От великого Конде до Короля-солнце - Бретон Ги - Страница 58

Она обладала поразительно пылким темпераментом. Однажды вечером в ответ на упреки своего любовника Риона она ответила, «что он должен благодарить ее за снисходительное отношение, ибо она бережет его силы, потому что не может заснуть, если ей не сделают приятное восемь раз».

Она пряталась в голом виде за кустами и подзывала к себе молодых придворных, совершающих моцион. Поскольку она была очень хороша собой, на ее просьбы охотно откликались…

И вот настал день, когда она превзошла самое себя, ошеломив невероятной дерзостью даже самых отчаянных «висельников». Стало известно, «что она сделала попытку совратить короля и в этих целях залезла ему в самые интимные места» [106].

Ее дед маршал де Вильруа, бывший воспитателем Людовика XV, пришел в бешенство: усадив в карету, он отвез ее прямо в монастырь Пасси, откуда ей не суждено было выйти. Но маленького короля мадам де Рец перепугала до полусмерти, и с ним едва не случился нервный припадок. В самом деле, он отличался удивительной наивностью и чистотой. В этом все убедились год назад, когда у него наступил период полового созревания. Он был удручен первыми проявлениями своего мужского естества. И Матье Маре занес в свой дневник: «У короля приятное недомогание, которого ему прежде не доводилось испытывать: он стал мужчиной. Сам он подумал, что заболел, и доверился одному из камердинеров, а тот сказал ему, что это, напротив, свидетельствует о здоровье. Тогда он обратился к Марешалю, главному хирургу, но ему было сказано, что болезнь эта никому еще не нанесла ущерба и что в его возрасте все переживают подобное. Теперь это недомогание в шутку называют королевской болезнью…»

Это могло навеки отвратить его от женщин. Что, возможно, изменило бы весь ход нашей, истории…

Вскоре разразился еще один скандал — но несколько иного рода. Прекрасным июльским вечером герцог де Буфле, маркиз д'Аленкур, маркиз де Рамбюр и г-н де Мем прогуливались в парке. Было жарко, и «розовые кусты источали сладострастный аромат».

Нежное сердце г-на де Буфле не выдержало. Опьяненный прекрасной летней ночью, он попытался изнасиловать г-на де Рамбюра, который не понял его порыва. Тогда, рассказывает Матье Маре, «г-н д'Аленкур объявил, что должен постоять за честь семьи и сделать то, что не удалось его шурину Буфле. На сей раз Рамбюр не стал сопротивляться, и маркиз овладел им».

Естественно, уже на следующий день об этом происшествии стало известно всему двору. Возмущенный Вильруа получил от регента летр де каше для наказания виновных. Д'Аленкуру с молодой женой было предписано отправиться в Жуаньи, Буфле с супругой — в Пикардию, г-ну де Мему — в Лотарингию, а Рамбюра препроводили в Бастилию.

Стремительный отъезд всех этих мелодых господ очень удивил короля, и он потребовал от воспитателя объяснений. Крайне смущенный Вильруа ответил, что г-н де Буфле с друзьями «забавлялся порчей изгороди в саду».

Король счел объяснение удовлетворительным, а при дворе еще долго называли «вредителями изгородей» молодых люден с подозрительными наклонностями…

Пока Людовик XV рос, непостижимым образом сохраняя чистоту посреди всей этой грязи, регент, истощенный оргиями и развратом, слабел день ото дня.

«Хотя он был в цвете лет, — говорит Дюкло, — его пресытила жизнь, исполненная порока. По утрам он испытывал тяжкое похмелье после ночной попойки; постепенно он расходился, но прежней быстроты соображения лишился: равным образом, ему были теперь не под силу продолжительные занятия, а чтобы оживить его, требовались все более шумные развлечения. В Версале он томился: ему недоставало ужинов в Пале-Рояле, где собиралась живописная и разнородная компания. Он скучал по своей маленькой ложе в Опере, куда приглашал танцовщиц и певичек. Но, главное, он чувствовал себя глубоко изношенным и признавался, что перестал получать удовольствие от вина и что не способен уже доставлять наслаждение женщинам».

Последнее, впрочем, не вполне соответствовало действительности. Несмотря на свою очевидную и прогрессирующую немощь, Филипп Орлеанский по-прежнему оставался дамским угодником.

В конечном счете это будет стоить ему глаза. Однажды вечером, позволив себе «чрезмерную вольность» с маркизой д'Арпажон, он получил от молодой женщины удар каблуком в лицо.

На следующий день регент окривел.

Это досадное происшествие не отвратило его от «слабого пола». Напротив, он проявлял живейший интерес даже к веяниям моды. Послушаем Матье Маре: «Вот уже несколько дней раздаются жалобы, что женщины позволяют себе приходить в укороченных платьях даже в церковь. Регент же сказал, что, будь его воля, он бы это категорически запретил: потому что всю жизнь задирал дамам юбки и не желает, чтобы люди говорили, будто во времена своего правления он довел дело до того, что они сами стали заголяться».

25 октября в Реймсе состоялось коронование Людовика XV, и Филипп присутствовал на церемонии вместе с мадам Левек, заменившей на несколько дней в его постели мадам д'Аверн.

Надо признать, замена была не вполне равноценной.

Впрочем, царствование этой фаворитки также близилось к завершению. В ноябре месяце ей было приказано покинуть Версаль под предлогом, что «ее пребывание здесь нарушает приличия и может послужить дурным примером для короля». Регент отослал ее к г-ну доверну после семнадцати месяцев совместной жизни.

Правда, некоторые люди утверждали, будто регент износился настолько, что «бедняжке оставалось лишь пришивать пуговицы к рубашке»…

После исчезновения мадам д'Аверн Филипп Орлеанский стал любовником своей кузины, мадемуазель де Шароле; затем он заинтересовался знаменитой мадемуазель Аиссе.

Это была молодая красивая черкешенка, которую г-н де Ферьоль, французский посол в Константинополе, купил на невольничьем рынке за восемь тысяч франков, намереваясь сделать ее своей любовницей.

Когда его отозвали во Францию, он привез с собой юную Аиссе — ей было тогда восемнадцать лет — и попытался затащить в постель, но, если верить Сент-Беву, который защищает добрую память Аиссе с поразительной горячностью, потерпел полную неудачу.

Когда регент встретился с ней в одном из салонов, она была уже не угловатым подростком, а красивой женщиной двадцати пяти лет. Влюбившись в нее, он с обычной своей непринужденностью предложил ей пройтись в спальню.

Однако у бывшей рабыни оказалось больше гордости и достоинства, нежели у придворных дам: она ответила, что никогда не согласится стать его любовницей, а если он будет принуждать ее, то немедленно удалится в монастырь.

Несколько удивившись, регент не стал настаивать и несколько дней спустя обрел утешение с изумительно красивой мадемуазель Уэль, племянницей мадам де Сабран. Ей было семнадцать лет, она еще не знала мужчин, но, как говорили, «обладала огнем, пылавшим в нужном месте». Он же в свои сорок восемь лет превратился уже в полную развалину.

Девушка, весьма разочарованная вялостью утомленного жизнью любовника, вскоре вернулась к тетке. Тогда Филипп позвал к себе женщину, которую знавал еще в те времена, когда его любовницей была мадам де Парабер, — ее звали мадам де Фалари.

Это была изящная блондинка с голубыми глазами и пышными формами: про нее говорили, что «любовные утехи ей не в тягость». В возрасте двадцати пяти лет она имела множество любовников.

Когда стало известно, что она заняла место официальной фаворитки, появились куплеты, в которых высмеивались как необъятное лоно мадам де Фалари, так и мужское бессилие регента.

Возможно, она и в самом деле не получала от совместной жизни с Филиппом того удовлетворения, на которое надеялась, однако она его не бросила. Проникшись жалостью к этому помятому, изношенному, прогнившему насквозь человеку, с трудом ковылявшему от кресла до кресла, она превратилась в преданную сиделку и нежно ухаживала за ним, а по вечерам перед сном читала ему рыцарские романы или волшебные сказки…

Пора веселых ужинов Пале-Рояля давно прошла…