Охотники за охотниками. Хроника боевых действий подводных лодок Германии во Второй мировой войне - Бреннеке Йохан - Страница 10

Мы обогнали танкер, но никто на него не смотрел. Никому не было дела и до природных красот фьорда. Мы искали противника.

Тревога! В тумане появился силуэт эсминца, идущего прямо на нас. Мы пустили опознавательную ракету. С эсминца ответили. Германский. Палуба была забита солдатами горнострелковых частей. Они кричали и махали нам руками.

Когда погода совсем прояснилась, мы увидели, что эсминец не даёт шведскому танкеру пройти на север через пролив Тьелсундет.

Мы прошли Барей. Солнце и снежные шквалы с необычной быстротой сменяли друг друга. Апрель. Таков апрель на Крайнем Севере.

У Рамсунда ещё два эсминца. Это наверняка немецкие. Мы приблизились на дистанцию, позволяющую обменяться жестами.

Действительно, это были немцы. Они, оказывается, искали артиллерийские батареи, нанесённые на немецких картах, но так и не нашли их. Просто этих батарей на самом деле не было.

Мы шли без остановок, пока не вышли на назначенную нам позицию – в Офотен-Фьорде. По обеим сторонам высились отвесные скалы, покрытые снегом. Фьорд был настолько узким, что мы видели разбросанные домики и даже отдельных лыжников на склонах того и другого берега.

– Отлично! – сказал командир. – Вот здесь мы и разобьём наши палатки, – и он попытался улыбнуться, однако мы испытывали сомнительное удовольствие от мысли, что мы здесь для того, чтобы сдержать преследующего противника.

Однако делу было суждено повернуться иначе.

10 апреля в середине дня разыгралась жестокая снежная буря.

– Слышу шум – повторяющиеся удары по корпусу! – доложил снизу из центрального на мостик старшина рулевых.

– Что за шум? Что это?

– Не могу сказать точно, господин командир.

В 6.30 я тоже, находясь на мостике, услышал шум – было похоже на частое постукивание молотков, а скорее – жужжанье. Шло оно с направления Нарвика. Сомнений быть не могло – это артиллерийская стрельба. Неужели норвежцы оказывают сопротивление?

Гром артиллерийской перестрелки нарастал. Наблюдатель по левому борту обернулся, опустил бинокль и показал на берег.

– Торпедный катер или моторный баркас – но точно военный корабль!

– Норвежцы дают деру. Что это ещё может быть? – сказал командир.

– А если предположить, что нет?

– Да нет, все правильно. Нарвик пал – очевидно. И норвежцы удирают. Но если хотите, то дайте опознавательный сигнал.

Мы выпустили сигнальные ракеты. Мотор там перестал работать. Подходить корабль не стал. Через их головы мы дали пяток выстрелов из 25-миллиметрового орудия. В конце концов, не убивать же их просто так. Наконец до обитателей судна медленно, но дошло кое-что, и катер сдвинулся с места и пошёл к нам.

– Вы ничего не заметили? – с улыбкой спросил нас старшина рулевых.

Он опустил бинокль и с потёр руки в предвкушении чего-то весёлого. Вначале лица у всех на мостике расплылись в улыбке, а затем раздался хохот.

Катер был набит солдатами горнострелковых частей из Иннсбрука, из Етцталя или, может быть, со Штубайских Альп. Они приветствовали нас, кричали, и мы дважды просили их что-то повторить. В радости они переходили на свой диалект, словаря которого у нас на борту не имелось.

Они медленно подошли к борту, и мы по кусочку собрали картину их задания. Они сообщили нам, что им предстоит занять железнодорожную станцию Рамсунда. О событиях в Нарвике они знали не больше нашего.

Едва катер отошёл, я заметил, как из тумана выплыли три силуэта. Три белых буруна пенились у форштевней, словно три буквы V, нарисованные на фоне серого неба.

Боевая тревога!

Молнией исчезли мы с мостика, последним прыгнул в люк командир. Об атаке с нашей стороны нечего было и думать. Эсминцы моментально оказались над нами и так же быстро ушли дальше, как и появились. И вновь наступил покой и тишина.

Появился ещё один эсминец. Дистанция малая, прямо по нашему курсу. Он держал курс в направлении выхода из фьорда. Когда я глянул в перископ, то увидел высокий столб дыма на выходе из фьорда. Через несколько минут лодка вздрогнула от сильного удара. В перископ мы увидели высокий столб огня, окружённый гигантским облаком дыма. Горящее судно разваливалось на части. Эсминец растворился.

Объяснит мне кто-нибудь, спрашивал я себя, что здесь происходит? Все перемешано. Где свой, где чужой? Это британская подводная лодка стреляла по германскому судну или германская лодка стреляла по британскому эсминцу?

Только позже я выяснил, что к чему. Эсминец, который мы видели, перехватил и потопил немецкое судно снабжения «Каттегат».

Наконец-то кота извлекли из мешка. Британцы быстро изготовились для ответного удара. Они пустили в ход всё, что у них было: линкоры, крейсеры, эсминцы. Они бросили к Норвегии всю свою превосходящую военную мощь. На кону теперь стояла не просто Норвегия, а репутация королевского военноморского флота. Они считают, что уже одна его мощь должна принести и принесёт им победу.

Все на корабле заволновались.

Малейший шум докладывался операторами гидрофонов как шум подводной лодки. В действительности, конечно, мы и представления не имели о том, что за взрывы сотрясают лодку. Взрывы и их отзвуки шли со всех сторон, многократно отражаясь от «стен» узкого фьорда. А игра воображения порождала беспокойство.

Наконец наступили долгожданные сумерки. Миновал бесплодный день. Наконец мы могли всплыть и подзарядиться.

Мы все истощились – и люди, и батареи.

Я прилёг поспать.

– Боевая тревога! По местам стоять к погружению!

Я моментально проснулся.

Командир устремился в центральный отсек. Он отменил команду к погружению. Старшина рулевых находился в глубоком волнении, нервы у него были напряжены. Он твердил что-то насчёт «эсминцев, идущих на нас на полном ходу».

«Не могут они нас здесь выследить, – думал командир. – Они и представить себе не могут, что мы здесь, у самого берега».

Но старшина был прав, эсминцы приближались. Но шли они от Нарвика. И опять тот же бьющий по нервам вопрос: свой или чужой? Доложили о готовности торпедных аппаратов к выстрелу.

Но эсминцы были немецкие. Поднимая форштевнями фосфоресцирующие буруны, они на большом ходу промчались мимо. Добрый час спустя они снова прошли мимо нас.

Из тесной рубки радиста принесли радиограмму командования командиру: «Следуйте в Нарвик для встречи с командующим Четвёртой флотилией эсминцев».

Этот приказ оказался чем-то вроде чашечки крепкого кофе для всех членов команды. После бездействия последних дней в нас вселилась надежда, что эта переброска окахется ненапрасной.

Нарвик увидели издалека. Снега отсвечивали кроваво-красным цветом. Огни пожаров отсвечивались в окнах уцелевших домов. Освещения в порту не было. Медленно и с предельной осторожностью приблизились мы ко входу в гавань, и чем ближе подходили, тем безмолвнее становились. Мы отчётливо увидели лицо войны.

Разрушения, разрушения, разрушения.

Одно разбитое судно за другим.

Мачты, мачты, мачты.

О небо! Тут ад порезвился во всю. И это только начало, прелюдия.

К нам подошёл катер. На борт поднялся лоцман, представился на мостике. Ему поручено провести нас среди обломков. А между делом он рассказал нам, как всё было.

– Эсминцы подошли к Нарвику по плану. На борту каждого было по двести человек из горнострелковых частей. Норвежский корабль береговой обороны, было видно, собрался оказать сопротивление. Тогда с эсминца «Хайдкамп» туда направился на катере капитан 1 ранга Герлах, офицер штаба флотилии эсминцев. Он задал норвежскому командиру роковой вопрос: «Вы собираетесь сопротивляться или нет?» – «Собираемся и будем». Тогда немецкий офицер отдал ему честь и вернулся на «Хайдкамп». В небо взвилась ракета, красная, как кровь. Был произведён залп тремя торпедами, и норвежский корабль скрылся в гигантской туче воды. Эсминец «Берндт фон Арним» двинулся дальше и с дистанции в несколько сот метров был поприветствован огнём второго корабля береговой обороны. Первый залп оказался с недолётом, второй с перелётом, в скалы. Для третьего времени уже не осталось. Из семи выпущенных торпед две попали.