Там, где белеют палатки юннатов - Зверев Максим Дмитриевич - Страница 10

Рано утром, когда над рекой еще плыли клубы тумана, мы не торопясь пили утренний чай с медом. Нужно было переждать, когда высохнет роса, чтобы идти на экскурсию в лес. Хозяйка доила коров. Около крыльца бродили куры.

С сухой вершины лиственницы раздался громкий стук большого дятла-желны. Все куры и петух бросились бежать к дереву, словно им кто крикнул: «цып-цып-цып». С пихты градом сыпалась сухая кора из-под клюва желны, а вместе с ней падала и часть короедов и их личинок. Курицы жадно склевывали их. Это был замечательный пример односторонней бессознательной взаимопомощи у птиц.

Наконец, солнце согнало росу, и мы отправились в лес на весь день. Пихтач, березняк и осинник были так густы, что под их пологом почти не было травы. Перистые папоротники, мхи и лишайники заменили здесь травяной покров. Почва была совсем сырая. Пахло грибами. Длинные седые нити лишайников, как лианы, опускались вниз с сухих ветвей деревьев.

Но вот показался просвет. Через лес к Томи пробивалась маленькая извилистая речушка. Ее берега заросли черемухой, тальником и травами. Местами ветви прибрежных кустов совсем смыкались, и речка невидимо журчала где-то, как в трубе или в туннеле.

На берегу среди небольшой полянки на цветке зонтичного растения раскачивалась овсянка-дубровник с темно-коричневой головкой и ярко-желтой грудкой. Дубровник прилетает в Западную Сибирь одной из самых последних перелетных птиц, в конце мая, а улетает эта птичка одной из первых. Здесь она живет всего около двух месяцев. Птенцы у дубровника растут так быстро, как ни у одной другой птички. Дубровник замечателен еще и тем, что улетает от нас на зиму не на юг, а на восток.

Пропев свою громкую несложную песенку, дубровник перелетел на другую сторону речки и стал распевать где-то недалеко за кустами. Я с трудом перебрался через речку и добыл дубровника для нашей коллекции.

В полдень было душно и жарко. Мы стали искать место для отдыха. Устроились под колючей бояркой, очистив землю от иголок.

Но только разлеглись в прохладной тени, как увидели жуткую картину. От благодушного настроения не осталось и следа. Прямо над нашими головами корчился крошечный птенчик. Он был наколот на иглы боярки. Какое зверство! Кому пришла в голову такая жестокая забава?

Борис бережно освободил птенчика.

Здесь же рядом на длинную иглу был насажен большой навозный жук. Еще дальше наколота мышка.

Объясняется эта жестокость совсем просто: здесь кладовая большого серого сорокопута… Вот и сам хозяин. Птичка, размером немного крупнее воробья, уселась на вершину соседнего куста. В ее черном крепком клюве большой зеленый кузнечик. Сорокопут слетает на сучок боярки и с размаху накалывает кузнечика на первую попавшуюся иглу.

Так сорокопут делает запасы: «консервирует» свою добычу на иголках боярышника. Она не портится за долгий жаркий летний день. Потом, когда маленький хищник проголодается, он по кусочкам съест свою еще свежую добычу.

Вскоре мы вышли к реке Томи. Среди кустов тальника на лугу трава была не скошена. Там растут желтые лилии, синие колокольчики и голубые незабудки.

На трех стеблях пырея раскачивается круглое гнездышко, но оно не птичье. Это гнездо свито одним из самых маленьких наших грызунов мышкой-малюткой.

Неожиданно она выглянула из гнезда и опять спряталась. Поймать ее ничего не стоит. Эта мышка не кусается, как другие мыши. Ее можно взять в руки и она ведет себя словно белая лабораторная мышь, тысячи поколений которой выведены в неволе.

Свое гнездышко-шарик мышь-малютка вьет на некоторой высоте от земли. Укрепляется оно на нескольких стеблях. Строит его мышка так же, как и птица. Она вертится на одном месте, вплетая в стенки все новые и новые травинки. Такое гнездо «на втором этаже» не скоро найдут обычные враги.

Однако на зиму зверек все же уходит в норы под землю или в стога сена.

Берег к Томи опускался невысоким обрывом. Множество береговых ласточек носилось в воздухе. В обрыве были сотни ласточкиных норок-гнездышек. Глядя на них, мне припомнился случай, который несколько лет тому назад пришлось наблюдать в этих же горах. Я рассказал о нем своим спутникам Васе и Боре.

Это было в верховьях Кондомы — левого притока Томи. Мы обследовали тогда знаменитые участки, заросшие липой, которая осталась здесь с тех времен, когда в Сибири был более теплый, влажный климат и росли широколиственные леса.

Я возвращался на стан по берегу речки в тихий летний вечер. Солнце низко опустилось над лесом. В высоком обрыве берега гнездились в норках сотни береговых ласточек. Они то и дело влетали в них кормить птенцов. Мне захотелось узнать, сколько раз в час ласточки приносят корм в гнездо.

Расположившись под развесистой елью, я достал часы, карандаш, выбрал пять соседних норок и стал записывать прилеты птичек. Оказалось, что ласточки приносят корм через минуту и даже чаще. Пришлось ограничиться тремя норками, чтобы не спутаться. Меня удивила прожорливость птенцов и работоспособность птичек. Увлекшись наблюдением, я ничего больше не замечал.

Неожиданно ласточки с тревожным криком поднялись вверх и перестали залетать в норки. Я взглянул на противоположный берег и вздрогнул от неожиданности: прямо против меня за речкой над обрывом стоял огромный медведь. Зверь не замечал меня и нюхал воздух. Затем он лег и стал тянуть лапу к норкам ласточек — его привлекали, видимо, птенцы. Но дотянуться до норок сверху медведь не смог и быстрым шагом направился вдоль обрыва. Он нашел место, где можно было спуститься к воде.

И вот зверь опять против меня. Он стоит у самой воды и тянется носом к норкам. Поднявшись на задние лапы, медведь долго царапал глину передними, но дотянуться до норок снизу также не мог.

Тогда медведь раздраженно заурчал и, шлепая по воде, направился обратно к тому месту, где спустился с обрыва. Вскоре он снова лежал на животе и заглядывал вниз. С удивительной настойчивостью зверь переходил с места на место, ложился и тянулся к норкам. При этом он вытягивал вперед «трубочкой» губы. В бинокль я видел все его движения совершенно отчетливо.

После долгих усилий медведь, наконец, дотянулся до одной норки и начал разрывать вход. Посыпалась глина и по речке поплыла мутная дорожка. Ласточки, неистово крича, закружились над зверем всей стаей.

Развязка наступила неожиданно. Медведь настолько свесился с обрыва, что потерял равновесие и рухнул в речку вниз головой.

Облако пыли и брызги скрыли зверя. Яростный рев потряс тишину летнего вечера.

Мокрый и грязный медведь вылез на берег и тяжело побрел, слегка прихрамывая и грозно урча. На берегу он сильно встряхнулся всей шкурой. Тысячи брызг полетели во все стороны. Сердито рявкнув, медведь направился было к лесу, но вдруг остановился, с яростью облапил небольшое деревцо и затряс его. «Сорвав злость», медведь, не торопясь, скрылся в лесу, ни разу не оглянувшись.

На колхозных полях за пасекой ребята нашли гнездо небольшого сокола-пустельги. На их глазах пустельга повисла в воздухе на одном месте, распустив веером хвост и трепеща крыльями, а потом камнем упала в траву. Схватив мышь, с добычей в лапках она полетела к опушке леса. Юные натуралисты заметили, что пустельга села в крону большой березы. Через несколько минут Борис был под деревом. В ветвях находилось гнездо с птенцами.

Мы решили выяснить, какую пользу приносит пустельга во время выкармливания птенцов. Через час рядом с деревом был готов плотный шалаш. В маленькое отверстие можно было следить за гнездом, оставаясь незамеченным. На другой день с рассветом начались наблюдения.

Оказалось, что за день в гнездо было принесено шесть молодых сусликов и три мыши. Значит, за месяц, который птенцы проводят в гнезде до вылета, они могут уничтожить, примерно, сто восемьдесят сусликов и девяносто мышей.

Попробуем подсчитать. Если на посеве живут тридцать сусликов на одном гектаре, то они к осени полностью съедают весь этот посев. Отсюда понятно, какая полезная птица пустельга. За месяц она может спасти от сусликов шесть гектаров хлеба.