От великого Конде до Короля-солнце - Бретон Ги - Страница 26

«Мадам де Монтеспан добилась первенства в этом путешествии, что приводит в содрогание отвергнутую даму, которой предстоит испытать муки ревности, обычные в этом положении».

Народ же, как всегда, потешался и злословил. Зная, что не так давно любовником Франсуазы был молодой красавец граф Фронтенак, парижане сочинили дерзкие куплеты, в которых короля иронически поздравляли с тем, что ему достались «объедки с чужого стола»…

Это, впрочем, было истинной правдой!

ВО ФРАНЦИИ ТРИ КОРОЛЕВЫ

10 августа 1667 года, когда двор уже вернулся в Компьен, Людовик XIV «встал лагерем перед Лиллем, который очень желал захватить».

Несмотря на неизбежные мелкие стычки и соответственно некоторое количество убитых, осада была выдержана в тонах самой изысканной любезности, от которой мы, увы! совершенно отвыкли… Начать с того, что губернатор г-н де Брюэ «прислал гонца с просьбой извинить его за намерение защищать город до последнего». Затем он пожелал узнать, где находится командный пункт, дабы не нанести Его величеству оскорбления нечаянным пушечным выстрелом.

— Мой командный пункт повсюду! — ответил Людовик XIV.

Наконец г-н де Брюэ предоставил своему обидчику все, что необходимо в походной жизни: в частности, каждое утро он присылал лед для охлаждения вина [57]. Однажды король подозвал к себе дворянина, выполнявшего это почетное поручение:

— Попросите г-на губернатора давать мне больше льда, потому что очень жарко.

— Сир, — ответил испанец с полной серьезностью, — он бережет лед, потому что надеется на долгую осаду и опасается, что Вашему величеству его запасов может не хватить.

Невозможно было бы изъясниться с большей галантностью и большим достоинством.

Король улыбнулся, а испанский дворянин, поклонившись, хотел уже удалиться, когда граф де Шаро крикнул ему:

— Передайте г-ну де Брюэ, чтобы он не вел себя подобно губернатору Дуэ, который сдался самым трусливым образом.

— Вы сошли с ума, Шаро? — воскликнул король.

— Нет, сир, просто граф де Брюэ мой кузен…

Вот таким манером велись военные действия в 1667 году.

Время от времени превратности войны заставляли противников стрелять друг в друга, по это делалось с величайшей вежливостью и «как бы против воли»; жертвы же этих столкновений отправлялись в мир иной «без всякой досады»… Эта необыкновенная осада длилась девятнадцать дней, а затем Лилль капитулировал. Испанцы без боя отошли к Брюсселю и Монсу.

Король, весьма гордый собой, покинул поле сражения и отправился в Компьен, где мадам де Монтеспан увлекла его в постель, дабы доказать, что умеет должным образом выразить свое восхищение победителю…

Затем он вернулся в Сен-Жермен с королевой и придворными дамами, тогда как Луиза де Лавальер, удрученная больше, чем когда-либо, укрылась в уединенном доме, чтобы произвести на свет четвертого королевского бастарда…

3 октября она родила сына, которого тут же унесли. Ему предстояло получить имя графа де Вермандуа.

Это событие несколько сблизило короля с нежной Лавальер, и встревоженная Монтеспан поспешила к Вуазен. Та вручила ей пакет с «любовным порошком» из обугленных и растолченных костей жабы, зубов крота, человеческих ногтей, шпанской мушки, крови летучих мышей, сухих слив и железной пудры.

В тот же вечер ни о чем не подозревавший король Франции проглотил это отвратительное зелье вместе с супом [58].

Однако в силе колдовских чар усомниться было трудно, поскольку король почти сразу забросил Луизу де Лавальер, вернувшись в объятия мадам де Монтеспан.

В начале июля 1668 года Людовик XIV, влюбленный более, чем когда-либо, решил устроить празднество в честь новой любовницы, которое должно было продлиться семь дней и пышностью превзойти предшествующие увеселения.

Однако за две недели до начала торжеств в Париж прибыл человек с мрачным взором, пребывавший вдали от двора благодаря предусмотрительности короля. Это был г-н де Монтеспан.

Славный маркиз, которому Лувуа, по приказанию Людовика XIV, дал очень хорошую должность в Руссильоне, явился в Париж, никого не предупредив, чтобы доставить удовольствие милой женушке. Далекий от всяких подозрений, он поначалу совершенно не понимал язвительных намеков, которыми встретил его двор. Итак, он отправился на версальские торжества без задней мысли и 19 июля, сидя рядом с Франсуазой, аплодировал даже громче, чем другие, наслаждаясь комедией Мольера с очень забавным сюжетом. Пьеса называлась «Жорж Данден, или Одураченный муж»…

Увы! Через несколько дней это доброе расположение духа исчезло без следа. Маркиз начал замечать, что супруга его излишне развязно держит себя с королем; затем он обратил внимание на льстивую угодливость куртизанов по отношению к Франсуазе, что было весьма странным для простой фрейлины королевы. Его подозрения превратились в уверенность, когда он вырвал признание у некоторых своих друзей.

Будучи сангвиником, он не последовал примеру тех дворян, которые покорно мирились с изменой жен, привлекших внимание короля. Придя в неистовую ярость, он ворвался в спальню преступницы, устроил ужасающую сцену, стал кричать на нее и осыпать оскорблениями, надавал пощечин и даже позволил себе нелестным образом отозваться о монархе. Маркиза в смятении и страхе воспользовалась минутой затишья, чтобы покинуть семейный очаг и укрыться в покоях мадам де Монтозье.

Тогда г-н де Монтеспан принялся обличать неверную супругу при дворе, но достиг только того, что поведение его сочли более чем странным, а характер — невыносимым. Послушаем, например, мадемуазель де Монпансье:

«Г-н де Монтеспан, человек экстравагантный и чрезмерно обидчивый, словно сорвался с цепи, узнав о чувствах короля к его жене; он переходил из дома в дом со своими смехотворными жалобами. Когда он вознамерился читать нотации в Сен-Жермене, мадам де Монтеспан пришла в отчаяние. Он часто приходил ко мне. Он мой родственник, и я его журила. Однажды он навестил меня и прочел речь, с которой хотел обратиться к королю: там было множество цитат из Святого писания, намеки на царя Давида и прочее, а в конце он требовал вернуть жену и угрожал судом Господним. Я сказала ему: „Вы сошли с ума. Никто не поверит, что вы сами написали эту речь, и обвинять станут архиепископа Санского, вашего дядю, который враждует с мадам де Монтеспан“.

Из уважения к этому прелату г-н де Монтеспан отказался от своего намерения.

На следующий день старшая мадемуазель отправилась в Сен-Жермен. Она нашла Франсуазу в сильном расстройстве и раздражении.

— Мой муж здесь и ведет себя самым скандальным образом, — сказала фаворитка. — Мне стыдно, что он развлекает толпу на пару с моим попугаем.

Затем герцогиня направилась к мадам де Монтозье и застала ее дрожащей от ярости.

— Только что сюда ворвался, словно безумный, г-н де Монтеспан, наговорил мне гадостей про свою жену и вел себя с невообразимой дерзостью. Я благодарю Бога, что со мной находились только мои женщины. Если бы здесь был кто-нибудь, его просто выкинули бы в окно.

[59]

Но г-н де Монтеспан не ограничился одними гневными словами. Сен-Симон сообщает нам, что ему приняло в голову заразиться дурной болезнью, чтобы передать ее королю через жену. Этот план потерпел неудачу, поскольку маркиза отказалась исполнять супружеские обязанности, и несчастный остался, как говорится, при своих…

Тогда он оделся в черное с ног до головы и пришел к королю за разрешением покинуть столицу. Монарх удивился:

— По ком вы носите траур, господин де Монтеспан?

— По моей жене, сир!

Подобные выходки становились невыносимыми. 30 сентября Людовик XIV приказал отправить мужа своей любовницы в тюрьму Фор-л'Этек.