Малыш - Зонтаг Сьюзен - Страница 6

Еще он боится полицейских. С трех лет начал бояться.

Мы притворяемся, будто не замечаем, что у него в комнате пахнет марихуаной. А он притворяется, будто не знает, что мы притворяемся, будто не замечаем.

Конечно, окна открыты.

Похоже, он покупает уйму порнографических книжек и всяких брошюр по части секса. Кажется, мог бы уже получать достаточно сведений в школе.

Свой магнитофон он слушает в наушниках. Нет, мы не обижаемся. Но это тоже способ от нас отгородиться. И когда он слушает музыку, у него такое выражение лица, прямо неприличное.

А вы записываете, что мы говорим, на пленку? Чуднo, нам и в голову не приходило вас про это спросить. На столе у вас магнитофона нету. Хотя, конечно, это ещё ничего не значит.

Очень многие доктора так делают. И доктор Гринвич. Мы не против. Вероятно, это очень правильно, особенно если у вас неважная память. Ладно, пускай.

Вы уверены?

Что ж, пожалуй, если нам ещё раз себя послушать, это даже поможет. Вы бы прокрутили какие-то куски наших с вами разговоров, а мы, глядишь, что-то прибавим.

Право, вам бы надо об этом подумать, доктор.

Понедельник Какой нажим?

Он год проучился в колледже, а потом бросил, но мы ведь не настаивали, чтоб он поступил на службу. Мы сказали, его комната свободна, он всегда может вернуться.

Болтался без дела.

Это было после, когда он уже пробовал чем-то заняться.

Правильно. Тогда мы повернули на другое, думали, в летное училище на Лонг-Бич. Оно считается лучшее в стране. Но он не прошел из-за носа.

Три раза резали аденоиды. Но все равно у него с носом неладно.

Неужели нет? Ко всем специалистам, какие только есть на свете.

Конечно, опять попробуем. Не оставлять же мальчишку вот так всю жизнь дышать ртом.

Видели бы вы, что получается, когда мы всей семьей идем в кино. Соседи отсаживаются подальше, так он пыхтит. В театре не пересядешь, там места нумерованные.

Да, вот ещё что. Пока не забыли. Вчера вечером на групповом сеансе нас спрашивали, как подвигается наша с вами работа, доктор. Вы не против, нет? Пожалуй, сперва нам надо было спросить вашего разрешения.

Недовольны? Ничего подобного.

Хотя, по правде сказать, нам кажется, что это вы недовольны. Нами.

Ну, может, теряете терпение. Ведь верно, доктор?

Послушайте, если, по-вашему, нам очень интересно и дальше тянуть эту канитель, вы сильно ошибаетесь. Уж не говоря о том, сколько денег летит на ветер.

Ладно, а вы представляете, нам-то каково, всякое терпенье лопается. Мы-то мучаемся изо дня в день, круглые сутки, без роздыху. Вот вы тут сидите, слушаете нас, а только мы за дверь - забыли про нас, и всё.

Конечно, бывает, мы и порадуемся немножко. Разве мы когда-нибудь говорили, что нет?

У Малыша сегодня прорезался ещё один зуб. Не думайте, нам приятно. Но это не меняет всего остального.

Как? Доктор, мы ведь живем не только настоящей минутой, как птицы небесные. И рады бы, да нельзя. Есть же все-таки память, и надежды. И страхи тоже.

Боимся вас? Да с чего нам вас бояться, доктор?

Чувства - это одно. А разумный совет - совсем другое. Доктор Гринвич за вас ручается. Мы уверены, наша группа вас полностью оправдает.

Мы боимся Малыша.

Понедельник Еще бы нам не хмуриться. Он опять запил. Мексиканскую водку. Самогон "Южная отрада". И ещё какую-то отраву, называется "Луна Джорджии".

Как же мы можем, ведь он уже совершеннолетний.

Нравственным воздействием? Это только на словах легко.

Малыш тоже упрямый, доктор. Вы никак не поймете. Дико упрям. Если пробуешь его остановить, только хуже, совсем удержу нет. Что угодно сделает, лишь бы нам назло.

Даже сам себе делает больно.

Передвижной гриль огородить пришлось решеткой - Малыш стал раскачивать свой манежик и таким манером проехал через всю столовую и положил руки на горячие железки. Он понимал, что делает. Понимал, что они горячие.

Ужасные ожоги. Пухлые ручонки все в бинтах, обе кисти как в перчатках. Но детский врач говорит, шрамов не останется.

Когда-нибудь он по-настоящему себя поранит. Вот чего мы боимся.

Мы даже сомневаемся, может, он теперь уже и не понимает, отчего ему больно. Или, ещё того хуже, какой-то становится деревянный, приучается ничего не чувствовать.

Когда Телма Делара отсюда переехала, Малыш был безутешен. Сколько недель плакал. Помните, мы вам говорили про Телму. В первом классе он с ней больше всех дружил.

Теперь он стал черствый и равнодушный.

Что мы ни захотим сделать, он против. На все, что нам дорого, он плюет.

Вчера вечером вывесил на крыше большой черный флаг, нацепил на телеантенну. Мы чуть себе шею не сломали, пока сняли эту тряпку.

Терпенья! А по-вашему, мы не терпели все эти годы? Всякому терпенью есть предел, доктор, вы про это не слыхали?

Мы наводили справки насчет какой-нибудь специальной школы. Не в лечебницу, конечно. Чтоб он не чувствовал, что его заперли и все такое. Просто куда-нибудь, где люди будут знать, как с ним обращаться.

Это ведь только разумно, доктор, как по-вашему? Когда уж тебя приперли к стене, признаёшь, что потерпел поражение.

Чего мы этим достигнем? Сделанного не воротишь, правда? Но мы же и сейчас стараемся. Какого черта, по-вашему, мы с самого начала к вам обратились? Разве это не доказывает, что мы вам верим...

Уже?

Вторник Вы простудились, доктор?

Голос простуженный. Вам надо поберечься.

Конечно, это к делу не относится, но интересно знать ваше мнение. Как по-вашему, витамин С в больших дозах - это полезно?

Малыш так считает. Он сейчас прямо помешался, только и думает о своем здоровье.

Что ж, все-таки лучше, чем спятить на учении Кришны, как его двоюродная сестрица Джейн. Ходит вся разрисованная синей краской, и вообще.

Не родная сестра Берта. Двоюродная. Малыш глотает в день по пятьдесят таблеток витамина C. И все равно вечно простужен.

Да, в некоторых отношениях разборчивый. Ел яйцо всмятку, и его стошнило, потому что белок был слишком жидкий. И ни за что не хочет поцеловать тетю Рэй, это мать Берта, - говорит, у неё на щеке черная родинка.

Нет, не выдумал. Родинка и правда есть. Господи, мальчик же не сумасшедший.

Но нам кажется, настоящая причина не в этом.