От великого Конде до Короля-солнце - Бретон Ги - Страница 50

Отпраздновать назначение он решил оригинальным способом: взять, наконец, в любовницы торговку скобяным товаром с улицы Сен-Рош, на которую уже давно положил глаз. Поскольку муж этой дамы его несколько тревожил, он призвал на помощь одного из своих пажей:

— Переоденься торговцем, — приказал он, — пойди к этому мужлану и пригласи его выпить, чтобы и близко к дому не подходил.

Тот исполнил все в точности. Переговорив около четверти часа, слуга с мужем дружно направились в соседний кабак, тогда как аббат наблюдал за ними из кареты. Убедившись, что место освободилось, он одним прыжком оказался в лавке, а вторым прыжком — у ног своей прелестницы, которой, не чинясь, объяснил причину своего появления. На счастье, торговка скобяным товаром отличалась веселым правом и пылким темпераментом. Предложение ее позабавило: осмотрев аббата и удовлетворившись увиденным, она увлекла его в чулан и отдалась ему на сундуке с платяными щетками….

В дальнейшем аббат стал предпочитать собственное жилище. Каждый вечер он приводил сюда стайку молоденьких белошвеек: он говорил, что ему нравится их «шаловливость»…

Между тем сам регент также установил для себя приятный жизненный распорядок.

В девять утра он садился работать, читал донесения, отвечал на депеши или принимал послов — все это длилось до обеда. После десерта он возвращался в свой кабинет и вел заседания совета; но когда часы били пять, он кланялся своим министрам и, оставив на завтра все дела, уходил, дабы целиком отдаться удовольствиям.

Каждую неделю он менял любовницу, однако все они его обожали. Подобный успех у женщин изумлял принцессу Пфальцскую:

«Мой сын, — писала она, — не красавец и не урод, при этом у него совершенно отсутствуют качества, за которые его можно было бы полюбить; он не способен испытывать страсть, и все его привязанности недолговечны. Да и манеры его не настолько любезны или обольстительны, чтобы он мог заставить полюбить себя. Он крайне нескромен и рассказывает обо всех своих приключениях; я сотни раз говорила ему, что не понимаю, отчего женщины бросаются за ним толпами, тогда как им следовало бы бежать от него без оглядки. Однако он отвечал мне со смехом: „Вы не знаете нынешних распущенных женщин. Им доставляет удовольствие, когда мужчины рассказывают, как спали с ними!“

Расслабившись с одной из своих любовниц, регент порой совершал небольшую прогулку до Люксембургского дворца, где жила его дочь, герцогиня Беррийская, а в девять часов вечера собирал в Пале-Рояле друзей на один из тех знаменитых ужинов, о которых все историки повествуют с воодушевлением и восторгом.

«На подобных ужинах присутствовали друзья и любовницы регента, любовницы друзей и друзья любовниц»

Этот кружок состоял из дюжины дворян, которых принц отличил и приблизил к себе: большей частью это были законченные негодяи, достойные виселицы, «и по этой причине, — говорит Сен-Симон, — он и называл их не иначе, как своими висельниками».

Каждый вечер к столу приглашали новых гостей: поэтов, остроумцев, оперных певичек и тому подобное. «Сюда являлись куртнзаны, погубившие душу, и развратники всякого рода, у которых не осталось ничего святого ни в речах, ни в поведении: здесь обо всем говорили с шутливой вольностью и постигали самые утонченные формы порока».

Когда вся достойная компания оказывалась в полном сборе, регент приказывал закрыть двери и не беспокоить его до утра. «Как только наступал час ужина, — рассказывает Сен-Симон, — от внешнего мира отгораживались, можно сказать, баррикадами, так что было бесполезно пытаться проникнуть вовнутрь, даже если речь шла о чрезвычайно важном деле, — и я говорю не только о делах личных, но и о таких, которые могли таить в себе угрозу для государства и для него самого. Двери же были заперты всю ночь».

За закрытыми же дверями происходили оргии. Ужин начинали с того, что пили натощак большими бокалами токайское или шампанское. Затем, как повествует все тот же Сен-Симон, «разогревали себя, выкрикивая непристойности и обмениваясь сальными шуточками», потом регент привлекал к себе ближайшую сотрапезницу, подавая сигнал к началу любовных утех. Тут же все мужчины набрасывались на дам и с веселым смехом задирали им юбки. В одно мгновение компания разбивалась на пары, которые занимались своим делом на ковре, на столе, на диванах, на креслах и стульях.

В целом, картина была очень впечатляющей.

Иногда, чтобы сразу же создать непринужденную атмосферу, гости усаживались за стол нагишом.

За десертом наступала очередь комических и крайне непристойных забав, после чего затевались спектакли на соответствующие темы или же ставились удивительные балеты, где голые танцоры отплясывали под скрипичную музыку…

Естественно, все придворные дамы жаждали получить приглашение на ужин в Пале-Рояль, но их звали с разбором, и каждая должна была предварительно доказать, что достойна подобной чести, ибо наивная простушка или чопорная гусыня могли бы испортить веселье. «Они переходили от одного к другому, предаваясь исступленной похоти и во всем подражая развратникам, которым хотели угодить». Когда репутация дамы не вызывала более сомнений, она получала приглашение от регента…

Приглашенные проходили обычно через низенькую дверь, выходившую на улицу Ришелье. Славный Ибанье, консьерж, пропускал их, не говоря ни слова. Но однажды, когда он дошел вместе с регентом до входа в зал, где происходили оргии, тот, забавы ради, пригласил его принять участие в пиршестве.

Ибанье ответил очень просто:

— Монсепьор, моя служба заканчивается здесь; я не желаю водить дружбу с такой дурной компанией, и мне очень жаль, что вы с ними связались…

Сотрапезники разразились хохотом, не подозревая, что эти слова предвещают революцию.

Среди прочих на ужинах часто бывала актриса по имени Шарлотта Демар. Регент взял ее себе в любовницы и не раскаялся, потому что она отличалась пылким темпераментом.

В доказательство ее достоинств я приведу лишь один анекдот, рассказанный шевалье де Раваном:

«С самого начала их связи она постаралась забеременеть. Обрадованный принц, видя, как успешно у нее продвигается дело, сказал как-то, похлопав ее по животу:

— Хорошо. Быстро растет.

— Да, Монсеньер, — ответила она, — только волосиков еще не хватает, и я прошу вас сделать их по одному.

Принц, сочтя эти слова свидетельством не похотливости, а любви, решил исполнить ее просьбу, но сил у него оказалось недостаточно, и он от перенапряжения едва не отдал Богу душу. Ибо пришлось ему утолять жажду той, что могла бы сравниться с Мессалиной».

Эта общительная женщина, конечно, не могла удовлетвориться одним любовником. Поэтому она обманывала регента со всеми актерами, которых ей удавалось заманить в постель, в частности с Бароном.

К счастью, Филипп Орлеанский не был ревнив. «Он равнодушно смотрел на то, что она спит с другими мужчинами», — говорит Буа Журден, даже если среди этих мужчин были его собственные лакеи, что время от времени случалось.

Но когда актриса, подарившая ему дочку, попыталась объявить его отцом второго ребенка, он запротестовал.

— Нет, малыш слишком похож на арлекина!

Она попросила его объяснить, что это значит, и он ответил:

— В нем слишком много разнородных частей!

За ужином Демар, естественно, никого не обходила вниманием. Правда, ее манера выражаться отличалась некоторой вульгарностью:

— Ну, мой толстый волчонок, — говорила она, — что ж ты не пощекочешь меня своим вертелом?

И Филипп расстраивался, ибо ему становилось стыдно за свою любовницу…

Для этих веселых вечеринок нужно было найти королеву. И она появилась в сентябре 1715 года. Ей было двадцать два года, в число ее прелестей входили чувственный рот, «бархатные» глаза, великолепные ноги и округлые бедра. Остроумная и сообразительная, обладающая темпераментом, пылкость которого была равна «селитре и лаве», она оказалась именно той женщиной, что могла бы взять бразды правления на этих скандально-известных оргиях.