувшись.

Гости принялись за обед. За столом то и дело слышались шутки и анекдоты, песни и фривольные истории. После того, как был подан сыр, граф встал:

— Именинный пирог, который я посвящаю Стефании, находится в гостиной. Моя дорогая, проводите туда гостей…

Ничего не подозревая, молодая графиня, в свою очередь, поднялась, подошла к дверям, ведущим в гостиную, и открыла их.

Зрелище, открывшееся ее глазам, заставило ее буквально замереть в ужасе.

В гостиной находилось двадцать три кучера!

Немного удивленные гости просили объяснений.

— Я хорошо знаю вкусы моей жены, — сказал граф. — И знаю, что такой «именинный пирог» ей очень понравится… тем более что пробовать его она будет в вашем присутствии…

Несчастная Стефания, поняв, что ее муж вовсе не шутит, со слезами упала перед ним на колени, просила смилостивиться над ней и поклялась в том, что будет вечно верна ему.

Однако граф остался непреклонен. Предложив гостям сесть и угостив их коньяком, он, несмотря на всеобщее смущение и неловкость, приказал своей маленькой графине, если можно так выразиться, «возжечь все двадцать три свечи своего именинного пирога» …

И ничего удивительного, что уже на следующий день весь Париж знал об этом и вовсю потешался.

Само собой разумеется, эту историю ловко использовали в своих целях оппозиционные партии. «Вот они, те мерзости, — писал один памфлетист, — в которых погрязло правящее нами высшее общество. Наш король, этот разжиревший бык с головой, похожей на грушу, восседает на прогнившем троне».

Второй скандал разразился 18 августа 1847-го. В этот день около десяти часов утра парижане с ужасом узнали, что герцогиня Шуазель-Пралэн, дочь маршала Себастиани, министра и посла Луи-Филиппа, на рассвете была убита в своем доме в предместье Сент-Оноре.

Несчастная была задушена, искромсана, исполосована ударами ножа, да еще получила удар по голове рукояткой пистолета. Стены ее комнаты, ковры, мебель, камин — все было забрызгано кровью.

Во второй половине дня публика, с нетерпением ожидавшая новостей, узнала, что префект полиции, взглянув на следы этой бойни, сказал своим сотрудникам:

— Какая грязная работа… Это работа дилетанта… Убийца человек светский.

И с этого момента с затаенным испугом полиция и весь Париж стали подозревать Теобальда де Шуазель-Пралэна, пэра Франции, главного советника, депутата, представителя одной из самых знатных семей Франции и друга короля в том, что он задушил свою жену.