Безрассудная любовь - Браун Сандра - Страница 2

Действуя почти бездумно, автоматически, Кэтрин скинула халат и ночную рубашку и бросилась к гардеробу. Натягивая джинсы, она на чем свет стоит кляла Мэннингов и в особенности – Питера. Как он мог? Кто, как не он, сделал жизнь сестры несчастной, опозорил и унизил ее, оказавшись в одной машине и погибнув вместе с какой-то неизвестной женщиной? Она верила рассказам Мэри о том, что он подвергал ее и физическим оскорблениям, но неужели дело дошло до того, что теперь из-за этого Мэри родит недоношенного семимесячного младенца? Господи, помоги же ей, взмолилась Кэтрин, натягивая на себя майку и влезая в сандалии.

Даже не причесавшись и не подкрасившись, выбежала она из дома, влезла в машину и покатила к больнице. Она все время сдерживала себя, стараясь ехать медленнее, чем хотелось. Кто тогда поможет сестре, если она попадет в аварию и будет ранена или даже погибнет?

Ах, Мэри, Мэри, ну неужели ты не видела, что за тип этот Мэннинг? Неужели тебя настолько ослепила его улыбка, сверкавшая с колонок светских новостей, что ты не догадалась, насколько все это наносное, фальшивое? Питер Мэннинг, Золотой мальчик, сын одного из богатейших и влиятельнейших бизнесменов Денвера, наследник огромного банковского состояния, недвижимости, страховых компаний и многих других предприятий, к которому со временем неизбежно должно было перейти право правления всей этой империей, стал мужем Мэри около года назад.

Сейчас Кэтрин не могла с уверенностью сказать, когда именно внимание Питера привлекла ее сестра, с которой он познакомился в художественной галерее, где та работала, чтобы иметь возможность оплачивать уроки живописи.

Он был необыкновенно учтив, внимателен, потрясающе красив, изыскан и самоуверен. Он сразил нежную, наивную, доверчивую Мэри, что называется, наповал. А затем повернулся к ней спиной и оставил лежать там, где она упала.

Но почему? С самого начала их странных отношений Кэтрин не переставал мучить этот вопрос. Да, Мэри отличалась миловидностью, но ей было далеко до ослепительных красоток и знаменитостей, с которыми Питер появлялся в свете. Зачем ему понадобилась Мэри?

Кэтрин сердито засигналила мотоциклисту, который поехал, не дождавшись зеленого света. Но раздражение ее было направлено вовсе не на этого парня, а на человека, превратившего ее веселую, счастливую, всегда жизнерадостную сестру в запуганное и безмолвное существо Со дня свадьбы едва прошло несколько месяцев, и любовь Питера к жене, в которой Кэтрин всегда улавливала какие-то неискренние, фальшиво-преувеличенные нотки, сменилась совсем другим отношением Потрясенная Кэтрин выслушивала от заплаканной Мэри одну ужасную историю за другой Физические и моральные оскорбления стали обычным делом Питера приводила в ярость беременность жены – и это несмотря на клятвенные уверения Мэри, что однажды он фактически изнасиловал ее, даже не дав принять мер предосторожности. Супружеская жизнь превратилась в настоящий кошмар Но перед окружающими Питер рисовал совсем иную картину – полного супружеского счастья В обществе родителей или друзей по загородному клубу он так и излучал любовь и преданность Мэри Это лицемерие могло бы показаться смешным если б на деле все не обстояло столь печально Кэтрин подъехала ко входу в отделение «Скорой помощи» и с облегчением заметила свободное место для парковки прямо у дверей Заперла машину и вбежала в ярко освещенный вестибюль, а через минуту услышала завывание сирены «скорой».

Они с врачом Мэри стояли в вестибюле, когда стеклянные автоматические двери раздвинулись и санитары вкатили каталку. Увидев лицо сестры, Кэтрин ахнула и тут же прикрыла рот ладошкой. Глаза Мэри были открыты, но смотрели в никуда, похоже, она не узнавала сестры. И санитары быстро провезли ее мимо Кэтрин в одну из приемных После быстрого обследования Мэри отвезли в родильную, где через тридцать минут она родила недоношенного ребенка, девочку. На лице врача, бесшумно вышедшего в коридор навстречу Кэтрин в своих хирургических тапочках на резиновой подошве, застыло озабоченное выражение.

– Состояние крайне тяжелое, мисс Эдамс. Не думаю, что она переживет эту ночь… – Кэтрин прислонилась к стене и молча смотрела на него, прижав побелевший кулак к искусанным губам. Зеленые глаза заволокло слезами, затем они покатились по бледно-абрикосовым щекам. Они ползли по лицу, увлажняя пряди медово-золотистых волос, выбившиеся из прически. – Простите за откровенность, но, полагаю, вы заслужили право знать. Она потеряла очень много крови еще до того, как попала к нам, хотя мы и сделали ей переливание… – Врач умолк, какое-то время изучающе смотрел на Кэтрин, затем мягко добавил:

– Вообще беременность протекала не совсем благополучно. Ее состояние и раньше вызывало у меня тревогу… Да, я знаю, что произошло сегодня, и мне крайне жаль мистера Мэннинга. Мне кажется, Мэри просто не хотела больше жить… – сочувственно добавил он.

Кэтрин тупо кивнула. Врач уже повернулся, чтобы идти, но тут она, схватив его за рукав, хрипло спросила:

– А ребенок?

На лице его возникло некое подобие улыбки:

– Девочка. Совсем крошечная, четыре фунта. Но полностью сформировалась. Думаю, у нее есть шанс.

Мэри умерла на рассвете. Незадолго до этого, в один из моментов просветления, она спросила о Кэтрин.

– Лист бумаги… – еле слышно прошептала она сестре.

– Бумаги? – удивленно переспросила Кэтрин. Неужели Мэри не понимает, что пробил час их прощания?

– Да, пожалуйста, Кэтрин… Скорее… – Слова с трудом слетали с губ.

Кэтрин в отчаянии оглядела палату в поисках бумаги, затем нашла в маленькой ванной бумажное полотенце.

– Ручку, – прохрипела Мэри.

Кэтрин выхватила ручку из сумочки и с изумлением наблюдала, как ее слабеющая с каждой секундой сестра нетвердой рукой нацарапала несколько строк. Закончив, Мэри поставила внизу свою подпись.

Затем, совершенно обессиленная, она откинулась на подушки. От напряжения лицо ее побелело, на лбу выступили капельки пота. Губы были синие. Под глазами залегли темные круги, но взгляд сиял умиротворенным светом и был куда более живым, чем за все то время, что она состояла в браке. Внезапно Кэтрин узнала в этой угасающей оболочке ту, прежнюю Мэри, и ей захотелось разрыдаться.

Мэри была такой светловолосой и голубоглазой. Кожа нежная, чистая, розовая. Глаза светились, а пухлые, как у херувима, губки всегда были готовы сложиться в веселую улыбку. Она была ниже ростом и полнее своей стройной и гибкой сестры и страшно сокрушалась по поводу каждой лишней калории – вплоть до последнего времени, когда аппетит у нее начисто пропал. Некогда звонкий голосок, превратившийся теперь в задыхающийся шепот, вывел Кэтрин из задумчивости.

– Кэтрин, назови ее Эллисон. Не позволяй им забрать ее… Они не должны… ее заполучить. – Белые, словно мел, пальцы, впились Кэтрин в запястье. – Увези ее отсюда. И скажи… скажи, я очень ее люблю… – Она закрыла глаза и тяжело, часто задышала. А когда глаза открылись вновь, они были словно затянуты туманной мечтательной пленкой. Но в них светились мир и покой. – Эллисон… такое красивое имя. Тебе не кажется, Кэтрин?

Похороны супругов состоялись два дня спустя, превратившись в настоящий спектакль. Ненасытное пристрастие публики к скандалам подогревали бойкие репортеры, старавшиеся переплюнуть один другого в сочинении наиболее сенсационной истории. Девушка, погибшая вместе с Питером, оказалась семнадцатилетней выпускницей средней школы. В момент аварии тело ее было едва прикрыто одеждой. Преждевременное появление на свет Эллисон и смерть Мэри лишь добавляли остроты всем этим скандальным репортажам.

Горе Кэтрин было безмерно. Питер скончался на месте, у него оказались сломаны шейные позвонки, а на теле – ни единой царапины. Кэтрин казалось это несправедливым, особенно когда она вспоминала искаженное мукой лицо сестры, чья невинная красота поблекла, а затем и вовсе увяла после перенесенных ею за месяцы супружества страданий. Нет, это просто нечестно, несправедливо!