Дороже всех сокровищ - Браун Вирджиния - Страница 3

Работа продолжалась полночи, затем все улеглись отдыхать, но Эймос Уэтерби, поднявшись на небольшой холмик, до рассвета осматривал окрестность. К утру туман постепенно рассеялся и взгляду открылась величественная картина — долина, окруженная пиками неприступных скал и причудливо изрезанная оврагами.

Кто-то вдруг тронул Эймоса за рукав, и негр обернулся. У человека, стоявшего рядом, был взволнованный вид.

— Мне припоминается, — неуверенно проговорил подошедший, — что когда-то я уже был в этих краях и именно здесь был лагерь Викторио…

— Лагерь Викторио? — эхом отозвался Эймос и уже в следующее мгновение буквально кубарем скатился с пригорки — надо как можно скорее предупредить капитана… Но было уже поздно — в одно мгновение тишина вокруг и взорвалась от ружейных выстрелов, громовым раскатом отзывавшихся в горах.

Лежа в засаде с винтовкой, Эймос пристальным, немигающим взглядом смотрел на, казалось бы, ничем не примечательную скалу напротив. Ночной мрак медленно рассеивался, и на скале проступало какое-то изображение…

— Смотри! — Эймос толкнул вдруг в бок капрала Вашингтона, лежавшего рядом. — Видишь рисунок?

Огромный, почти в десять футов высотой, индеец во главе отряда воинов, которые были поменьше ростом, шел и атаку на караван фургонов. Между воинами и караваном вырисовывалась странная фигура, словно окруженная аурой спета. При всей своей примитивности наскальный рисунок был поразительно красив.

— Ты с ума сошел! — фыркнул Вашингтон. — Мы окружены индейцами, они, поди, мечтают о наших скальпах — я не уверен, что наши у них ценятся дешевле, чем скальпы белых. — Капрал провел рукой по своим кудрявым, коротки стриженным полосам. — А ты не придумал ничего лучшего, кик пялиться на какую-то индейскую мазню… Извини, лейтенант, — пробормотал Вашингтон через минуту — до него лишь сейчас дошло, что разговаривать в таком тоне со старшим по званию непозволительно.

Эймос промолчал, лишь слегка скривив рот. Не то чтобы он боялся смерти меньше Вашингтона — в конце концов, он такой же человек, из плоти и крови, как и всякий другой, — но раз делать пока все равно нечего, то почему бы не полюбоваться чем-то более симпатичным, чем тучи оводов над головой. День еще только начинался, а от этих надоедливых и зловредных тварей уже не было никакого спасения.

— Ты предлагаешь заняться чем-нибудь другим? — спросил он капрала. — И чем же, скажи на милость? Палить со скуки по этим скалам? Не лучше ли приберечь патроны для индейцев?

Эймос принялся снова разглядывать рисунок — и вдруг обнаружил, что он был нанесен прямо поверх другого, более древнего, который изображал две схематичные, «палочные», человеческие фигуры в юбках в окружении таких же фигур меньшего размера, солнечных и лунных знаков, змей и геометрического орнамента, — похожие мотивы Эймос видел на утвари апачей, когда ему случалось бывать в заброшенных индейских деревнях. Было и еще одно изображение, едва различимое… Эймос напряг зрение. Кажется, это похоже на извергающийся вулкан…

— Все пялишься на эту мазню? — проворчал Вашингтон. — И что же ты надеешься в ней высмотреть? Уж не думаешь ли ты, что это карта, которая поможет нам выбраться отсюда?

Эймос ничего не ответил и погрузился в задумчивость. Предположение напарника, хотя и высказанное с иронией, могло оказаться не лишенным смысла. Может быть, рисунок и впрямь является неким подобием карты? Если, скажем, светящаяся фигура в центре — низина, а исходящие от нее лучи — выводящие из низины ущелья? Впрочем, вероятно, это всего лишь плод его разыгравшегося воображения, попытка найти решение в безнадежной ситуации.

Индейцы наконец были отброшены в горы, но никто не знал, насколько далеко. Лейтенант Уэтерби был в числе троих посланных для прочесывания окрестностей через три дня после атаки.

Лошадь Эймоса медленно пробиралась едва приметной тропой, петлявшей между камнями по выжженной траве.

Ни ветерка, ни облачка… Небо и земля казались раскаленными, словно две гигантских сковороды. Сам воздух словно плавился от нестерпимой жары. Оводы словно ошалели от зноя и жалили нестерпимо больно, и Эймос был весь в укусах. Сняв шейный платок, он вытер пот, градом катившийся со лба, и, приметив плоский камень, решил присесть отдохнуть.

Эймос сидел на камне, глядя на островерхую скалу, темной иглой уходящую в синее небо. Вокруг — ни звука, лишь время от времени позвякивала сбруя коня, пытавшегося выискать себе корм среди чахлой растительности.

— Черт побери! — ругнулся Эймос лишь для того, чтобы хоть как-то нарушить действовавшую ему на нервы тишину. В горле пересохло, и язык ворочался с трудом.

Никак не отреагировав на слова хозяина, лишь лениво прядая ушами, мустанг продолжал меланхолично жевать пучок сухой травы. Вдруг животное в испуге отпрянуло назад: прямо перед его мордой, взявшись непонятно откуда, пролетело нечто черное.

— Вот тебе раз! — воскликнул Эймос, едва успев отмахнуться от маленькой летучей мыши.

Сойдя с камня, он с любопытством посмотрел туда, откуда она вылетела, и с удивлением обнаружил в земле дыру такого размера, что в нее мог бы без труда пролезть человек.

«Черт побери, — ругнулся про себя лейтенант, — а что, если и в самом доле сличать туда?»

Джордан Синклер поморщился от боли, когда полковой врач начал снимать бинты с его головы.

— Быстро же ты выздоравливаешь, приятель, — удовлетворенно констатировал доктор Перкинс. — Просто удивляюсь! Особенно если учесть, что в эти дни ты не лежал спокойно, а трясся в седле вместе со всеми!

— Ничего удивительного — в седле-то я как раз чувствую себя лучше всего! — усмехнулся Джордан. — По-твоему, было бы лучше, если бы я остался валяться в той пещере, ожидая, когда меня найдут?

— Тебе повезло, капитан, что ты набрел на нас, — мог бы и на Викторио с его бандой…

— Да, я вообще везунчик! — Джордан снова поморщился, но на этот раз не от болезненных прикосновений к ране. В его памяти опять всплыла равнина, усеянная мертвыми телами товарищей… Похоже, эти видения еще долго будут преследовать его…

— Ну и куда ты теперь, после того как выздоровеешь? — поинтересовался Перкинс. — Снова в армию?

— Скорее всего. Или, может, стану штабным писарем — мне когда-то предлагали эту работу…

— Мне кажется, — усмехнулся доктор, — бумажная работа не по тебе, ты не из тех, кто протирает штаны, сидя на одном месте.

Джордан посмотрел на врача. Выражение его небесно-голубых глаз было серьезным.

— Ты прав, — согласно кивнул Джордан. — Бумажная работа действительно не по мне. Но скажу тебе честно: охотиться за привидениями мне тоже не нравится.

— Охотиться за привидениями? — переспросил Перкинс, протирая спиртом уже почти зажившую рану. — Что ты имеешь в виду?

— Что? Да то, чем вы, ребята, занимаетесь — чем, по сути, занимается вся наша доблестная армия! Наши командиры не слушают советов разведчиков, мы не соблюдаем своих же договоренностей с индейцами — на что мы, в конце концов, надеемся? На чудо? Неужели те идиоты, что послали меня с пятьюдесятью людьми против двух сотен дикарей, всерьез надеялись, что я смогу их одолеть? — Голос Джордана вдруг сорвался. Скрипнув зубами, он непокорно тряхнул головой и добавил: — Скажу тебе как другу, Перкинс: я даже не уверен, что воюю за правое дело!

Перкинс отшатнулся от Джордана, словно тот ударил его. Даже толстые стекла очков не могли скрыть гнев, полыхнувший в глазах доктора.

— Такие слова, капитан, — возмущенно проговорил он, — недостойны офицера! Твое дело — выполнять приказы!

— Выполнять приказы, говоришь? А мне вот кажется, меня послали воевать с — индейцами для того, чтобы отобрать у них те последние крохи, что мы оставили им, отняв исконные земли! Ты был когда-нибудь в индейской резервации в Сан-Карлосе? — запальчиво спросил Джордан, чувствуя, что впадает в ярость. — Не приходилось? То-то же, крыса тыловая! А я был! Мы отняли у апачей их луга и леса и Oйo-Калиенте и согнали их в это гиблое болото, где они помирают с голоду, да еще местные администраторы-хапуги выжимают из них последние соки! Неудивительно, что Викторио и Нана встали на тропу войны! На их месте я бы сделал то же самое!