От Анны де Боже до Мари Туше - Бретон Ги - Страница 34

Смерть нашла его на городской стене во время штурма 6 мая 1527 года, и его люди, мстя за эту потерю, учинили в вечном городе настоящую резню, длившуюся восемь дней <Бенвенуто Челлини, находившийся в числе защитников города, хвастался потом, что именно он убил коннетабля.>.

Весть о гибели Карла Бурбонского, которого она так любила и так ненавидела, не должна была оставить равнодушной Луизу Савойскую. Впрочем, сама она об этом ничего не говорила. Можно, однако, предположить, что сердце ее забилось сильнее, когда ей сообщили, что у мертвого коннетабля было найдено кольцо, которое она когда-то ему подарила…

В 1528 году, сраженная высокомерием Анны де Писле и непостоянством короля, Франсуаза вернулась в Шатобриан, где муж, как обычно, принял ее очень тепло. Но, покинув двор, она не обрела желанного покоя.

Злоба новой фаворитки продолжала преследовать Франсуазу даже в Бретани.

Однажды Анна де Писле потребовала у Франциска I забрать у м-м де Шатобриан драгоценности, которые он ей дарил. «И не потому что они дорого стоят и представляют художественную ценность», — говорит Брантом, поведавший эту историю, тем более что жемчуг и драгоценные камни не были тогда в моде, как раньше, а потому что Анне нравились выразительные надписи, выгравированные или нанесенные иными способами, которые сестра короля, королева Наваррская, сама сочиняла и выполняла. Франциск уважил ее просьбу и обещал вскоре сделать это, что и сделал; с этой целью он отправил одного дворянина к Франсуазе, чтобы тот потребовал вернуть драгоценности; она тут же сказалась больной и просила его прийти через три дня, чтобы отдать то, что он просит. Сама тем временем по причине сильной обиды послала за ювелиром и приказала ему расплавить все изделия, невзирая на выгравированные на них надписи; когда дворянин снова пришел, она отдала все подаренные ей драгоценности, превращенные в золотые слитки.

— Поезжайте, — сказала она, — отдайте это королю и скажите, что раз уж ему так хочется забрать назад то, что он когда-то щедро дарил мне, я возвращаю все в виде золотых слитков. А что касается надписей, то они навек запечатлены в моей памяти и так дороги мне, что я не могу позволить кому бы то ни было, кроме меня, владеть и наслаждаться ими.

Когда король получил слитки и слова, сказанные этой дамой, он только и смог произнести;

— Верните ей все. То, о чем я просил, было связано не с ценностью подарков, потому что я мог бы ей вернуть вдвое больше, а с желанием иметь выгравированные там надписи; а раз она их уничтожила, золото мне не нужно, и я ей возвращаю его; своим поступком она продемонстрировала гораздо больше благородства и смелости, чем я мог бы предположить в женщинах…

Жест м-м де Шатобриан привел в восхищение весь королевский двор. В этой истории она выглядела значительно привлекательней своей соперницы, которая от досады заболела.

И все-таки новая фаворитка вскоре взяла реванш, чем потешила свою гордость, развлекла народ и шокировала Европу.

СВОИМ СОЮЗОМ ФРАНЦИЯ И АНГЛИЯ ОБЯЗАНЫ ЖЕНЩИНЕ

Яростная борьба, которую вели Анна и Франсуаза за официальное место в королевской постели, увлекла не только придворных, но и простой народ, до которого из-за болтливости иных официальных лиц также докатывались отзвуки событий.

Люди заключали между собой пари, сочиняли песенки, в которых высмеивались обе фаворитки, потешались над не иссякающим огнем их страсти, и в конце концов никто уже не вспоминал, что Франция оказалась в драматической ситуации, что она должна заплатить Карлу Пятому громадный выкуп и что, наконец, двое маленьких невинных детей вот уже три года страдают в испанской тюрьме.

И действительно, император, взбешенный тем, что не добился желаемого, обращался с маленькими принцами, Франциском и Генрихом, крайне сурово, и дети очень страдали, несмотря на тайную заботу о них Элеоноры Австрийской.

Рассказывают, что Бордэн, привратник регентши, которому в 1529 году удалось проникнуть в место их заключения, «не мог сдержать слез, когда увидел детей в полутемной камере с голыми стенами сидящими на низких каменных сиденьях у окна с двойной решеткой, проделанного в стене толщиной восемь-десять футов и скупо пропускающего свежий воздух и свет».

По уговору с одним из тюремных стражей Элеонора иногда навещала маленьких принцев и старалась то песенкой, то сказкой вывести их из состояния печали.

За свое доброе сердце она, конечно, заслуживала большего уважения. В мрачном мадридском замке, оставаясь наедине с собой, она не раз вспоминала галантные речи Франциска, его клятвы и изысканные комплименты.

Однажды он сказал ей:

— Как только я окажусь на свободе, я женюсь на вас, потому что вы прекраснее, чем птица ибис.

Элеонора никогда не видела ибиса, но все же почувствовала себя польщенной. Еще он обещал писать ей письма в стихах, сочинить рондо о ее нежных ручках и песню о ее удивительных глазах. Прошло, однако, три года с тех пор, как он вернулся во Францию, а она все еще не получила от него ни слова.

Отчаяние ее становилось все сильнее, так как она знала, что ночами он забывал о ней в объятиях пылкой Анны де Писле, а днем встречаясь с м-м де Шатобриан. Новости такого рода всегда приходили очень быстро, и бедная Элеонора до тонкостей знала все те мерзкие причины, которые мешали ее «жениху» думать о ней…

В начале лета 1529 года в Камбре Луиза Савойская подписала вместе с Маргаритой Австрийской знаменитый Дамский мир, где вновь было сказано о браке Франциска I с Элеонорой. Последняя была вне себя от радости.

— Вот видите, он любит меня, — повторяла она дамам из своей свиты.

Бедняжка даже не подозревала, что вынуждает французского короля вновь заинтересоваться ею. Любовь здесь не имела никакого значения, и поведение короля было продиктовано самыми корыстными интересами.

В Камбре было решено, что два маленьких принца будут выкуплены за два миллиона золотых экю, и Франциск I, зная, что его казна пуста, ломал голову, где найти такую чудовищную сумму.

Вот тогда Луиза Савойская напомнила ему, что он обручен с сестрой Карла Пятого и что за невестой будет дано немалое приданое. И чтобы освободить детей из тюрьмы, не платя за это выкупа, достаточно жениться на Элеоноре. Франциск I, поэт в душе и реалист в жизни, вынужден был признать эту мысль убедительной.

— Кроткая Элеонора станет моей женой! — произнес он твердым голосом.

Но так как он счел уместным при этих словах подмигнуть Анне де Писле, у приближенных ко двору людей возникли сомнения в искренности его чувств.

Объявление о предстоящем союзе Франциска и Элеоноры очень не понравилось Генриху VIII, предлагавшему французскому королю жениться на английской принцессе, которой в то время было двенадцать лет. Однако у Генриха VIII были трения с папой по поводу одной женщины, и потому, нуждаясь в поддержке Франциска I, он не дал волю своему гневу.

Женщиной, благодаря которой Франция и Англия оказались на некоторое время союзниками, была Анна Болейн. Будучи англичанкой, она тем не менее находилась на службе у королевы Клод, и, как уверяют некоторые авторы, Франциск I «позволил себе уделить некоторое внимание тому, что у нее было самого дорогого» <Вот что об этом сказал с несколько странной для иезуита прямотой отец Гарасс: «Так случилось, что Генрих VШ, к несчастью, развелся с Екатериной Арагонской, влюбившись в проститутку, которую все называли „французский иноходец“ за то, что она распутничала при дворе короля Франциска I и именно в Париже начала постигать это мерзкое ремесло, чтобы потом довести его до совершенства в Лондоне; а этот король, ослепленный своими греховными страстями, зашел так далеко, что вслед за матерью возжелал дочь, что, впрочем, обычное дело в истории Англии; запутавшись окончательно в своих любовных связях, он спросил у Франсуа Бриана, большим ли грехом будет жениться на дочери, если до этого был женат на матери, и надо ли из-за этого мучиться угрызениями совести. И Бриан, похохатывая, ответил, что это не больший грех, чем съесть цыпленка после того, как съел курицу».>.