От ненависти до любви - Браун Сандра - Страница 30

За время, прошедшее с той ночи, Кари не раз ловила себя на том, что предается воспоминаниям об этом необычном поцелуе.

Сейчас, поднимая бокал с вином, она заметила, как дрожит ее рука. Лицо ее стало мертвенно-бледным, глаза горели безумным огнем. Она словно наяву ощущала напор его требовательных губ. Язык его безжалостно проникал в ее рот. И жесткие линии его тела будто отпечатались на ее теле. Ей так хотелось забыть об этом ужасе, но ничего не получалось. Память нельзя уничтожить.

– Боже правый, Кари, – испуганно пробормотал Майк, заметив, как изменилось ее лицо. – Если его присутствие так действует на тебя, то давай-ка лучше уйдем отсюда. – И он с сожалением посмотрел на недоеденный бифштекс.

Однако она, тряхнув головой, бросила на своего старого друга взгляд, исполненный наигранной бодрости.

– Ерунда! Ведь это твой день. Еще вина хочешь?

– Ну смотри, а то ведь я, чего доброго, не смогу сегодня поймать тебя в фокус, – усмехнулся Майк, поднимая свой бокал.

– Можешь не беспокоиться, – невольно выдала она подспудно владевшую ею мысль. – Я давно уже не в фокусе. – При этом Кари имела в виду отнюдь не видеокамеру Майка.

Окончив трапезу, Кари подписала и отдала официанту банковский чек, а затем корреспондентка и оператор направились к выходу. Когда они проходили мимо стола, за которым сидел Хантер, тот, положив салфетку рядом с тарелкой, неожиданно встал.

– Здравствуйте, Кари.

Его глаза за стеклами очков смотрели с тем самым напряженным вниманием, которое неизменно выбивало ее из колеи. Она вдруг почувствовала, что ей что-то угрожает, и ощетинилась, как дикобраз.

– Ах, это вы, господин окружной прокурор? Еще не видела вас после выборов. Очевидно, я должна поздравить вас?

– Спасибо.

– Не стоит благодарности. Вы долго и упорно боролись за свой пост. Вот только интересно, не мучат вас угрызения совести, когда вы убиваете детей?

Те, кто услышал эту фразу, замерли с открытыми ртами. Подобные немые сцены возникают обычно, когда в приличном обществе кто-нибудь откалывает нечто непристойное. Кроме Хантера, никто здесь не знал о ее выкидыше. А потому все подумали, что Кари Стюарт имеет в виду недавний процесс, завершившийся вынесением смертного приговора шестнадцатилетнему подростку. С тех пор она не раз выступала по телевидению с резкими протестами против этого вердикта, подчеркивая, что выражает свою принципиальную позицию.

Даже с учетом этого ее дерзость переходила всякие границы и никак не согласовывалась с правилами журналистской этики. Будь Кари мужчиной, Хантер с удовольствием нанес бы ей сейчас прямой удар в челюсть. По его виду можно было сказать, что как раз это он и собирается сделать. Взгляд прокурора стал жестким, тело напряглось, губы сжались.

Не подав виду, что она напугана столь очевидным выражением гнева, Кари ограничилась холодным кивком и со словами «прощайте, джентльмены», двинулась дальше. Майк, смущенный и оробевший, поплелся следом. Он-то понимал: когда все это дойдет до Пинки, несдобровать им обоим.

Однако это было бы еще полбеды. К сожалению, первым узнал об инциденте управляющий телестанцией. Ему в тот же день позвонил один из коллег Хантера, и вскоре после этого звонка в главную редакцию явился гонец с известием о том, что босс вызывает Пинки и Кари на ковер.

– Ты хоть догадываешься, зачем мы понадобились ему? – спросил у нее Пинки, с пыхтеньем поднимаясь на второй этаж, где в отличие от прокуренной и шумной редакции всегда царили зловещие чистота и порядок.

После того проклятого похода в ресторан ей было так плохо, как не бывало еще ни разу в жизни. Она не узнавала саму себя. Та Кари Стюарт, которой она когда-то была, ни за что не позволила бы себе быть такой грубой сволочью ни с одним человеком, будь он даже ее злейшим врагом.

Что же с ней творится? Каждый день будто уносил с собой частичку ее существа. Она теряла саму себя, теряла безвозвратно. Так скоро от нее вообще ничего не останется, и она превратится в кого-то другого, незнакомого, неузнаваемого. От этой мысли по коже пробежал озноб.

И почему она только не послушала Пинки? А ведь он был прав. Вступив на путь разрушения, Кари разрушала и себя как личность.

– Да, Пинки, я догадываюсь, зачем мы ему понадобились, – тихо ответила она.

Остановившись, Пинки вгляделся в ее лицо.

– Давай выкладывай. Если уж суждено получить по шее, то лучше быть к этому готовым.

Едва Кари закончила описание ресторанного инцидента, из уст Пинки полился поток грязной брани. Эта разгневанная речь позволила ей значительно расширить познания в сфере ненормативной лексики.

– И каким только местом ты думала! – проорал наконец ее непосредственный начальник. В подобных излияниях он действительно отличался непосредственностью.

Съежившись от страха, она жалко пролепетала:

– Ничего я не думала, я просто…

– Не нужно оправданий! Они понадобятся тебе через минуту, – прорычал Пинки подобно голодному льву. Всю оставшуюся дорогу до кабинета управляющего он за руку волок ее за собой.

Секретарша ввела их в святая святых телестанции и тут же неслышно выскользнула за дверь. За столом их ожидал не только управляющий. Вместе с ним сидели директор коммерческого отдела и президент компании. Выражение их лиц было одинаковым и не предвещало ничего хорошего.

– Присядьте, пожалуйста, – недобро проскрипел управляющий. – Сегодня один мой старый друг позвонил и рассказал мне такое, во что я с трудом мог поверить. Он передал те слова, которые вы, мисс Стюарт, сказали сегодня за обедом нашему окружному прокурору. Хотелось бы надеяться, что мой друг просто ослышался.

Облизнув сухие губы и бросив извиняющийся Взгляд в сторону Пинки, она выговорила:

– Он не ослышался.

Думая, что находится в своем закутке один, Пинки выдвинул нижний ящик письменного стола и вытащил оттуда заветную фляжку. Сделав большой глоток из горлышка, он крякнул и вытер рот тыльной стороной ладони. А когда поднял глаза, то увидел прямо перед собой Кари. Она стояла на пороге стеклянного кабинета. После десятичасового выпуска новостей в редакции не осталось ни одной живой души. За спиной Кари было темно и тихо.

– Не дай им погубить меня, Пинки. Сделай хоть что-нибудь.

Кабинет управляющего они покинули поодиночке и с тех пор не виделись. Вернувшись со второго этажа в редакцию, Пинки немедленно с головой ушел в решение очередной проблемы. Продюсеру утреннего выпуска не хватало материала на целых девяносто секунд, а потому пришлось в срочном порядке решать вопрос о том, каким репортажем залатать прореху: о беременной слонихе в зоопарке или о слепой преподавательнице машинописи.

Едва директор отдела новостей успевал затушить один пожар, как в разных местах вспыхивало сразу несколько новых. Что, впрочем, было неудивительно: без аврала не обходилась подготовка ни одной программы теленовостей. Однако, несмотря на все дерганья и метания, Пинки ни на минуту не забывал о Кари. Интересно, куда она пропала? И чем занята? Зализывает раны? Ну – понятно, все это время Кари плакала.

Пинки с готовностью протянул ей плоскую металлическую фляжку, но, мотнув головой, Кари обесси-ленно опустилась на стул у его стола. Сделав еще один глоток, он завинтил пробку и спрятал фляжку обратно в потайное место.

– Ты сама во всем виновата, Кари, – назидательно произнес Пинки, поудобнее устроившись в кресле. – Предупреждал я тебя, но ты и слушать не хотела.

– Если надо, я публично извинюсь перед ним.

– Это надо сделать в любом случае, но все равно они вряд ли передумают. Они сейчас тебя живьем слопать готовы. И совершенно правы. То, что ты наговорила этому красавцу, абсолютно непростительно.

– Согласна, я совершила ошибку. Каюсь, – всхлипнула она. – Но три месяца – не слишком ли круто? Ладно бы отстранили от работы на неделю. Ну хорошо, пусть на две. А тут – целых три месяца! Я же умру, Пинки! Сам знаешь, работа для меня – это все. Я уже потеряла мужа, ребенка. Работа – единственное, что у меня осталось.