О смелых и умелых (Избранное) - Богданов Николай Владимирович - Страница 28

- Ну мы должны показать себя, господа... чтобы красную питерщину эту, всех этих бунтующих начисто! Без суда и следствия, на месте всех, кто попытается...

- Да уж петроградскую оплошность не повторим, миндальничать не будем! Вот оперативный план, как сокрушить главную силу революции - рабочих.

По кивку московского градоначальника генерала Шебеко его адъютант развернул на столе огромную карту Москвы.

- Перестреляв кого нужно, мы только освободим фабрики и заводы от революционных элементов, заменив их послушными мастеровыми.

- Однако нелегко отделить буйных козлищ от тихих агнцев. Как удастся перестрелять именно кого нужно?

- В этом нам помогут сами революционеры. Вот листовка, призывающая рабочих выходить на улицы и... творить революцию.

Мрозовский с сомнением посмотрел на листовку, предъявленную полицейским.

- Это листовка партии большевиков, они призывают остановить фабрики и заводы, выбирать депутатов в Советы, овладеть Москвой. Рабочие им верят, и, конечно, все активные выйдут на улицы.

- А тут-то мы их и прихлопнем, как в западне! Вот смотрите - мы уже знаем ход рабочих колонн, как обычно, от окраин к центру. Все отсюда и отсюда, сюда.

Генералы склонились, разглядывая красные и синие стрелы, нарисованные на улицах Москвы.

- Мы дадим рабочим беспрепятственно собраться в колонны, пропустим их к центру. А здесь встретим заставами, усиленными пулеметными командами. Уцелевших дорубит кавалерия. Жандармский конный дивизион сосредоточим на Красной площади. Отряды конной полиции спрячутся во дворах.

- Великолепный план! - потер руки Мрозовский. - Замечательный... если его осуществить.

- Пусть только бунтари выйдут на улицы, - покрутил усы жандармский генерал.

- Выйдут, выйдут! Имеем все сведения, - успокоил полицейский чин. Об этом сообщили из Замоскворечья и других районов наши осведомители.

- Так-с, согласен. План ваш одобряю. Что же требуется от меня, господа, как от войскового начальника? - величественно поднял голову Мрозовский.

- От вас? - хитро взглянул на него полицейский чин. - Только одного неучастия!

- То есть? - брови генерала подскочили.

- В Петрограде попытка использовать войска для подавления мятежа плохо кончилась, ваше превосходительство. Казаки рубили жандармов, солдаты шли в штыки на полицейских. Так уж вы своих серых богатырей, пожалуйста, задержите в казармах.

Проглотив пилюлю, генерал Мрозовский поморщился.

- Мои войска пока что верны престолу. Но среди них много молодых солдат... Я уже приказал запереть их в казармах, оружие изъять, даже учебное. Караулы у меня только из юнкеров и офицеров. Чтобы никакие агитаторы...

- Очень своевременная мера, господин генерал! От соприкосновения с агитаторами солдатня быстро портится. Покрепче их заприте. Понадежней! А уж действовать предоставьте нам. Только пулеметиков подбросьте.

- Пожалуйста, господа! - Генерал даже повеселел. Ему представлялся прекрасный случай: сделать грязное дело руками жандармов и полицейских, а самому войти в анналы истории незапятнанным "белым генералом", спасителем царя и отечества.

- И еще... небольшое одолжение, - сказал жандармский генерал, - прошу выдать с ваших складов солдатские шинели, папахи, рубахи, штаны. Словом, все солдатское.

- Это зачем же? Разве наши жандармы, извините, без штанов?

- Вы же понимаете, господин генерал, полицейская форма вызывает у населения раздражение. Псы самодержавия! Пусть рабочие увидят перед собой фронтовых солдат.

- Проще говоря, рабочие полицию бивали. Их нашим братом не испугаешь, - поддержал жандарма генерал Шебеко.

- Шинели не дам! - вдруг уперся Мрозовский.

- Именно шинели нужны, - настаивал жандармский генерал.

- Нет-с! Серая русская шинель не должна быть запятнана... народной кровью!

- Ах вот вы как! Хотите чужими руками жар загрести! - возмутился жандармский генерал.

- Господа, господа! Не будем ссориться в столь ответственный час, вступился Шебеко.

И генерал Мрозовский сдался.

- Строже, решительней, господа. Беспощадней! - напутствовал он отъезжающих генералов. - Пусть чернь знает - мои пулеметы чисто метут!

"Вот какой у меня генерал. Самого царя спасать взялся", - думал Лукашка. Он так замечтался, что очень неловко потянул с ноги генерала левый сапог. Рассерженный старик так наподдал ему, что Лукашка отлетел к подоконнику и расквасил себе нос.

- Болван! - выругал его Мрозовский. - Умей вовремя морду отворачивать!

Но тут же смилостивился, бросил свой носовой платок, чтобы Лукаша утерся. А потом взял со стола офицерский кортик, которым вскрывал пакеты, и сказал:

- Прицепи, за прапорщика сойдешь. Видел, давно ты на него поглядывал.

Лукаша, принимая подарок, поцеловал пухлую генеральскую руку.

НА ВОЗУ БЕРЕЗОВЫХ ВЕНИКОВ

Андрейка и его бабушка стояли у лавки купца Зеленина в хвосте за картошкой. Рядом, у булочной, загибался такой же хвост, а у мясной и еще длиннее. Все лавки были с хвостами. И все заперты! Время открывать, а двери на замках, и хозяев нет. Сбежали, что ль? Иль тоже забастовали? Вот интересно!

И вот еще, виданное ли дело: извозчики забастовали! Что трамваи не вышли, понятно, - отключили ток, и вся недолга. Пристыли к проволоке. А лошадь, ее хлыстни, она и без овса побежит. И нате вам, не только лихачи, ни один извозчик ни за какие деньги никого не везет. Ну ясно, и в белокаменной что-то будет. Как начнут бить, стрелять, так и в лошадей попадут. А лошади-то нынче почем?

Любопытствуя, Андрейка шею отвертел. И вдруг привлек его своей неподвижностью человек. Он стоял ко всему безучастный, уткнув нос в поднятый меховой воротник поношенного пальто. Его толкали, задевали, хвосты передвигались, менялись местами, и непонятно было, в какой же очереди он стоит? Ба! Да это же учитель Фивейский! Бутылка, торчащая из кармана, подсказала Андрейке, что учитель пришел за молоком в магазин Чичкина.

А события становились все загадочней. Из Замоскворечья в центр потянулись люди. Вначале служащие, мелкие чиновники в пальтишках, подбитых ветром-пешеходом. Потом, обгоняя их, поехали на конях, на санях купцы, лавочники, лабазники в поддевках, в тулупах, в чуйках. А за ними помчались на рысаках, управляемых кучерами, важные господа в шубах.

Куда, зачем гонит их словно метелицей-поземкой?

А в очереди уже гудят:

- Ду-ма! Ду-ма! В Думу идут, едут!

А что им там нужно? Чего они тревожатся? Может быть, слетаются, как воронье на добычу, народным горем напиться? Цены на свои товары повысить? Потому и торговлю не открывают.

- А ну давай задерживай их! Спросим - чего от народа бегут? - стали покрикивать солдатки, инвалиды войны, угрожая костылями, рабочие, жены да их дети.

- Да что случилось? Надо узнать. Надо в думу идти, - подумал вслух Фивейский. И зашагал.

А за ним и весь хвост потянулся, как за головой. А за первым хвостом и другие хвосты. А вот уже Андрейка с бабушкой, захваченные общим потоком, идут из Замоскворечья в центр.

Взошли на мост через Москву-реку, а поперек его солдатская цепь. Серые шинели, винтовки по-фронтовому с примкнутыми штыками.

- Братцы, родные! Мы же свои, пропустите! Оголодали совсем. Управы на богатеев-лавочников ищем! - бросились к ним инвалиды войны.

- Почему не торгует молоком Чичкин? - подошел к офицеру учитель Фивейский. - Продавать детям молоко его патриотический долг!

- Проходите, проходите, - нехотя разрешил офицер, взглянув на учителя как на сумасшедшего.

Толпа уплотнилась между Манежем и решеткой Александровского сада. И здесь тоже были ряды солдат и блеск штыков. У Андрейки сердце забилось в предчувствии опасности. Он весь встрепенулся, когда мальчишки, набежавшие сверху по Большой Никитской улице, вдруг засвистели, заорали: "Тю, тю! Ряженые-переряженые!"

Оглядев придирчиво солдат, Андрейка увидел толстые морды, а под шинелями сапоги жандармского фасона. Тогда и он, заложив два пальца в рот, дал такой свист, что бабушка зажала уши.