Женщины времен июльской монархии - Бретон Ги - Страница 11

Торопливым жестом она увлекла Тьера в постель, с ловкостью лущильной машины раздела его и, по образному выражению хрониста тех лет, «пригласила его побороться у себя на лужайке»…

Маленький Адольф, которому успех придал прыти, сразу взялся за дело и позволил себе множество отчаянных проказ, которые наверняка позабавили бы публику, если бы подобного рода дела не совершались тайком, будто что-то предосудительное…

После того как сражение было окончено, г-жа Дон и ее маленький «великий человек» приступили к долгой и нежной беседе.

— Нельзя ни в коем случае упустить выгоду от этой победы, — сказала Софи. — Удача позволила тебе начать карьеру министра с таким блеском; этим надо воспользоваться так, чтобы правительство восхищалось тобой еще больше, и чтобы ты наконец вышел на широкий политический простор.

Утонувший в подушках и восстанавливающий свои силы, Тьер прошептал:

— И тогда я буду ждать, чтобы мне предложили пост министра поважнее?

— Ты меня совершенно правильно понял. Но вот тут обрати внимание, тебе нужен портфель министра торговли и министра общественных работ. От этого двойного портфеля зависят архивы королевства, изящные искусства, театры и опера. В твоих руках окажутся все нити, открывающие двери Французской академии.

Адольф сразу понял, как надо потянуть за винтик, чтобы шпулька выпала. Он встал с постели и совершенно голый стал ходить туда и обратно по комнате, вслух набрасывая планы грандиозных работ, которые он обязательно осуществит:

— Я добьюсь завершения Триумфальной арки и восстановления парижских монументов, ставших ветхими и грязными: площадь Мадлен, Пантеон, Коллеж де Франс, Вандомская колонна, Музей изящных искусств, Музей естественной истории, Пале-Бурбон…

Г-жа Дон улыбнулась:

— И мой Адольф станет академиком…

Такая перспектива ослепила Адольфа Тьера. Ничего не сказав, он снова залез в постель и срочно отыскал местечко, куда можно было упрятать свое волнение.

Через несколько месяцев после этого разговора маленький марселе принялся пункт за пунктом осуществлять программу, начертанную его любовницей.

31 декабря 1832 года ему были вручены портфели министра торговли и министра общественных работ. Он сразу принимается скоблить все парижские памятники, хлопочет о возвращении на место обелиска и заказывает статую Наполеона.

Правда, эта последняя инициатива дала кое-кому повод для насмешек:

«Только, пожалуйста, не смейтесь, „Монитор“ нам совершенно официально объявляет, что уже отлита статуя Бонапарта, и не кто иной, как г-н Тьер, возглавил это интересное мероприятие. Вы представляете себе статую Наполеона, отлитую по инициативе правительственного карлика, который мог бы легко уместиться в одном из ее сапог? Для статуи самого г-на Тьера мы не знаем лучшего места, чем Вандомская колонна: он вполне уместится между ног Наполеона…»

Но «правительственный карлик» не обращал внимания на насмешки журналистов и продолжал осуществлять свой план. Весной 1833 года, после того как Тьер заказал Эксу, Рюду и Корто скульптурные группы для украшения Триумфальной арки, он выставил свою кандидатуру в Академию.

Несмотря на свой молодой возраст — ему было всего тридцать два года — он был избран семнадцатью голосами против шести, поданных за Шарля Нодье, и двух чистых бюллетеней…

На этот раз маленький марселец уверовал, что он и вправду «нечто».

Теперь г-жа Дон усадила его к себе на колени и сказала:

— Адольф, теперь твоему честолюбию нет преград. Но ты должен изменить свою жизнь. Выдающийся политик не должен быть холостяком. Он должен устраивать приемы, праздники, балы. Ему нужна подруга. Ему нужна хозяйка дома. Ему нужна жена…

Тьер взял Софи за руку.

— Нет, — сказала ласково г-жа Дон, — я не могу покинуть г-на Дона. Но я хочу предложить тебе жену, которая не разлучит нас. Согласен ли ты жениться на Элизе?

Элиза была старшей дочерью г-жи Дон. Ей было всего пятнадцать лет, и Адольф видел в ней только ребенка. Г-жа де Дино (бывшая любовница Тьера) так описывает эту девочку: «У нее хороший цвет лица, красивые волосы, изящное телосложение, большие глаза, которые еще ни о чем не говорят, неприятная линия рта, недобрая улыбка, выпуклый лоб… Злое выражение лица и без тени предупредительности…»

Видя, что любовник колеблется. Софи стала настаивать:

— Она ласковая, послушная. Очень любит меня. Она будет гордиться тем, что стала твоей женой, а главное — даст нам возможность спокойно любить друг друга. Ты можешь не опасаться с ее стороны ни слез, ни семейных сцен. В наших отношениях ничего не изменится…

В конце концов Тьер согласился, и 6 ноября 1833 года в газете «Конститюсьоннель» было опубликовано следующее сообщение:

«Вчера м-ль Дон, дочь главного налогового сборщика города Лилля, достигла своего пятнадцатилетия, и вчера же состоялась церемония ее обручения с г-ном Тьером. М-ль Дон, говорят, очень маленькая, очень хорошенькая и, что особенно важно, очень богатая — поговаривают о двух миллионах» .

Эта новость произвела в Париже эффект разорвавшейся бомбы. Чтобы министр-академик осмелился жениться на дочери своей любовницы, такое наповал сразило даже наиболее далеких от добродетели

…тот толстяк завитой, чтоб семейные узы упрочить, за любовника жены выдал дочь.]. В Тюильри королева Мария-Амелия пришла просто в ужас.

— Это просто пятно на нашей репутации, — сказала она.

Луи-Филипп постарался ее успокоить:

— Г-н Тьер из тех честолюбцев, для которых все средства хороши, чтобы добиться желаемого. Пусть себе делает, что хочет. Его излишества выявят его возможности.

Бракосочетание, отмечавшееся скромно, состоялось 7 ноября в полночь в мэрии 11-го округа. Затем новобрачные отправились в церковь Сен-Жан на Монмартре, где их благословил кюре .

В час ночи Адольф и Элиза в сопровождении г-жи Дон, которая нежно расцеловала обоих, приехали ночевать в министерство.

Галантный Тьер вел себя с малышкой Дон точно добрая свекровь…

На другой день, узнав, что супруги венчались в церкви, королева успокоилась.

— Подумать только, — заметила она, — оказывается, этот г-н Тьер набожный человек.

Ей и в голову не могло прийти, что министр, зная нужды кюре из церкви Сен-Жан, обменял обогреватель на свидетельство об исповеди…

БЫЛА ЛИ ФАННИ ЭЛЬСЛЕР ЛЮБОВНИЦЕЙ ОРЛЕНКА?

В июне 1834 года парижане, все еще взбудораженные кровавой резней на улице Транснонен , на время отвлеклись от политических страстей, и причиной тому оказался всеобщий интерес к танцовщице.

Этой танцовщицей была знаменитая Фанни Эльслер, которую д-р Верон, директор парижской Оперы пригласил во Францию, чтобы познакомить с нею столичную публику.

Маленькие газеты публиковали восторженные описания молодой женщины, и вскоре весь Париж узнал, что она является «обладательницей самых красивых в мире ножек, безупречных коленок, восхитительных рук, достойной богини груди и девичьей грации самой Дианы».

Такого букета достоинств было вполне достаточно, чтобы ввергнуть в мечтания буквально всех мужчин, начиная от маршала Сульта и кончая приказчиками в галантерейном магазине. Но парижанам, и без того чрезвычайно взволнованным, предстояло пережить новый шок, от которого потомки многих из них и по сей день еще не вполне оправились.

2 июня журналист по имени Шарль Морис, руководивший газетой «Театральный Курьер», опубликовал посвященную Фанни статью, которая заканчивалась следующими словами:

«Когда эта артистка танцевала в венском оперном театре, было много разговоров о том, что ею очень интересовался один принц, чье имя далеко не безразлично французской нации и чья жизнь оборвалась во цвете лет, к величайшему огорчению его современников. Обоснован он или нет, но слух этот вызывал доброжелательное отношение и пробуждал любопытство к м-ль Эльслер. Вполне возможно, она послужила лишь новым поводом для дорогих воспоминаний, для мысли о так жестоко разрушенных надеждах, для случая (впрочем, весьма косвенного) снова подтвердить неизменность своих чувств к бесценному праху людей, спасенных из вод забвения, и, может быть, потому все будут стремиться увидеть ее, аплодировать ей и погрузиться в размышления».