Пришествие землян - Брэкетт Ли Дуглас - Страница 24

— Не знаю, как на Земле, — вежливо ответил Рул, — но здесь, на Марсе, человек всегда говорит: «Я мыслю, я высшее существо, я обладаю разумом». И очень гордится собой, потому что он мыслит Это знак его избранности. Находясь в убеждении, что разум действует в нем автоматически, он позволяет управлять собой эмоциям и суевериям. Человек верит, ненавидит и боится, руководствуясь не разумом, а словами других людей или традициями. Он говорит одно, а делает другое, и его разум не объясняет ему, чем факты отличаются от вымысла. Он ввязывается в кровопролитные войны, подчиняясь чьим-то пустым прихотям, — вот почему мы не даем человеку оружия. Величайшие глупости кажутся ему проявлениями высшего разума, подлейшие предательства он считает благородными поступками — вот почему мы не учим его правосудию. Мы научились мыслить. А человек научился только болтать.

Теперь я понимал, почему людские племена так ненавидят народ Шандакора. Я ответил сердито:

— Возможно, на Марсе это и так. Но только мыслящие существа способны развить высокие технологии, и мы, земляне, намного вас обогнали. Да, конечно, вы знаете некоторые вещи, до которых мы еще не додумались: кое-что из оптики, электроники, да, может, еще несколько отраслей металлургии. Однако… — Я начал перечислять известные нам вещи, которых не было в Шандакоре: — Вы пользуетесь лишь вьючными животными и колесницами. А мы давно уже изобрели летательные аппараты. Мы покорили космос и планеты. Скоро мы завоюем звезды!

— Быть может, мы были не правы, — кивнул Рул. — Мы оставались здесь и завоевали самих себя.

Он взглянул на склоны холмов, на ожидающую армию варваров и вздохнул:

— В конце концов, уже все равно.

Так проходили дни и ночи. Дуани приносила мне пищу, делилась своей порцией воды, задавала вопросы и водила меня по городу. Единственное, что она мне не показывала, это какое-то место под названием Дом Сна.

— Скоро я буду там, — как-то сказала девочка и поежилась.

— Скоро? — переспросил я.

— Рул следит за уровнем воды в цистернах, и когда придет время… — Она сделала рукой неопределенный жест. — Пойдем на стену.

Мы поднялись на стену, пройдя между призрачных солдат и знамен. Снаружи царили тьма, смерть и ожидание смерти. Внутри сиял огнями Шандакор в своем последнем гордом великолепии, как будто не чувствуя надвигающейся тени гибели. Жутковатая магия действовала мне на нервы. Я смотрел на Дуани. Она перегнулась через парапет и глядела наружу. Ветер шевелил ее серебристый гребешок, прижимал к телу легкие одежды. В глазах Дуани отражался лунный свет, и я не мог прочесть ее мыслей. Потом я увидел, что глаза девочки полны слез.

Я обнял ее за плечи. Она была только ребенком, ребенком чуждой мне расы, такой непохожей на мою…

— Джонросс…

— Да?

— Так много осталось вещей, о которых я никогда не узнаю.

Я впервые прикасался к ней. Ее странные кудри шевелились под моими пальцами — живые и теплые. Кончики острых ушей были мягкими, как у котенка.

— Дуани!

— Что?

— Я не знаю…

Я поцеловал ее. Она отстранилась и испуганно посмотрела на меня своими сияющими черными глазами. Внезапно я перестал считать ее ребенком, забыл, что она не человек, — это было неважно.

— Дуани, послушай! Тебе не надо уходить в Дом Сна!

Она смотрела мне прямо в глаза. Плащ ее распахнулся от ночного ветра, руки упирались мне в грудь.

— Там, снаружи, целый мир, в котором ты сможешь жить. А если он тебе не понравится, я возьму тебя с собой на Землю. Тебе незачем умирать!

Она продолжала молча смотреть на меня. Внизу, на улицах, горели яркие огни и бродили безмолвные толпы. Дуани перевела взгляд на мертвую долину за стенами города и холодные враждебные скалы.

— Нет.

— Но почему? Из-за Рула и всей этой болтовни о гордости расы?

— Такова правда. Корин понял это.

Я не хотел думать о Корине.

— Он был один, а ты — нет. Ты никогда не будешь одинока.

Дуани подняла руки и ласково провела ладонями по моему лицу.

— Вот он твой мир — та зеленая звезда. Представь себе, что он должен исчезнуть, и ты останешься последним человеком Земли. Представь, что ты вечно будешь жить со мной в Шандакоре — разве тебе не будет одиноко?

— Это неважно, если рядом будешь ты!

— Это очень важно. Наши расы так же далеки друг от друга, как звезды. У нас нет ничего общего.

Я вспомнил все доводы старого Рула, разозлился и наговорил ей гадостей. Она дала мне выговориться, потом улыбнулась:

— Все не так, Джонросс. — Дуани повернулась, чтобы взглянуть на город. — Это мой мир, и другого не будет. Когда он умрет, я умру с ним.

И тогда я возненавидел Шандакор.

После этого разговора я потерял сон. Каждый раз, когда Дуани уходила, я боялся, что она уже не вернется. Рул ничего не говорил, а я не осмеливался спрашивать. Часы летели, как секунды, и Дуани была счастлива, а я — нет. Мои оковы запирались на магнитный замок. Я не мог открыть его и не мог порвать цепи.

Однажды вечером Дуани пришла ко мне с таким лицом, что я понял правду еще до того, как заставил ее рассказать, в чем дело. Она уцепилась за меня и не хотела разговаривать, но в конце концов произнесла:

— Сегодня мы бросали жребий, и первая сотня ушла в Дом Сна.

— Это только начало.

Дуани кивнула:

— Каждый день будет забирать с собой следующую сотню, и так пока все не уйдут.

Не в силах больше выносить эту пытку, я оттолкнул от себя Дуани и вскочил на ноги:

— Ты знаешь, как отпереть замок. Сними с меня цепи!

Она покачала головой:

— Давай не будем сейчас ссориться, Джонросс. Пойдем. Я хочу побродить по городу.

Но мы все же поссорились и ссорились этой ночью еще много раз. Она не хотела покидать Шандакор, а я не мог увезти ее силой, потому что был скован цепями. Освободиться же от них я смогу лишь тогда, когда все, кроме старого Рула, уйдут в Дом Сна, достойно завершив долгую историю Шандакора.

Мы с Дуани проходили мимо танцоров, рабов и князей в ярких плащах… В Шандакоре не было храмов. Если этот древний народ и поклонялся чему-то, то только красоте, и весь город был их святыней. В глазах Дуани светилось восхищение. Мысленно она теперь была очень далеко от меня.

Я держал ее за руку и смотрел на башни, украшенные бирюзой и киноварью, на мостовые из розового кварца и мрамора, на розовые, белые и алые коралловые стены, и все они казались мне безобразными. Призрачные толпы были только пародией на жизнь, роскошные миражи были ужасны, это был наркотик, западня.

А все эта их «способность мыслить», подумал я — и не увидел разума в этих словах.

Я взглянул на огромный шар, медленно поворачивавшийся в небе. Шар, который поддерживал иллюзии.

— Ты видела когда-нибудь город таким, какой он на самом деле — без Призраков?

— Нет. По-моему, только Рул, старший из нас, помнит, как это выглядело. Думаю, им было очень одиноко тогда — ведь даже в те времена нас оставалось меньше трех тысяч.

Да, им должно было быть одиноко. Наверное, Призраки требовались для того, чтобы заполнить пустые улицы, а не только чтобы отпугнуть суеверных врагов.

Мы долго шли молча. Я продолжал смотреть на Шар. Потом сказал:

— Мне пора возвращаться в башню.

Дуани нежно улыбнулась:

— Скоро ты избавишься от работы в башне и от этого. — Она прикоснулась к моим цепям. — Не надо, не грусти, Джонросс. Ты будешь вспоминать меня и Шандакор, вспоминать, как сон.

Она подняла вверх лицо — такое милое и такое не похожее на лица земных женщин, и глаза ее светились темным огнем. Я поцеловал ее, а потом подхватил на руки и отнес обратно в башню.

В той комнате, где вращалась большая ось, я опустил ее на пол и сказал:

— Мне надо проверить, как дела внизу. Иди наверх, на платформу, Дуани, оттуда видно весь Шандакор. Я скоро поднимусь к тебе.

Не знаю, поняла ли Дуани, что у меня на уме, или это неизбежность скорой разлуки заставила ее взглянуть на меня так, как она взглянула. Я думал, она что-нибудь скажет, но она промолчала и послушно направилась к лесенке. Я смотрел, как ее золотистая фигурка исчезает в открытом люке. Потом спустился вниз.