От ненависти до любви - Браун Сандра - Страница 17

– Послушайте, Кари, я очень сожалею. Обо всем, что случилось. В зале суда вы упали в обморок, и я принес вас сюда. Я… Вы… – Он беспомощно пожал плечами.

Кари снова попыталась встать, но ноги под ней подкосились. Макки попытался было поддержать ее, однако она испуганно отстранилась от него, как от прокаженного.

– Не прикасайтесь ко мне, – грозно зашипела она. – Попробуйте только прикоснуться ко мне хоть еще один раз, и я…

– Умоляю вас, Кари, не надо. Понимаю, вы только что приняли меня за кого-то другого. Что я воспользовался ситуацией…

– И воспользовались на славу. На всю катушку воспользовались. Вы и тут своего не упустили, черт вас возьми! – Ее грудь бурно вздымалась от гнева. – Послушайте, вам еще не надоело измываться надо мной? Ведь вы…

Внезапно дверь открылась, и в комнату ввалился Пинки, похожий одновременно на ангела мщения и пьяного забулдыгу из дешевой комедии. Его желтые волосы, стоявшие дыбом, образовывали над розовой головой нечто вроде светящегося нимба.

– Слава богу, Кари, ты здесь! – заголосил он с порога. – А я уж думал, не найду тебя.

– Закройте дверь, – с неожиданным хладнокровием велел ему Хантер. – Кто-нибудь еще знает, что мы здесь?

– Нет. Там такое творится – чертям тошно. К вашему сведению: защита отказалась от допроса Кари. Чтобы вы, господин окружной прокурор, выглядели последним сукиным сыном. Так что примите мои поздравления, – добавил Пинки с нескрываемым удовлетворением. – Судья объявил перерыв. Как ты, крошка моя? – обеспокоенно склонился толстяк над Кари, вглядываясь в ее лицо. Его пухленькие ручки ощупывали ее ладони и плечи, словно желая убедиться, что она не ранена.

– Пожалуйста, Пинки, уведи меня отсюда. – Она бессильно прильнула к нему, и он помог ей подняться на ноги.

– Он что, ваш друг? – осведомился Хантер.

Однако Кари лишь смерила его презрительным взглядом и подняла с пола свой жакет.

Тогда прокурор обратился к Пинки:

– Мисс Стюарт плохо себя чувствует.

Глаза толстяка забегали. Он обеспокоенно смотрел то на Кари, то на Хантера Макки. Острое чутье подсказывало ему, что дело тут нечисто. Ему с самого начала очень не понравились методы прокурора. Так свидетелей не допрашивают. По правде сказать, поначалу у Пинки даже руки зачесались набить Макки морду за то, как этот сукин сын бомбил Кари вопросами, ставящими под сомнение моральные качества Уинна.

Но затем тот же Макки подхватил ее на руки и унес, спасая от еще больших неприятностей. Это тоже было необычно: прокурор ставил на карту все, даже собственную репутацию. Нет, все-таки, пожалуй, нельзя видеть в Макки только плохое.

– Меня зовут Пинки Льюис, – с достоинством представился он. – Директор службы новостей Даблъю-би-ти-ви. И друг Кари. Хотя в последнее время чаще приходится выступать в роли ее охранника.

– Думаю, ей следует показаться врачу. Она слишком долго пробыла без сознания.

– Пойдем, Пинки, – пробормотала Кари.

– Дело ясное, я сам позабочусь о докторе, – успокоил Хантера Пинки. – Говорил я ей: незачем тебе тащиться в суд сразу после…

– Пинки! – предупреждающе воскликнула Кари. За долгое время это было в ней первым проблеском жизни. До сих пор казалось, что она вот-вот снова впадет в забытье.

– Сразу после чего? – пошел за ними по пятам, словно ищейка, Хантер, в то время как телевизионный начальник и его подчиненная медленно ретировались к выходу.

Пинки уже открыл дверь, но остановился на пороге, вопросительно посмотрев прокурору в глаза. Этот человек только что устроил над Кари публичную расправу. И все-таки, кажется, какие-то крупицы совести у него остались. Что ж, пусть узнает, коли так неймется.

– Сразу после выкидыша, – твердо произнес Пинки, не обращая внимания на протесты Кари. – Три дня назад она потеряла ребенка. Ребенка Томаса Уинна.

Онемев, Хантер Макки смотрел удаляющейся паре в спину. Выходя за дверь, Пинки бросил на него еще один многозначительный взгляд.

Резко повернувшись на месте, Хантер стиснул руки в кулаки и прижал их к глазам. Из уст его вырвалось грубое ругательство. Он повторил эти слова еще раз, еще более выразительно. И в бессильном гневе на судьбу и самого себя грохнул обоими кулаками в стену.

Пинки зашлепал к входной двери. Он был в одних носках, причем справа – с заметной дыркой на большом пальце. Рубашка вылезла из брюк. В зубах – сигарета, в руке – бокал с виски.

Распахнув дверь, он в молчании воззрился на высокого человека, стоявшего на пороге.

– А вы – храбрец, честно вам скажу, – процедил наконец Пинки сквозь зубы.

– Можно войти?

– Это не мой дом.

– Может, все-таки впустите?

Подкрепившись еще одним глотком скотча, Пинки несколько долгих секунд изучал Хантера Макки. Сегодня прокурор был не похож на самого себя. Может быть, все дело было в том, что в руке он держал букет чайных роз. А может, в усталости, безошибочно читавшейся в его глазах и глубоких складках, пролегших по обе стороны упрямо сжатого рта. Как бы то ни было, Пинки почувствовал укол сентиментальности, что случалось с ним крайне редко. Да-да, вы не ослышались, ему внезапно стало жалко этого несчастного верзилу. Отойдя в сторону, Пинки впустил Хантера Макки в квартиру Кари.

– Как она себя чувствует? – поинтересовался Хантер, оглядываясь по сторонам.

– Сейчас неважнецки, но ничего, даст бог, восстановится. Врач велел ей лежать две недели в кровати, если она не хочет загреметь в больницу на месяц.

Кадык на горле Хантера нервно заходил вверх-вниз.

– Неужели так плохо?

– Истощение, усталость физическая и эмоциональная, анемия, гипогликемия…[7]

Не дожидаясь приглашения сесть, Хантер тяжело опустился на стул и, свесив голову, уставился в пол. Прошла не одна секунда, прежде чем он поднял глаза и произнес:

– Но я же ничего не знал о ее… заболевании. Я не хотел причинить ей зла. Видит бог, не хотел.

Еще утром Пинки пылал желанием пришибить этого человека на месте. А вечером?.. Пусть все летит ко всем чертям, но сейчас он этому Макки верит. Возможно, в зале суда Макки и в самом деле сущий дьявол, но, допрашивая Кари, он не имел ничего против нее лично. И не хотел причинить ей боль. Однако в любом случае Пинки в первую очередь был на страже интересов Кари, а потому прокурору не получить отпущения грехов так быстро, как ему того хотелось бы.

– Выпить не желаете?

Помолчав недолго, Хантер криво усмехнулся.

– Если можно.

Робко положив букет роз на журнальный столик, он расстегнул пиджак.

Пинки набулькал в стакан двойную порцию скотча без льда и содовой и протянул Хантеру. Тот залпом выпил все. Должно быть, прокурор даже не подозревал, насколько вырос его авторитет в глазах Пинки. Прожженный журналюга ни за что не станет доверять человеку, который пьет глоточками.

– А сами вы… э-э-э… живете тоже здесь, вместе с ней? – Хантер нерешительно вертел в руке пустой стакан.

Видимое безразличие, с которым был задан вопрос, не могло ввести Пинки в заблуждение. Если ему не изменяет чутье, этот парень сгорает от ревности. Вот так номер! Только ревности нам здесь не хватало…

Во второй раз Пинки не стал брать у Хантера стакан, а принес всю бутылку и уже тогда налил снова.

– Нет, я здесь не живу. Мы с Бонни время от времени заскакиваем сюда после работы посмотреть, как она, ужин состряпать, то да се…

– Бонни – ваша жена? – спросил Хантер с надеждой в голосе.

Пинки поперхнулся виски.

– Упаси боже! Просто она тоже работает на Даблью-би-ти-ви, ну вот у нас и образовалось что-то вроде компашки. Кари ее любит, доверяет ей. Бонни как раз сейчас с ней возится, готовит ко сну.

– Понятно. – Хантеру Макки было не по себе. Всю вторую половину дня он никак не мог решить, навестить Кари или нет. В конце концов ему удалось убедить себя прийти сюда, однако он все равно не был до конца уверен, что поступает правильно. Ведь это из-за него она упала в обморок. Но даже если бы он и не был виноват в этом, то, что случилось после ее обморока, бесспорно было его виной. Виной тяжкой, которую она ему наверняка не простит.