Наполеон и Мария-Луиза - Бретон Ги - Страница 20

Твой сын сейчас спит, а у меня тревожно на душе. Но я твердо знаю одно: никуда дальше Рамбуйе не поеду, Помни о моей любви и решимости бороться за нее. Люблю и нежно целую.

Твой друг Луиза.

Между Орлеаном и Рамбуйе, 12-13 апреля 1814 года».

Следующее письмо настроило Наполеона оптимистически.

«Дорогой друг! Я восхищена стойкостью, с какой ты переносишь невзгоды. На такое мужество способен только ты! Остров Эльба подходящее место для нас, и там, рядом с тобой, я буду счастлива… Не сомневайся. Никто и ничто не заставит меня уехать в Австрию, — сердечная склонность и долг велят мне быть рядом с тобой. Но, если они все-таки попытаются отправить меня в Вену, я скажусь больной — у меня и в самом деле сильно болит горло и повышена температура… Сын чувствует себя превосходно, мы с ним гуляли возле дома, и, бедняжечка, расспрашивал о тебе. Не волнуйся, я удвоила заботы о нем. Обращаюсь с ним, как с большим мальчиком, позволяю завтракать со мной за одним столом. Это приводит его в восторг и нисколько не увеличивает расходы, которые сейчас непомерно велики.

В целях экономии я назначила Боссе главным кухмистером. Полагаю, ты это одобришь.

Сообщи, пожалуйста, как распорядиться казной: у меня на руках больше двух миллионов. Это для меня очень обременительно, я предпочла бы переправить эти деньги тебе. Прощай и верь: я люблю тебя, и для меня нет большего счастья, чем быть рядом с тобой.

Твоя верная Луиза.

Рамбуйе, 14 апреля, вечер».

15 апреля, одолеваемый недобрыми предчувствиями, Наполеон посылает Марии-Луизе записку:

«Добрая Луиза! По моим расчетам, ты уже виделась с отцом. Мне сообщили, что встреча происходит в Трианоне. Я настаиваю, чтобы ты завтра же прибыла в Фонтенбло, и мы вместе отправились обживать землю, сулящую нам приют и отдохновение. Если ты решишься пренебречь привычным образом жизни и высоким положением, я буду счастлив. Поцелуй сына и верь в мою беззаветную любовь.

Н.

Фонтенбло, 15 апреля».

16 апреля, в ожидании встречи Марии-Луизы с отцом, Наполеон написал Жозефине нежное, лишенное иллюзий письмо.

«16 апреля.

Я писал вам восьмого числа этого месяца, но возможно, письмо не дошло до вас. Тогда еще шли сражения, и его могли перехватить. Теперь, вероятно, коммуникации восстановлены, и я полагаю: письмо до вас дойдет.

Я смирился со своей судьбой. И теперь не написал бы ничего подобного. В том письме я сетовал на судьбу, а сегодня я ее благословляю. Я потерпел крах (говорят, ко благу Франции), но освободился от тяжелого бремени.

Я удаляюсь на покой и сменю шпагу на перо. История моего правления, несомненно, будет представлять интерес. До сих пор известен был только мой профиль, теперь меня увидят в полный рост. Многие события, а также люди, предстанут в ином свете. Тысячи несчастных осыпал я благодеяниями, но чем же они мне отплатили? Предательством! Да, все изменили мне, кроме доброго Евгения, оказавшегося столь достойным вас и меня.

Прощайте, дорогая Жозефина, смиритесь, как и я, и всегда помните о том, кто никогда вас не забывал и не забудет вовек.

Буду ждать от вас писем на острове Эльба.

Я не совсем здоров.

Н.»

Несчастный, ему было невдомек, что 9 апреля она тоже предала его, написав вице-королю Евгению:

«Все кончено! Он отрекся от престола. Это освобождает тебя от клятвы верности ему. Предпринимать что-либо для него сейчас бесполезно. Действуй только в интересах своей семьи!»

И вот 17 апреля на Наполеона обрушился страшный удар, которого он опасался последнюю неделю. Мария-Луиза сообщила ему о решении своего отца:

«Дорогой друг! Два часа назад приехал отец, и я тотчас встретилась с ним. Он был необычайно нежен и добр, но к чему все это, если он причинил мне невыносимую боль, запретив следовать за тобой и видеть тебя. Напрасно я пыталась убедить его, что это мой долг. Но он не желает даже слышать об этом, и говорит, что я проведу два месяца в Австрии, а потом поеду в Парму, и оттуда уже — к тебе. Это решение меня окончательно убьет. И теперь единственное мое желание, чтобы ты был счастлив без меня. Для меня же счастье без тебя невозможно.

Письмо передаю с г-ном де Флаго. Умоляю тебя, пиши как можно чаще! Я буду всегда о тебе думать и писать каждый день. Не падай духом, Бог даст, в июле я к тебе приеду, о чем, разумеется, я не обмолвилась этим господам.

Чувствую себя с каждым днем все хуже. Я так грущу, что не знаю даже, что тебе сказать. Пожалуйста, не забывай меня и верь: я буду всегда тебя любить. Целую и люблю всем сердцем.

Твой несчастный и верный друг Луиза.

Рамбуйе, 16 апреля 1814 года».

Сраженный этим известием, Наполеон не нашел в себе силы ответить.

На этот раз, действительно, все было кончено!

На другой день он получил еще одно письмо от Марии-Луизы, и, надо полагать, оно его опечалило еще больше.

«Дорогой друг! Сегодня ночью мне было невыразимо грустно. Я никак не могу примириться с разлукой, уготованной нам судьбой. И, кажется, не примирюсь никогда.

Мне сказали, что послезавтра ко мне приедет император Александр. Как это для меня унизительно — принимать русского царя! И какие еще испытания ждут нас впереди?

Но знай: я нежно тебя люблю.

Навеки твоя Луиза.

Рамбуйе, 17 апреля».

Значит, горькая чаша еще не выпита до дна! Значит, победитель жаждет удовлетворить любопытство, созерцая «следы слез на лице французской императрицы»…

Наполеон затворился в своей комнате и плакал.

В половине девятого вечера перед дворцом Фонтенбло остановился экипаж. Из него вышла хрупкая элегантная женщина и легко взбежала по лестнице. Стоявший на часах гвардеец при виде ее остолбенел. Она улыбнулась, вошла внутрь и села в кресло в ожидании, когда появится кто-нибудь из приближенных императора.

Это была Мария Валевская. Представив себе смятение и растерянность Наполеона, она приехала из Парижа, чтобы ободрить его.

Вскоре она увидела Коленкура, который подошел к ней.

— Господин герцог, вы не знаете, где император? — спросила Валевская.

— Нет, мадам.

— Не знаете?!

— Мне известно, где он будет после десяти часов, а сейчас еще нет девяти.

— Будьте любезны, попросите его величество ненадолго принять меня. Я не спешу, и я могу подождать сколько нужно .

Коленкур пообещал и исчез.

Мария терпеливо ждала в своем темном углу, зная привычку Наполеона засиживаться за работой допоздна. К часу ночи она задремала. А в четыре проснулась от холода.

При мысли, что кто-нибудь может заметить, как она ночью выходит из дворца, она пришла в ужас. И было отчего: ведь императрица находилась в Рамбуйе! На цыпочках прокравшись к экипажу, она уехала, не встретив ни души.

В пять часов утра Наполеон, который всю ночь готовился к отъезду, попросил Коленкура пригласить Марию. Когда он узнал, что в галерее ее нет, на глаза ему навернулись слезы.

— Бедная женщина! — тихо сказал он. — Она решила, что я ее бросил.

19 числа генерал австрийской армии Келлер, русский генерал Шувалов, прусский-Вольдбург-Трухзес и английский полковник сэр Нейл Кэмпбелл, — комиссары, которых союзные державы уполномочили сопровождать Наполеона на остров Эльбу, — прибыли в Фонтенбло.

От них бывший император узнал подробности въезда в Париж монсеньера, брата короля (будущего Карла X), вернувшегося, чтобы совместно с временным правительством подготовить восшествие на престол Людовика XVIII.

К одиннадцати часам приготовления к отъезду были закончены, и Наполеон сел писать последнее письмо Марии-Луизе.

«Дорогая Луиза! Завтра в девять часов утра я уезжаю. Заночую в Бриаре, где рассчитываю получить от тебя весточку. Мой путь пролегает через Невер, Мулен, Лион, Авиньон. Меня больше всего угнетает то, что я несколько дней ничего не буду о тебе знать. Надеюсь, что ты хорошо себя чувствуешь, что мужество тебя не покинуло и ты и впредь будешь достойна своего высокого положения и моей судьбы, и ничто не помешает тебе в этом. Поцелуй сына и береги его! Прощай, моя нежная подруга. Навеки твой.