Переводчик Гитлера - Шмидт Пауль - Страница 58

Беда редко приходит одна? это многозначительное высказывание посланца с Востока совпало с одним из тех моментов, которые часто случаются на таких приемах, когда не находят, что сказать соседу. В этой тишине явственно прозвучали сказанные по-английски выразительные слова «Мацуока сошел с ума!» Естественно, все стали спрашивать, о чем это он, и мне пришлось сменить навыки переводчика на умение дипломата, чтобы с улыбкой объяснить, что мы обсуждали, как сыны Страны восходящего солнца покидали Лигу Наций,? и я с облегчением смог открыто рассмеяться.

Само собой, Геринг водил Мацуоку по дому. Хозяин, как большой ребенок, показывающий свои владения младшему товарищу по играм, с гордостью демонстрировал собранные им сокровища: картины, гобелены, предметы античного искусства, скульптуры, ценную старинную мебель. Геринг провел его по всему дому, начиная от погреба, где когда-то показывал герцогине Виндзорской, теперь Елизавете Арденнской, как работает массажный аппарат, и где теперь кроме всего прочего имелся отличный плавательный бассейн. «Надеюсь, никто из этих джентльменов в их красивых мундирах не поскользнется и не упадет туда!»? прошептал мне Мацуока с усмешкой. Потом мы прошли в большую комнату на первом этаже, где была установлена модель железной дороги.

«Здесь триста квадратных ярдов,? доложил Геринг, подошел к пульту управления и запустил „Летучего голландца“? отличную модель немецкого экспресса. Поезд, казалось, ехал так же ровно, как настоящий. „Путь составляет тысячу ярдов длиной, и есть еще сорок электрических сигналов“,? рассказывал большой „мальчик“ маленькому, робко восхищавшемуся великолепной игрушкой.

В течение последующих нескольких дней состоялись и другие беседы с Риббентропом. Темы оставались теми же, что и прежде, таким же был и результат. Интересно было только то, что Риббентропу приходилось постоянно успокаивать Мацуоку, который указывал на опасность? если Япония нападет на Англию, то Америка вступит в войну.

«Нас не интересует война против Соединенных Штатов»,? заявил Риббентроп. Но это утверждение не вполне успокоило Мацуоку, который продолжал доказывать, что англоговорящие народы следует считать одним народом.

Из Берлина Мацуока поехал в Рим, а по возвращении снова остановился на короткое время в столице Германии, где снова говорил с Гитлером и Риббентропом. Эти разговоры не дали ничего нового и ни в коем случае не изменили того факта, что попытки Гитлера втянуть Японию в войну против Англии провалились.

Когда Мацуока прощался с Гитлером, я еще раз перевел для него: «Когда вернетесь в Японию, не стоит сообщать Вашему императору, что не возникает вопрос о конфликте между Германией и Советским Союзом». Я полностью сознавал значение этих слов и медленно повторил их дважды, чтобы убедиться, что Мацуока понял всю их значимость. Он очень серьезно пристально посмотрел на меня, и я почувствовал уверенность? он осознал, что именно имел в виду Гитлер.

Меньшую уверенность я почувствовал несколько дней спустя, когда узнал, что на обратном пути Мацуока заключил договор о нейтралитете со Сталиным. Но, наверное, он предпринял этот шаг потому, что понял в Берлине, насколько критически складываются отношения между Германией и Советским Союзом, и хотел дополнительных гарантий в случае возникновения какого-либо конфликта.

На нас произвело большое впечатление сообщение о сцене, имевшей место при отъезде Мацуоки из Москвы. Против обыкновения, Сталин провожал Мацуоку на вокзале и после его отъезда демонстративно повернулся к немецкому послу, графу фон дер Шуленбургу. Обняв посла за плечи, он сказал: «Мы должны остаться друзьями, и Вы должны сделать все возможное, чтобы отдалить этот конец». Через несколько минут Сталин обратился к помощнику военного атташе полковнику Кребсу: «Мы останемся друзьями вашей страны? что бы ни случилось».

В то время, когда Мацуока находился в Москве, англичане тоже, как нам теперь известно, сделали попытку повлиять на Японию. Мистер Черчилль послал японскому министру иностранных дел письмо в Москву, в котором предостерегал Японию от вступления в войну на стороне держав «Оси». Англо-саксонские державы, говорилось в письме (это же мнение высказывал сам Мацуока в Берлине), всегда будут действовать заодно. Победа, несомненно, будет на стороне англо-саксонских стран. Черчилль, как и Гитлер, старался повлиять на Мацуоку с помощью цифр и фактов. Англия и Америка вместе производили девяносто миллионов тонн стали ежегодно, а страны «Оси» менее половины этого количества, причем Япония едва ли десять процентов от этого объема, указывал Черчилль.

Пока Мацуока еще находился в Европе, американцы, с помощью определенных кругов в Японии, тоже предпринимали попытки оторвать Японию от «Оси». Соединенные Штаты заявили, что готовы выступить в роли посредника между Японией и Китаем и даже признать независимость Маньчжурии, что, как мы знаем, было причиной демонстративного ухода Мацуоки с заседания Лиги Наций в 1931 году. Соединенные Штаты, кажется, были готовы забыть весь инцидент и пойти навстречу требованиям Японии.

После важных переговоров с Мацуокой, где грядущая катастрофа просматривалась вполне четко, последовало несколько недель весьма поверхностной, рутинной работы. Это происходило на фоне войны на Балканах и подготовки к предстоящему нападению на Россию, о чем я знал уже некоторое время.

В начале мая 1941 года меня послали вместе с Риббентропом в срочную поездку в Рим, чтобы дать дуче объяснения по поводу поразительного полета Рудольфа Гесса в Лондон. Гитлер был так испуган, будто бомба упала на Бергхоф. «Я надеялся, он рухнет в море!»? сказал он с отвращением, как я слышал. Когда мы прибыли в Рим, Гесс уже был в Англии. «Он сумасшедший,? заявил Риббентроп Муссолини,? в самом точном смысле этого слова, в отличие от Мацуоки». «Вы знаете, что нами правят лунатики?»? спросил меня по возвращении в Берлин старый рабочий, который помогал мне присматривать за садом.

2 июня я переводил на встрече, продолжавшейся несколько часов на приграничной станции Бреннер. «Германские подводные лодки заставят Англию капитулировать»,? таким был теперь припев Гитлера. Ни малейшего намека на свои намерения относительно России не дал он своему коллеге-диктатору. На меня произвело особое впечатление полное молчание Гитлера насчет его планов напасть на Россию, о которых я знал уже довольно много.

Антонеску Гитлер доверял больше. 12 июня в своей мюнхенской резиденции он доверил ему секрет о предстоящей акции против Советского Союза и зашел даже так далеко, что назвал час нападения. Антонеску пришел в восторг. «Конечно, я буду там с вами с самого начала,? сказал он, после того как Гитлер пообещал ему Бессарабию и другие русские территории.? Когда речь идет о действиях против славян, вы всегда можете рассчитывать на Румынию».

15 июня новое государство Хорватия присоединилось к Тройственному пакту, и по этому поводу во Дворце дожей в Венеции состоялся большой праздник. Город в лагуне и старый венецианский дворец, который напоминал о веках истории Средиземноморья, несмотря на то, что произведения искусства были убраны на хранение, составляли фантастический контраст с малозначимым и театрально организованным вступлением в Пакт маленького государства.

Следующая сцена трагически отличалась от предшествующей. В первые часы утра 22 июня 1941 года я ждал вместе с Риббентропом в его кабинете на Вильгельмштрассе прихода советского посла Деканозова. Накануне, в субботу, начиная с полудня Деканозов каждый час звонил в министерство иностранных дел, утверждая, что ему нужно уладить срочное дело с министром иностранных дел. Ему отвечали, как всегда перед важными событиями, что министра нет в Берлине. Затем в два часа ночи Риббентроп подал сигнал, и Деканозову сообщили, что Риббентроп хотел бы увидеться с ним в четыре часа утра этого же дня, 22 июня.

Я никогда не видел Риббентропа в таком возбужденном состоянии, как в те пять минут перед приходом Деканозова. Он метался по комнате, как зверь в клетке. «Фюрер абсолютно прав, что нападает сейчас на Россию,? говорил он скорее самому себе, чем мне; он повторял это снова и снова, как будто хотел как-то успокоить сам себя.? Русские, несомненно, нападут сами, если этого сейчас не сделаем мы». Он ходил взад и вперед по комнате в большом волнении, со сверкающими глазами, без конца повторяя эти слова. Тогда я приписал его состояние тому факту, что он считал себя создателем взаимопонимания между русскими и немцами и ему было трудно разрушать плоды своих трудов. Сегодня я почти готов поверить, что в тот день он почувствовал, может быть и подсознательно, что решение, которое он должен сообщить русскому послу, приведет к катастрофе.