Наполеон и Мария-Луиза - Бретон Ги - Страница 57

ПОЛИНА ПРОДАЕТ СВОИ ДРАГОЦЕННОСТИ РАДИ СПАСЕНИЯ ИМПЕРИИ

Будущая принцесса Боргезе, которая в залатанном платьице бегала в детстве по улицам старого Марселя, сохранила вкус к здоровой народной шутке, что станет однажды самой привлекательной чертой французских мидинеток.

Император имел счастье убедиться в этом во время одной официальной церемонии. Полина шла позади императрицы. Вдруг она приставила ко лбу указательный палец и мизинец, изображая, говоря словами Бернара Ожэ, «те костные образования, которые природа намертво прирастила ко лбам всех представителей рогатого скота».

А Фуше добавляет» «Жест, к которому в народе прибегают лишь тогда, когда хотят грубо высмеять легковерного обманутого мужа».

На беду. Наполеон, от зоркого взгляда которого никогда ничего не ускользало, заметил в зеркале сей непочтительный жест своей сестры. Он поднялся с места и был готов влепить пару звонких пощечин этой высокопоставленной дуре, так и не сумевшей отвыкнуть от бесцеремонных плебейских привычек грязных марсельских окраин. Но Полина, сохранившая с детства также быстроту реакции, уже улепетывала через всю гостиную и на этот раз сумела избежать императорского гнева.

В результате дерзкой выходки, глубоко поразившей иностранных дипломатов, случившихся в то время в Тюильри, принцессе было приказано больше во дворце не появляться. Несколько дней она страшно горевала. Но потом вдруг осознала, что этот запрет имеет и хорошую сторону: он высвобождает массу времени, и она может целиком посвятить себя «упоительной игре блаженного соития», как тогда говорили в высшем парижском обществе. Так что Полина была еще и благодарна своему августейшему братцу.

Зная по собственному опыту, что лечение на водах, особенно «водный массаж и растирание кожи» в высшей степени благоприятно сказывается на здоровье, Полина летом 1811 года отбыла в Экс-ла-Шапель

Строгие нравы современности, к счастью, положили конец этим удручающим беспорядкам…].

Приехав, она сразу же завела двух любовников: графа Монрона, претенциозного фата, снискавшего репутацию остроумного человека тем, что повторял остроты Талейрана; и русского полковника Ивановича Каблукова, светлоглазого великана, чей громоподобный бас рокотал под сводами спальни принцессы, наполняя ее нескончаемым потоком кавказских ругательств.

Несколько умиротворенная исключительным усердием этих двух поденщиков, Полина явила городу свою сияющую, обворожительную улыбку.

Но увы! Политика частично лишила ее радости жизни. В начале сентября граф Монрон, обвиненный Фуше в том, что поддерживал тайные сношения с англичанами, был арестован и заключен под стражу в замок Ам.

Это известие вызвало у принцессы нервный срыв. Придя в себя, она тотчас вызвала своего доблестного русского полковника и потребовала, чтобы он один выполнил в полном объеме те обязанности, которые прежде делил со своим напарником. Но принцесса была крайне разочарована и раздосадована, испытав на опыте, что легендарный неиссякаемый славянский темперамент имеет-такн пределы, установленные природой, дабы обуздать разгул человеческих страстей. Она впопыхах оделась, кое-как собрала вещи и не медля ни минуты укатила в Спа, в надежде утешиться там в объятиях других мужчин.

Через неделю, раздраженная постоянной слежкой, установленной за ней полицейскими агентами Фуше, она покинула Бельгию и вернулась в Нейи.

Там она вновь встретилась с Канувилем, который вернулся из Испании и, скрываясь, жил в Париже.

Об этом «взаимном обретении» не замедлили оповестить Наполеона, и в третий раз над головами несчастных влюбленных разразилась гроза. В три часа утра, как раз тогда, когда тела Полины и бравого гусара переплелись, как «ветви дикорастущего вьющегося шиповника», Бертье получил следующую депешу, собственноручно написанную Наполеоном:

«Прикажите командиру гусарского эскадрона Канувилю сегодня в девять часов утра выехать в Данциг, где он вступит в должность командира эскадрона 21-го стрелкового полка. Свидетельство, которое вам выдаст военный министр, отправьте ему в Везель. Указ о его назначении я подписал. Отсюда явствует, что он больше не является вашим адъютантом. Порекомендуйте ему без вашего приказа в Париж не возвращаться, даже если на то будет распоряжение министра».

Прошло пять часов, и Канувиль, оставив плачущую Полину, понурив голову, тронулся в путь по направлению к Данцигу.

Принцесса Боргезе и на этот раз не изменила своим привычкам и довольно быстро утешилась. Уже через несколько дней место в постели рядом с Полиной занял лейтенант Брак, очаровательный молодой человек с изысканными манерами, из-за излишне женственной внешности прозванный товарищами «Мадемуазель Брак». Полине очень понравилась идея сделать из него настоящего мужчину…

Но роль профессора вскоре наскучила ей. И лишь только юный лейтенант освоил азы «науки страсти нежной», как был отправлен обратно в казарму.

После этих «начальных классов» Полине захотелось испытать более острые ощущения, и выбор ее пал на мужчину, имя которого заставляло сердца всех женщин биться сильнее, — на знаменитого трагика того времени, на единственного актера, кого даже Наполеон считал гениальным, — на самого Тальма…

Потребовалось немного времени, чтобы тот, кого критики-современники называли «королем сценического образа, реформатором костюма и грима», до беспамятства влюбился в обольстительную Полину. Но его беда заключалась в том, что он никак не мог избавиться от выспренней речи.

В постели, например, в момент наивысшего наслаждения он начинал читать Расина, Вольтера или Кориеля. И слуги, подслушивавшие за дверями спальни, замирали в полном недоумении.

В июне 1812 года, слегка уставшая от витиеватых тирад, которыми Тальма наполнял любую, даже самую малозначительную беседу, принцесса захотела вернуться к менее театрализованным удовольствиям. Она переместилась в Экс-ле-Бен и возобновила привычную охоту на мужчин. Но увы! Влюбленный трагик, не выдержав разлуки, последовал за ней и вновь окружил ее поэтическими завываниями, со слезами и мольбами преследовал повсюду, рвал на мелкие кусочки носовые платки и в кровь изгрыз свои кулаки.

Полине, ставшей между тем любовницей командира артиллерийского эскадрона Огюста Дюшана, все это порядком надоело, и она делала все, чтобы избавиться от столь шумного и беспокойного воздыхателя.

Но бедняга не понимал, что положение его изменилось. Бия себя кулаком в грудь, он восклицал:

— Сжальтесь, мадам! — и, указывая на сердце, прибавлял: — Оно разрывается от боли!

Тогда Полина сменила тактику и взялась его высмеивать.

Как-то вечером Тальма как обычно сидел на подушке у ног обожаемой Полины в ее салоне. Неожиданно принцесса объявила, обращаясь к гостям:

— А сейчас знаменитый Тальма всех нас позабавит! Не правда ли, дорогой Тальма, вы хотели развеселить нас разными комическими сценами?

Тальма сделался очень бледным. Но Полина погладила его по голове, и он в конце концов уступил. В течение получаса он тщился изобразить перед хохочущей публикой героя народных фарсов. Но даже в этом амплуа он был величественным.

А спустя еще несколько дней Полине вздумалось покататься на паруснике по озеру Бурже. Тальма, разумеется, был среди приглашенных. К вечеру внезапно разразилась гроза, и все участники прогулки спрятались под навес на корме. Тут раздался голос Полины:

— Тальма, выйдите из укрытия и прочитайте нам «Бурю»!

— Но ведь идет проливной дождь, — пролепетал несчастный.

— Вот это-то и чудесно! Живо, поднимайтесь на капитанский мостик и заглушите удары грома божественными стихами.

И великий трагик послушно выбрался из-под навеса и, обхватив рукой мачту, под проливным дождем начал декламировать Шекспира.

«Время от времени он вскидывал голову, — рассказывает герцогиня д'Абрантес, — отряхиваясь от пены, летящей с гребней волн».