Дикое сердце - Браун Вирджиния - Страница 3

Вилка Аманды звякнула по тарелке, и этот звук привлек внимание Фелипе.

— Вы закончили есть? Приказать, чтобы вам показали вашу комнату? — спросил он все тем же холодно-вежливым тоном без эмоций, в котором не было ничего, что могло хотя бы отдаленно сойти за заботу или сочувствие.

— Да, — как будто со стороны услышала она свой сдавленный ответ, — я бы хотела… пойти в мою комнату, дон Фелипе. Я не голодна, однако устала, очень устала.

— Разумеется.

Аманда шла вслепую, едва ли обращая внимание на тихую болтовню девушки, которая вела ее по лестнице и темному коридору. В ее голове пульсировала боль… Слишком многое случилось за столь короткий срок, и ее изнуренный мозг из последних сил старался навести порядок в хаосе событий.

Потом она оказалась в просторной, уютно обставленной комнате, отпустила служанку и пробежала пальцами по своим кожаным сундукам, аккуратно сложенным около широкой кровати. Это были знакомые предметы, наполненные знакомыми вещами; каждое платье хранило в себе воспоминания. В меньшем сундуке лежало ее свадебное платье, белое, атласное, расшитое крошечными жемчужинами и серебряной нитью, платье, в котором Луиза выходила замуж, а потом любовно завернула в ткань и сохранила для своей дочери. Она мечтала о мужчине, похожем на Стивена, не могла перестать думать Аманда о мужчине, похожем на ее отца… За такого она хотела бы выйти замуж.

Аманда начала вспоминать подслушанный разговор между Фелипе и ее дядей. Без сомнения, он объяснял все, объяснял, почему банкир, которого она расспрашивала, был так уклончив, оставив ее сожалеть о том, что мистер Макаллен отошел отдел, передав все своему сыну. Молодой мистер Макаллен оказался не так честен, как его отец, решила Аманда, с горечью понимая, что контроль над Буэна-Виста вырвали из ее рук жадный дядя и нечестный банкир, а также дон Фелипе. Джеймс Камерон заставил ее поверить, что это недавно закончившаяся война довела ее ранчо до отчаянного финансового положения, а не его игра на деньги, и если бы неуслышанный разговор с Фелипе, она продолжала бы ему верить!

Аманда подошла к высокому окну, выходившему на темный двор, и стояла, скрестив руки на груди, а ее синие глаза блестели от непролитых слез. Как он мог! Как он мог проиграть ее наследство! То был дом, который она любила, где теплые воспоминания о счастливых днях лежали, словно подарки-сюрпризы, во всех уголках знакомых комнат.

Она сердито вытерла слезу, скатившуюся по ее пылающей щеке, ненавидя Джеймса Камерона и ненавидя Фелипе.

Дон Фелипе Леон-и-Альварес — человек, который намеренно предложил брак, чтобы получить две тысячи акров техасской земли и скот; человек, который играл с ее дядей, как с рыбой на крючке, чтобы добиться своей цели; человек, который стал сейчас — безвозвратно — ее мужем. Дон Фелипе. Загадка, мексиканский богач, считающий североамериканцев на ступень ниже себя.

Аманде вспоминались обрывки давних споров между Фелипе и Рафаэлем, несвязные слова и ощущения, хранившиеся в ее памяти долгие годы. Это никогда не происходило в присутствии их отца, потому что дон Луис не имел предубеждения к своим североамериканским соседям, как у многих людей его круга. Возможно, это было из-за красивой креольской девушки, на которой он женился, живой и веселой красавице из Нового Орлеана, матери Рафаэля. Фелипе так и не простил своему отцу повторного брака, и Аманда чувствовала, что все произошло бы точно также, даже если бы дон Луис женился на мексиканке. Сам факт, что дон Луис снова женился после смерти своей первой жены, явился горькой пилюлей для юного Фелипе, но то, что он женился на американке, оказалось невозможно проглотить. Настолько невозможно, размышляла Аманда, что он отказывался поверить в это. Bastardo[3]. Это испанское слово снова и снова выплевывал старший брат в сторону Рафаэля, и у Аманды вставало в памяти лицо мальчика со сжатыми от ярости губами; Фелипе уже тогда мастерски манипулировал людьми.

Аманда резко повернулась и начала беспокойно ходить по комнате; ее мысли метались в голове, словно листья в бурю. Огромное зеркало на стене отразило напряженное лицо незнакомки, и она остановилась, чтобы рассмотреть ее. Она ли это? Аманда подняла руку: ее пальцы, едва касаясь, скользили по высоким, покрытым румянцем скулам к слегка вздернутому носу и вниз, по полным губам, приоткрытым от возбуждения.

Ее называли красавицей и считали более изысканной, потому что она «училась в школе на востоке». Но лицо, серьезно смотревшее на нее широко раскрытыми голубыми глазами, по-прежнему хранило следы испуганного ребенка, которым она была когда-то. Теперь она уже не ребенок, а замужняя женщина: возможно, поэтому ей казалось, что лицо принадлежит незнакомке, а возможно, из-за непокорной гривы волос, обычно рассыпавшихся по плечам, когда она скакала на любимой лошади, — темных и тяжелых, в которых запутался солнечный свет и которые теперь аккуратно собраны на затылке в респектабельный пучок. Однако теперь ее глаза, в которых когда-то плясали искорки смеха и озорства, серьезно смотрели из-под темных ресниц.

Аманда медленно подняла руки и стала вынимать шпильки из волос, не обращая внимания на то, что замысловато украшенные перламутровые гребешки и шпильки падают на пол. Волосы привычно упали на плечи и спину, доставая до талии. Она запустила тонкие пальцы в густую гриву и распушила пряди в небрежном беспорядке вокруг лица. Уже лучше. Теперь лицо в зеркале больше походило на Аманду, на «растрепанного жеребенка», как шутливо называл ее отец, обнимая своими теплыми, любящими руками. Восемь лет прошло с тех пор, как Стивен и Луиза Камерон скоропостижно умерли от лихорадки, не оставив своей опечаленной дочери даже шанса попрощаться.

Невольные слезы покатились по лицу Аманды, и она направилась к своей одинокой постели, чтобы выплакаться. Ее хрупкое тело содрогалось от мучительных всхлипов. Она оплакивала своих умерших родителей, свой потерянный дом, направляясь в незнакомые места с человеком, которого не любила и которому не доверяла.

Наконец она села, шмыгая носом, и вытерла глаза тыльной стороной руки, раздраженно отбрасывая мокрые пряди волос с лица. Черт, где все ее кружевные платки теперь, когда они так нужны?

Взмах белой ткани перед лицом испугал ее, и, вскинув голову, она увидела стоящего около кровати дона Фелипе — он протягивал ей белоснежный носовой платок.

— У вас нет своего чистого носового платка? — спросил он немного скучающим, презрительным тоном. — Если вы собираетесь продолжать постоянно лить слезы, я бы посоветовал вам обзавестись значительным запасом.

Возмущенная его снисходительным тоном и безразличным выражением его темных глаз, Аманда хотела отказаться, но поняла, что это будет выглядеть смешно, и, пробормотав «спасибо», взяла платок. Она вытерла лицо и высморкалась, потом еще раз, стараясь растянуть время. Неужели он всегда выглядит таким элегантным и невозмутимым? Даже после всех этих долгих часов тряски по разбитым дорогам в пыльной, душной карете дон Фелипе сохранил холодный, безукоризненно опрятный вид.

Пока Аманда вытирала слезы, Фелипе подошел к окну, и она украдкой взглянула на него. Дорогой темно-синий сюртук облегал его плечи с идеальной точностью, а бежевые брюки выглядели так, словно их только что выгладили. Манекен, подумала она, и жизни в нем не больше, чем в манекене. Он был слишком совершенным, слишком безупречным и… слишком холодным.

Фелипе обернулся и окинул оценивающим взглядом невесту, улыбаясь легкой улыбкой, которая, впрочем, не коснулась темных глубин его глаз. Глупая, глупая девчонка: плачет, когда ей следует радоваться своему необычайному везению. Как она не понимает — ей удалось то, что не удалось многим: он предпочел жениться на ней, хотя мог выбирать из самых утонченных аристократок Мексики. Не важно, что не она сама нужна ему, а две тысячи акров плодородной техасской земли, которой когда-то владели его предки, земли, принадлежавшей Мексике задолго до того, как этот грубый, неотесанный шотландский иммигрант предъявил свои права на нее. Буэна-Виста — имя, которое богатый мексиканский дон дал этим плодородным акрам еще до того, как мексиканская война отобрала их у дона Фелипе Леона и отдала Техасу, в то время даже не имевшему статуса штата.