Когда любовь была «санкюлотом» - Бретон Ги - Страница 56

Увидев Тальена, Терезия вздохнула с облегчением. Но комиссар спросил, нахмурив брови:

— Ты хотела видеть меня, гражданка?

Она все поняла и ответила тем же тоном:

— Да, гражданин комиссар, чтобы оправдаться. Никто не может сомневаться в моих гражданских чувствах. Кроме того, я хочу кое-что сообщить тебе…

Тальен обернулся к спутникам.

— Оставьте нас, я должен выслушать эту женщину.

Жандармы и охранник вышли, оставив любовников в камере.

Четверть часа спустя трое мужчин, удивленных тем, что из камеры не доносится ни звука, решили послушать у дверей. То, что они услышали, было совершенно не похоже на допрос.

Терезия и Тальен, лежа на мокрой соломе тюремной камеры, испытывали блаженные минуты страсти…

Бывшая маркиза вышла из тюрьмы тем же вечером, потому что комиссар, подобно доверчивому ребенку, заявил, что она истинная «санкюлотка»… Однако она не переехала к Тальену, как это утверждают некоторые историки.

Она скромно вернулась к себе, где ее ждали маленький сын и слуги.

После освобождения связь Терезии с Тальеном стала почти официальной. Их везде видели вместе, они больше не скрывались.

Весь Бордо узнал, что прекрасная испанка делит ложе с комиссаром и он этим очень гордится. Этот сын служанки наслаждался как личным реваншем тем, что обладает маркизой…

Чувства молодой женщины были совсем иного свойства. Гастин пишет; «В постели, в объятиях Тальена, она была, безусловно, искренна; он сильно возбуждал ее… Но она его не любит, он ее ничем не привлекает. В момент каждого свидания ей приходится вначале подавлять отвращение. Чтобы спасти красоту, которой она так гордится, ей приходится уподобляться обычной проститутке».

Однажды Терезия скажет о Тальене:

— Когда попадаешь в шторм, не приходится выбирать средства спасения…

Гастин пишет, в свойственной ему одному манере: «Жадные губы проконсула, этого холуйского выходца, без сомнения, оценили пьянящую ласку рта будущей госпожи Тальен» («Прекрасная Тальен»).

Со свойственной ей беззаботностью Терезия чуть не потеряла свою спасительную соломинку: она готова была бросить ее ради красивого мужчины; ей нравилась его учтивость на людях и неукротимость в постели: будущий маршал Брюн [107] собирался «залезть в огород» комиссара.

Почти каждый день пылкий военный «осаждал» гражданку Кабаррус, которая не очень сопротивлялась.

Тальен, естественно, довольно скоро узнал, что у него появился соперник. Решив избавиться от него раз и навсегда, он послал в Париж длинный доклад, в котором доказывал абсолютную бесполезность армии в Бордо.

Конвент, полностью доверявший своему представителю, издал 20 фримера года II (10 декабря 1793 года) декрет, которым распускался генеральный штаб армии, находившийся в департаменте Бек-д'Амбез [108].

И опечаленный Брюн вынужден был покинуть свою драгоценную Терезию…

Избавившийся от соперника Тальен решил доказать всем тем, кто осуждал его связь с Терезией, что гражданка Кабаррус — истинная революционерка. 30 декабря он устроил Праздник Разума, во время которого был зачитан трактат «Об образовании», написанный его любовницей.

Успех был полный; не столько из-за текста, который присутствующие слушали вполуха, сколько благодаря красоте Терезии, на которую они с удовольствием глазели.

Надо сказать, что эта тонкая штучка сделала все, чтобы привлечь к себе внимание. «Она была одета, — пишет герцогиня д'Абрантее, — в костюм амазонки из темно-синего кашемира с желтыми пуговицами, лацканы и манжеты были из алого бархата. На ее прекрасных черных кудрявых волосах кокетливо сидел чуть сдвинутый набок бархатный чепчик пурпурного цвета, отороченный мехом. Она была изумительно хороша в этом наряде» [109].

После устроенного праздника связь Тальена с Терезией признали все, бывшая маркиза де Фонтене теперь афишировала свою близость с представителем Конвента. Орельен Виви пишет: «Почти каждый день ее видели и вместе с проконсулом в коляске, они ездили по городу, Терезия всегда была кокетливо одета, на голове — красный чепец».

Иногда молодая женщина развлекалась, изображая Свободу. Она надевала фригийский колпак, брала в руку пику, а другой обнимала за плечи «народного представителя» Тальена».

Такие прогулки в открытом экипаже оказывали на Терезию очень странное действие, они волновали ее чувства… Разве не могла она, изобразив Свободу, сама стать более свободной в поведении?.. Едва доехав до дому, она скидывала свой пеплос и представала совершенно голой перед изумленным Тальеном. Он немедленно срывал с себя редингот и красивую форму и — очень просто и естественно — плевал на условности…

О любовных отношениях Терезии и Тальена в Бордо рассказывают много сказок. Некоторые историки, например, писали, что любовники встречались в Национальном доме, где жил Тальен, «и предавались любви в тот момент, когда рядом казнили аристократов». Гильотина была установлена под окнами комиссара Конвента, и любовники якобы ласкали друг друга под крики жертв, глухой стук ножа гильотины и песню «Са ира»…

«Как только палачу приводили очередную жертву, — пишет один исследователь, — любовники начинали свой дуэт, и Тальен старался „соединиться“ с Терезией в тот самый момент, когда голова отделялась от туловища.

— Когда умирает роялист, — говорил он напыщенно, — мы должны зачинать маленького республиканца».

Этот историк, который, естественно, не называет свои источники информации, добавляет, что любовники частенько распевали потом смешную пародию на «Марсельезу». Вот первый куплет этой песенки:

Чудо-гильотина, наше божество!

Ты нам подарила права торжество.

Стал король короче — это не беда.

Лишь бы меч отточен был всегда, всегда.

Головы тиранов, сложенные в ряд,

Для Отчизны нашей — праздничный наряд.

Родине в подарок клику уничтожь,

Для агентов Питта наточи свой нож.

Именем народа головы руби.

Кровью, всласть пролитой,

Жажду утоли.

У второго куплета был следующий странный припев:

Вперед, счастливые мужья!

Теперь ваш выстрел из ружья.

Чтоб были ваши жены, что пушки заряжены —

И не пройдет и года,

Для своего народа

Родит Отчизна-мать

Республиканцев рать [110].

Подобные свидетельства забавны, но абсолютно ложны. Терезия слишком сильно возмущалась казнями, чтобы использовать их как возбуждающее средство. Однажды она случайно оказалась у любовника в момент казни и пришла в ярость.

— Я больше не желаю видеть этого, — заявила она, указывая на зловещую машину.

— Ну что же, — ответил ей проконсул, — я перееду к вам.

— Нет, — возразила Терезия, — я вернусь сюда. Исчезнуть должна гильотина, а не вы.

Так что ни Терезия, ни Тальен не были садистами или сексуальными извращенцами, как их хотели бы представить.

Они, конечно, не примешивали жертвы террора к своим любовным играм, но и не были совершенно безупречны по отношению к ним.

Они извлекали из ситуации не удовольствия, но выгоду…

К моменту, о котором идет речь, Тальен и его помощники организовали выгодную торговлю: за кругленькую сумму (она могла быть больше или меньше — в зависимости от финансового положения революционеров) они освобождали осужденных на казнь людей.