От ненависти до любви - Браун Сандра - Страница 12

Пинки отыскал ее в небольшой гримерной, примыкавшей к той студии, где Кари обычно записывала сюжеты для своего раздела программы. В данный момент она, не жалея пудры, забеливала темные круги под глазами. Выглянув из-за плеча Кари, Пинки уставился в большое театральное зеркало, внимательно изучая в нем отражение ее лица.

– Послушай, почему бы тебе не передохнуть немного от передач? С тех пор как поднялась эта шумиха, ты живешь, будто в камере пыток.

– Я в полном порядке. – Она деловито пригладила волосы щеткой и, подумав немного, наложила еще один слой пудры на пепельно-серые щеки.

– Нет, Кари, не в порядке. – Терпение Пинки лопнуло. – Далеко нет! Да ты сама на себя посмотри – краше в гроб кладут! Только заезженных кляч мне тут не хватало. В общем, бери несколько дней отпуска и отдыхай. Хватит с меня твоего геройства!

Пропустив его тираду мимо ушей, Кари встала и взяла со стола листки с текстом.

– Меня ждут в студии.

Пинки схватил ее за руку, когда она направилась к выходу мимо него. При виде его глаз, которые смотрели на нее с неподдельной тревогой, в душе у Кари что-то дрогнуло, и она в порыве признательности тихонько погладила верного друга по пухлой щеке.

– Все травят меня, Пинки. Окружной прокурор, пресса… Уже несколько дней у меня такое чувство, словно за мной по пятам несется свора борзых. Хоть ты меня не трогай. – Она поцеловала его в лысеющий лоб и вышла из гримерной.

Когда дверь за ней закрылась, Пинки разразился потоком цветистых ругательств. Он искренне восхищался ее мужеством. А вот со здравым смыслом у нее было явно плоховато.

Телефон в квартире зазвонил как раз в тот момент, когда Кари вставляла ключ в замок входной двери. Вбежав внутрь, она торопливо схватила трубку.

– Алло… – произнесла Кари, задыхаясь от спешки.

– Мисс Стюарт?

Этот голос невозможно было спутать ни с каким другим.

– Да, – холодно ответила она.

– Говорит Хантер Макки.

«Еще бы мне не узнать тебя!» – захотелось ей злобно завопить в трубку. Вместо этого она просто промолчала.

– Как поживаете?

Она невольно заскрежетала зубами.

– Разве это имеет для вас хрть какое-то значение?

– Вы мне не поверите, но это действительно имеет для меня большое значение.

– Вы правы, мистер Макки, я не верю вам. Если бы мое благосостояние заботило вас хоть в малейшей степени, то вы не развязали бы этой кампании по очернительству имени моего покойного мужа.

– Это не кампания. Я всего лишь выполняю свои служебные обязанности.

– Обязанности палача. Которому не терпится растерзать в клочья репутацию Томаса.

Словно не замечая ее колкостей, он продолжил:

– Начиная расследование, я вовсе не стремился запятнать чью-либо репутацию, и уж тем более репутацию вашего покойного мужа.

– По заголовкам газетных статей этого не скажешь.

– Значит, вы неправильно интерпретируете заголовки.

Она коротко хохотнула:

– Неужели? Да ваше имя уже повторяют на каждом углу, а вам все мало. Вы хотите использовать этот процесс для того, чтобы привлечь к себе внимание публики. Неужели у вас язык повернется отрицать это? Разве есть более надежный способ завоевать голоса избирателей, чем изобличение шайки вороватых бюрократов, которые набивали карманы долларами, политыми кровью и потом рядовых налогоплательщиков? Вам одно надо – чтобы пост окружного прокурора навсегда остался за вами, или я ошибаюсь?

– Не стану отрицать, я хочу, чтобы эта должность стала моей.

– И чтобы завоевать ее, вы готовы принести в жертву ни в чем не повинного человека. – Ей было трудно дышать. В одной руке она крепко держала телефонную трубку, другая была сжата в кулак.

– Но если вы так убеждены в невиновности Уинна, то почему же не хотите замолвить за него слово? Почему не хотите помочь мне? Вспомните, я предлагал вам сделать это еще несколько недель назад.

– Я не могу помочь вам. И сказала вам об этом тоже несколько недель назад.

– Значит, не можете? – мягко переспросил Макки.

Что-то в его тоне внушало ей опасения.

– Что вы имеете в виду?

– Скажите, в вашем распоряжении есть какие-нибудь документы, записи, которые вел ваш муж и которые могли бы сейчас пролить свет на это дело? Доказать его невиновность?

Устало опустившись на ближайший стул, она потерла лоб. Вот, значит, в чем дело? Прокурор уверен, что она скрывает от следствия какие-то важные улики. А не сказать ли сейчас, что она давно уже представила бы ему любые свидетельства, если бы ей удалось найти хоть что-то? Хотя нет, ей вовсе нет нужды говорить ему, что она занималась подобными поисками. Ведь это было бы равнозначно признанию того, что она допускает возможность виновности Томаса, разве не так? Пришлось напрячь волю, чтобы стряхнуть с себя смертельную усталость. Она не желала видеть в себе даже намека на слабость.

– Скажите прямо, вы хотите, чтобы я разрешила вам порыться в личных вещах Томаса?

На другом конце провода послышался раздраженный вздох, за которым последовало отрывисто:

– Я бы не стал это так называть.

– Но вы ведь именно этого хотите?

– Ну что-то вроде этого. Да.

– Увы, придется снова огорчить вас. Ничем не могу вам помочь, мистер Макки. Переезжая сюда, я взяла с собой лишь несколько вещей, которые имеют для меня особую ценность. Все, что ему принадлежало, осталось в его доме и находится в распоряжении его детей.

– С теми вещами я уже разобрался, заметьте, в присутствии адвоката мистера Уинна. Однако ничего противозаконного не нашел.

– Вот вам и ответ на ваши обвинения! – воскликнула Кари.

– Но и ничего, что могло бы его оправдать, там не было, – твердо добавил Макки. – Вы не хуже моего знаете, что человек со столь разносторонними интересами, как у вашего покойного мужа, обычно ведет двойную бухгалтерию. Вот я и спрашиваю: у вас есть его записи, мисс Стюарт?

– Нет! – выкрикнула она. И это было сущей правдой. Потому что Томас никогда ничего не записывал: ни телефонных номеров, ни адресов, ни поручений, которые предстояло раздать подчиненным, ни вещей, которые нужно упаковать перед поездкой. Ничего. Всю информацию он держал в голове.

Устав от многозначительных намеков, Кари спросила:

– Вы в самом деле думаете, что я намеренно что-то от вас утаиваю? Или как вы это там называете…

– Препятствование отправлению правосудия.

– Так вы полагаете, мне можно предъявить подобное обвинение?

– А сами вы как думаете?

– Думаю, что нет.

– И готовы присягнуть в этом?

– Да.

После долгого молчания в трубке раздался тяжелый вздох.

– В таком случае, мисс Стюарт, именно это вам и остается сделать. Видит бог, я пытался избавить вас от необходимости появляться в суде, но вы вынуждаете меня вызвать вас в качестве свидетельницы.

– Мне нечего скрывать.

Она молила господа, чтобы Макки поскорее положил трубку. Напряженность их молчания была почти осязаема. Все было сказано, и добавить к этому было нечего. Но он, продолжая дышать в трубку, как бы давал понять, что можно было бы еще многое сказать. Наконец, пробормотав что-то неразборчивое вроде «доброй ночи», прокурор положил трубку.

Она сделала то же самое. Этот несложный, казалось, разговор лишил ее сил. Кари попыталась встать. Именно тогда и случился первый спазм.

Сидя в обнимку с бутылкой скотча, Пинки смотрел по телевизору древний фильм с Джоном Уэйном,[6] когда раздался телефонный звонок.

– Да?

– Пинки… – Женский голос был очень слаб, но он сразу же узнал его, а потому поспешно спустил ноги в полосатых носках с края журнального столика. Нечаянно зацепленная глубокая тарелка с картофельными чипсами полетела на пол.

– Кари? Что с тобой? – Ему не было нужды спрашивать, все ли с ней в порядке. Что-то определенно было не так. Оставалось только выяснить, что именно.