Там, где звенит Енисей - Бороздин Виктор Петрович - Страница 9

Когда легли спать, Уля долго ещё вспоминала всё, что видела. Она рада была тому, что выучила ещё два русских слова: "корова" и "лошадь". Корова - это та, что просто ела траву, а корова, на которой ехал мальчик, - это лошадь. А вот у кого рога, она не запомнила.

- Нелё, - потихоньку позвала Уля, - у лошади есть рога?

- У какой?

- На которой мальчик скакал.

- Наверно, есть, - рассеянно сказала Нелё. Она сейчас думала совсем о другом. Зачем это Тина зовёт с собой Улю? Неужели Уля согласится? И чего она нашла в этой Тине-задавале? Будто я ей уже и не подружка!

И что-то вошло в Нелё тревожное, даже обидное. Вошло пока не насовсем, дрожит внутри, трепещет, словно птичка крылышками. Нелё знает: сказала бы Уля только одно слово, и всё обидное улетучилось бы...

ЕНИСЕЙ ПОЕТ

Нелё первая подбросила горсть гладко обтёсанных, длиной с ладошку палочек и - раз! - повернув ладошку, поймала их тыльной стороной руки. Только три палочки и упали. Остальные легли крепко на руке и не шелохнулись. Нелё чуть покачала их, примерилась и - два! - схватила их на лету. Шесть палочек!

Играли в "нямтко" - "аккуратку". Это у них такой урок палочки-считалочки.

На середине стола был целый ворох этих палочек, их брали по горстке и подбрасывали. Когда там не останется ни одной, каждый сосчитает свои, пойманные, и у кого их будет больше, тот и "аккуратка", тот и выиграет. Выиграть всем хотелось. Вошли в азарт, торопливо подбрасывали, ловили, огорчались, когда палочки падали, опять подбрасывали...

Раиса Нельчевна тихонько ходила по классу, стараясь никому не помешать.

Все долго смеялись над Витей Ямкиным. У него палочки как с перепугу разлетелись в разные стороны. Только две и поймал.

- Вот так "аккуратка"!

- Они скользкие, проскакивают, - оправдывался Витя.

Когда подбросила Уля, все ахнули: ни одна палочка у неё не упала, все так и прилипли к руке. Только Нелё не удивилась, она знала, как хорошо играет её подружка в "нямтко". Они ещё летом, на Данилкиной речке, играли в эту игру. "Нямтко" научила их и считать до ста, даже больше.

- Сколько поймала? - потянулись к Уле ребята.

- Тет, самлянг, си-ив, ю... - Уля запнулась. Ведь надо считать по-русски. - Я заспала все слова, - сказала она тихо, - вчера знала, а ночью так крепко уснула...

Ей стали помогать:

- Четыре, пять, семь, десять, двенадцать палочек. Вот это да-а!

А Уля вдруг отодвинула свои палочки.

- Я не хочу больше играть, - сказала она Нелё. - Пойдём гулять.

- Звонка ещё не было, - сказала Нелё, глянув на Раису Нельчевну.

Тут как раз и зазвенел звонок. Из всех классов выбежали ребята, в коридоре стало тесно и шумно. У всех это самая короткая перемена, а у "нулевишек" уроки уже кончились. Уля протолкалась к раздевалке, надела шубку - и на улицу, в прозрачную темноту. Нелё даже не поспела за ней.

Как только закрылась тяжёлая, обитая войлоком дверь, Улю обступила тишина. Здесь в лёгком воздухе только чуть слышно поскрипывал от мороза снег. Сам по себе, словно шептал что-то. Этот шёпот то замирал, то снова возникал где-то совсем недалёко, а потом дальше... Может, это он с ней, с Улей, разговаривает? И она замерла, вслушиваясь.

- Чего, чего ты живёшь в тесной, душной комнате? - шептал ей снег. Иди на простор, в тундру, там так хорошо!

- Нельзя, - ответила Уля, - я здесь учусь.

- Почему нельзя? Здесь столько ребят учится, полная школа. Одна ты можешь и не учиться. Одна-то - что случится?

"А как же картинки Раисы Нельчевны? - думает Уля. - И скороговорки?" Она уже некоторые выучила. И может говорить их, не отставая от ребят.

- Всё равно иди, - шепчет снег.

Так он ласково шепчет, манит, что у Ули всё внутри сжимается. Ой, как хочется уйти в эту белую, просторную тундру, туда... И заглянуть в свой дом, повидать маму, Вовку, Юльку...

Дверь, громко скрипя, приоткрылась, и оттуда высунулась голова Нелё.

- Ты здесь? Я сейчас.

Дверь снова захлопнулась. Пока Нелё надевала шубку, Уля слушала, что ещё скажет снег. Но снег уже ничего не говорил. Он, должно быть, не любит, когда кто-нибудь его перебивает.

Когда выбежала Нелё, и луна выплыла из-за облака. И оттуда, издалека, почти от самой луны протянулась к ним по снегу светлая дорожка. Она играла голубоватыми искорками.

Они стали спускаться с крыльца. Лунная дорожка тотчас передвинулась, коснулась ступеней, расстелилась перед ними. Они пошли по ней, держась за руки, мимо светлых под луной домов и чёрных теней. Было по-прежнему тихо, лишь под ногами чуть-чуть похрустывало. Нелё не спрашивала, куда они идут. Где-то там, в конце лунной дорожки, наверно под самой луной, их посёлок. Нелё знает, до него не дойти, но почему-то ей всегда хочется смотреть в ту сторону, ни в какую другую, только в ту. Вот и Уля ведь тоже...

И они шли, поднимались на сугробы, спускались. Лунная дорожка вывела их на край высокого берега. А сама сбежала вниз, на реку и... дальше, в самую даль, через весь Енисей. Сейчас Енисей укрыт льдом, сейчас он затихший, как тундра. И другой берег девочки, сколько ни всматривались, так и не смогли увидеть.

- Когда мы сюда прилетели, - сказала Нелё, - здесь ещё ходили теплоходы. Всё больше лесовозы. Много-много брёвен везли, целые горы. Раиса Нельчевна говорила: в тайге деревья так близко друг к дружке растут, что и не пролезешь.

- Я не люблю, когда тесно, - сказала Уля.

- А теплоходы шли и когда стало морозить, - продолжала Нелё, - и по реке уже пошла шуга. Потом река стала, и мы все бегали по льду, и вездеход ходил по льду. Все думали, теплоходов больше уже не будет, а один раз они как загудят - это уже зимой было, перед тем как ты приехала, - и долго-долго гудели. Мы прибежали посмотреть, много народу прибежало. Во-он там шёл ледокол и ломал лёд, и к берегу трещины бежали. А за ледоколом шли лесовозы. А потом с них стали пускать вверх разноцветные огни. И с берега тоже. Они как бабахнут, высоко-высоко искрами рассыплются! И когда лесовозы ушли, вот тогда все сказали, что это - последние. Последних всегда так провожают.

Нелё замолчала. И они смотрели туда, куда ушёл последний караван судов. И откуда весной, а может, и раньше, придёт первый караван. Сейчас оттуда потянул ветерок, зашуршали по снегу, зазвенели подхваченные им крошечные льдинки. И Енисей зазвенел, словно запел. Они стояли и слушали этот морозный голос.

В стороне послышались ребячьи голоса. Четверо мальчишек с тяжёлыми пешнями в руках, словно с ружьями наперевес, быстро шли к реке. Вот они нырнули за снежный надув и вынырнули уже внизу. Дальше пошли по льду.

- Это наши, интернатские? - спросила Уля.

- Ага, старшие. Вон того, в рогатой шапке, я знаю.

Мальчики отошли далеко от берега. Остановились. И по льду вдруг звонко застучали удары: тяк-тяк... И снова: тяк-тяк... Потревоженный лёд загудел, вдаль покатилось эхо.

- Они лунки пробивают? - спросила Уля.

- Ага. Рыбу добывать будут.

- Они же её всю распугают, вон как стучат.

- Не распугают, а разбудят. Отец говорил: подо льдом рыбе душно, и она там еле шевелится. А как лунки пробьют, она подплывёт к ним, чтобы подышать. А может, и посмотреть, что снаружи.

Снова послышались голоса и хруст снега. Вдоль берега бежали на лыжах двое мальчишек. Это же Маймаго - Саня и Вася!

Мальчишки шли чуть стороной. И Нелё закричала:

- Сань, вы куда? На куропаток, да?

- Не, на медведя! - громко крикнул Саня, замедляя шаг. - Белый медведь, говорят, объявился.

- А у вас ружья нет.

- А мы его за хвост! - задиристо крикнул Саня и побежал догонять брата.

- Как же без ружья, на медведя-то?! - удивилась Уля.

- Ты слушай его, - засмеялась Нелё, - он и не такое наговорит!

Девочки смолкли и смотрели лыжникам вслед. Хорошо Сане! У него есть старший брат, в шестом классе учится, и он взял Саню с собой на охоту.

ПО КУРОПАЧЬИМ МЕСТАМ